Ничего личного

Отворачиваюсь от брюнетки и вижу Нику, которая появляется на горизонте в гордом одиночестве. Пока смотрю, как она идет ко мне под перекрестными взглядами парней, ощущаю необъяснимое беспокойство. Должно быть, ее давнее похищение и то, что все мы пережили пытаясь ее найти, играет со мной злую шутку, потому что сейчас мне хочется спрятать ее ото всех и быть уверенным, что она в безопасности.

– Марина остается, - говорит Ника смущенно, останавливаясь в метре от меня.
– Она друга встретила.

Час от часу не легче.

– Тогда пошли?
– спрашиваю я.

Она молча кивает, и в приглушенном свете ламп мне кажется, что ее щеки покрывает смущенный девичий румянец.

Я пропускаю Нику вперед, наблюдая, как соблазнительно покачиваются ее бедра, обтянутые тонким черным шелком. Интересно, что будет если я положу ладони на эти бедра и сожму...

Едва не стону от досады. Твою мать, Платов, соберись. О чем ты только думаешь?

Потираю переносицу, стараясь вернуть самоконтроль, и заставляю себя перевести взгляд повыше, но взгляд останавливается на голой спине, в совершенно провокационной манере пересеченной черными бретелями. А еще я замечаю маленькую родинку на левом плече, которая при ходьбе то скрывается под лямкой, то призывно обнажается.

Уму непостижимо, когда сестренка Кирилла успела превратиться в соблазнительную амазонку? Нет, она всегда была хорошенькой, но сейчас откровенно расцвела. Не зря же мужики головы сворачивают, глазея, как она идет мимо.

Подавляю раздражение, заставляя себя сосредоточиться на дороге. Все-таки хорошо, что хрупкие блондинки совершенно не в моем вкусе.

Возле выхода на улицу толпится народ. В последний момент замечаю, как какой-то молодчик вываливается из двери и нетвердой походкой движется прямо на Нику. Непроизвольно делаю выпад вперед, мои руки смыкаются вокруг тонкой талии. От резкого движения девушка теряет равновесие, и в следующий момент я ощущаю каждый соблазнительный изгиб хрупкой девичьей фигуры, которая оказывается прижатой ко мне. Нежный тропический запах ударяет мне в ноздри, будоража нервные окончания, теплая гладкая кожа жжет ладонь, призывая сжать ее крепче. Кровь вскипает, устремляясь одновременно в голову и пах.

Парень проходит мимо, не задев Нику, зато она через плечо смотрит на меня в замешательстве.

– Извини, - говорю я, прочищая горло. – Не хотел, чтобы тебя задели.

Она сосредоточенно хмурит брови, словно раздумывает о чем-то, потом кивает.

– Отпустишь?
– спрашивает робко.

Идиот. Расслабляю захват рук и позволяю Нике выскользнуть. И сам тоже делаю шаг назад.

Мы выходим на улицу, и я призываю себя успокоиться и держаться от Ники подальше. Это не девчонка, а бомба замедленного действия какая-то. Где были глаза Кирилла, когда он доверял присмотр за ней мне?

– Ты на такси?
– интересуется Ника.
– Я на машине, но я коктейль выпила. Планировала ее до завтра здесь оставить, но ты можешь сесть за руль, если хочешь.

– Моя машина припаркована в соседнем ряду от твоей, - говорю снисходительно, указывая рукой направление.

Внезапно в поле моего зрения попадает черный Audi с номерами, идентичными тем, что указал в своем отчете телохранитель Ники. Я резко останавливаюсь и еще раз внимательно смотрю на комбинацию букв и чисел.

Твою мать.

Несмотря на то, что в машине никого нет, я ощущаю, как грудь сковывает паршивое предчувствие.

– Что случилось?
– спрашивает Ника, заметив, что я остановился.

– Ничего, - делаю попытку улыбнуться.
– Пойдем.

Едва мы подходим к Гелендвагену, я с брелока завожу мотор и открываю для девушки дверь. Проследив за тем, как она грациозно забирается внутрь, говорю:

– Посиди пару минут, я сейчас вернусь.

Возвращаюсь к Audi и достаю телефон, чтобы перебросится новостями с телохранителем:

– Та же черная тачка у клуба, - сразу перехожу к делу.
– Я хочу знать, кто на ней ездит как можно скорее. Сегодня о Нике я позабочусь. Проследи за Audi и ее хозяином. Инфу по ним можешь присылать в любое время.

– Принял.

Когда я сажусь на водительское сидение рядом с Никой, она с каким-то мрачным любопытством разглядывает меня.

– Что-то все же случилось? – спрашивает она осторожно. – Если тебе неудобно, или ты передумал насчет ужина…

– Я не передумал, - не даю ей закончить фразу.
– Поужинаем у меня.

От удивления большие голубые глаза Ники становятся огромными. Несколько секунд она в недоумении смотрит на меня, потом вдруг широко улыбается, отчего на ее щеках появляются симпатичные ямочки. Тихий вибрирующий смех заполняет салон. Я вынужден признать, что мне нравится, как он звучит – искренне и без жеманства, и отчего-то хочется, чтобы она смеялась чаще.

– Что? – интересуюсь я.

– Извини, - она лукаво морщит нос.
– Это личное. Значит, поужинаем у тебя?

– Да, - я достаю телефон с зависшим заказом в Delivery, который бросил оформлять, решив лично наведаться в клуб, и протягиваю его Нике.
– Вот, добавь, что хочешь.

Все еще улыбаясь, она берет у меня из рук телефон. На одно короткое мгновение наши пальцы соприкасаются. Ника шумно вздыхает, ее взволнованный взгляд находит мой.

– Спасибо, - едва слышно произносит она, проведя кончиком языка по нижней губе.

От этого соблазнительного жеста по моему телу бежит огонь, опаляющий низ живота и пах.

Смотрю на Нику так, словно впервые вижу. Несмотря на то, что внешне она осталась той же – с изящными чертами лица, редкойроссыпью бледных веснушек на носу и фарфоровой кожей, в ее облике появилось что-то новое. Едва уловимое нечто, заставившее меня по-новому взглянуть на нее. И совершенно по-новому реагировать.

– Рекомендую взять стейк, - говорю неловко.
– Они его отлично готовят.

Ника кивает и переводит взгляд на экран телефона, а я приказываю себе успокоиться и сосредоточить внимание на дороге.

6

Ника

Я с Димой еду по ночной Москве. Низко урчит мотор мощного автомобиля. Радио болтает чепуху. Тонко пахнет кожаным салоном и терпким древесным ароматом, который всегда сопровождает Платова. А у меня в животе порхают бабочки. Если это сон, то просыпаться я не хочу.

Хотя, какой сон? Кожа в том месте, где каких-то десять минут назад Дима касался моей обнаженной спины, до сих пор пылает – не удивлюсь, если отпечатки его пальцев останутся на пояснице навечно, а от воспоминаний о том, как тесно соприкасались наши тела, меня прошибает дрожь.

– Холодно? – спрашивает он, убавляя обдув климат-контроля.

– Спасибо, - отзываюсь тихо, пряча глаза.

Мне, разумеется, не холодно, но я предпочитаю солгать. Не могу же я заявить, что дрожу от воспоминаний о его близости.