Ничего личного!

Тимур с заинтересованным лицом ходил за мной по комнатам.

– Вот эта лестница – украшение дома, я решила разместить в нише между цокольным и первым этажом фреску. Это будет грандиозное трехметровое панно. Сюжет я себе вполне представляю, нужно только договориться и решить все с заказом. Перед ним мы ставим вот эти великолепные кресла и инкрустированный столик.

Я похвалила его за устроенные в стенах ниши, где можно красиво расставить вазы или повесить картины.

– Кстати, Тимур, куда подевались картины из столовой, я их прекрасно помню. Там еще был натюрморт с фазаном на кухонном столе? Или ты и их отдал вместе с лишней мебелью? И где великолепный фарфор из горок?

Тимур отрицательно покачал головой:

– Конечно, их перед ремонтом упаковали и сложили в ящиках внизу. Там, в бильярдной, все заставлено. Попросишь ребят, они тебе все поднимут. Там и люстры, но, боюсь, они тебе не понравятся. Смело можешь заменять их.

Он просительно глянул на меня:

– Если картина с фазаном не оскорбляет твой художественный вкус, я хотел бы видеть ее в столовой.

Я кивнула:

– Картины сохраню, а со светильниками, ты прав, придется расстаться. Вот о столовой давай поговорим отдельно. В заказанной для столовой мебели предусмотрена дивной красоты барная стойка, ее нужно дополнительно монтировать, давай посмотрим, где ты хотел бы ее видеть.

Тимур вошел в столовую, сунул руки в карманы и повернулся ко мне:

– А знаешь, есть своя прелесть в том, чтобы указывать, где и что будет стоять. Я теперь как-то лучше понимаю своих клиентов.

Мы уже решили все вопросы, а Николая все не было.

Я вспомнила об обнаруженной мансарде, и потащила Тимура туда.

Эта комната была расположена под самой крышей, и никогда не использовалась. А мне понравились ее скошенные потолки и необычная конфигурация окон. Мне хотелось добиться от Тимура разрешения обставить ее. Я представила ее в стиле «маракеш» – яркую, полную игры света разноцветных светильников, с подушками из дорогих сложных тканей, с расписанными райскими птицами и невиданными растениями стенами…

– Понимаешь, когда Вероника приедет сюда в следующий раз, ей может понадобиться своя гостиная, и вот она, в готовом виде!

Тимур задумчиво посмотрел на сложную геометрию стен и потолка, недоверчиво покрутил головой.

– Знаешь, тебе лучше знать. Раньше здесь отец хранил свои охотничьи припасы, а потом оборудовал себе охотничью комнату внизу, рядом с бильярдной. И сюда вообще дверь закрыли. Но если тебе нравится…

Я так энергично закивала, что он засмеялся. С недоверием всмотрелся в мое лицо:

– Слушай, я в последнее время не узнаю тебя. Раньше ты была молодой доверчивой девушкой и напоминала мне птичку, которая когда-то была у меня в детстве. Протяни руку – и ты уже на ладони. Было просто немыслимо обидеть или грубо обойтись с тобой. Потом я увидел тебя совсем другой, бескомпромиссной и решительной, с очень несовременным чувством собственного достоинства. А сегодня ты опять новая.

– Ну и какой же я нравлюсь тебе больше?

Он немедленно ответил:

– Всякой.

Тимур обернулся ко мне, его руки оказались на моей талии и лицо совсем рядом с моим…

От двери раздалось покашливание Николая. Тимур оглянулся на него, вздохнул и выпустил меня.

– Привет. Вот, приехал глянуть, как у вас дела.

Я оставила их и спустилась в кухню. Из окна я наблюдала, как Тимур с Николаем подошли к его машине.

Я вылетела из дома со свертками в руках.

– Ты хотел уехать, даже не простившись?

Тимур покачал головой, достал из багажного отделения какие-то металлические штуки:

– Привез твой заказ.

Я присмотрелась и увидела, что это крючья для подвесных ящиков с цветами.

– Вот спасибо тебе!

– А что это за свертки? – полюбопытствовал он.

– Это я тебе еду на ужин передаю. Салат и зразы. Разогреешь дома в микроволновке. А то опять будешь всухомятку бутерброды с пивом есть.

Николай заулыбался, скосил глаза на Тимура и многозначительно подмигнул мне. Я покраснела. Наверное, Тимур ему наговорил чего-нибудь!

Тимур заглянул к тете Кате, помаялся еще немного возле меня, выпил кофе. Потом все-таки сел в машину и уехал.

Позже, к вечеру, ребята, откомандированные Николаем мне в помощь, подняли наверх, в столовую, ящики с посудой и картинами. Я начала их распаковывать, расставляя вдоль свободных стен картины, вазы и всякие красивые безделушки.

Вскоре пришла тетя Катя. Присмотрелась к тому, что я делаю, и взялась помогать. Она, наверное, была очень дружна с сестрой, потому что помнила историю всех вещей и картин.

– Вот эту шкатулку Лена привезла из Индии, и мне подарила такую же. Вообще у нее было много красивых медных изделий. А еще есть совершенно потрясающей красоты слон, вырезанный из кости: это боевое животное, в агрессивной динамичной позе, передние ноги подняты в воздух, уши разлетаются. Но самым главным в этой фигурке всегда были глаза, мастер так вырезал их, что его маленькие, злобные глазки источали истинную злобу и неуправляемую жестокость. Вячеслав привез эту фигурку Елене, сказал, что просто не смог пройти мимо.

Она погладила рукой фигурку карикатурно широкобедрой и пышногрудой индийской красавицы из полированного дерева.

– А вот эту красоту он привез ей, когда Лена была беременна. Сказал, что если гладить ее живот постоянно, она способствует рождению детей. Но, видимо, это не совсем так. Во всяком случае, кроме Тимура, детей у них не было.

Я осторожно погладила живот фигурки, и грустно задумалась, вспомнила маму и свое обещание насчет внуков.

Я не удержалась и спросила:

– Тетя Катя, а вы были замужем?

Она подняла ко мне все еще очень красивое лицо и сказала:

– Я много лет любила мужчину, который был безнадежно и прочно женат. Потом он умер, но и скорбь по нему прочно принадлежала его вдове. О себе я твердо знала, что никого больше полюбить не смогу, а рожать детей от нелюбимого – преступно. Вот так и осталась одна. Но я не жалею ни о чем: я любила, и была любима. У нас было так немного счастливых дней, но я их помню все до одного. А домашним теплом я отогревалась в семье сестры. Вот уж кому в браке повезло, так это Елене. Слава был намного старше ее, почти на 20 лет, но это не мешало им по-настоящему любить друг друга. А уж каким он был отцом! Тим просто обожал отца, и его смерть стала для него огромным ударом. Мне кажется, он и сейчас помнит отца. Он не дал ничего менять в его кабинете, хочет, чтобы там все осталось, как при жизни отца. На шахматном столике в кабинете начатая, но неоконченная партия в шахматы, книги на полках стоят в том порядке, как держал их Слава.

Она раскрыла очередную коробку:

– А это фарфор, Лена привезла его из Германии, еще в социалистические годы. Тогда все везли оттуда сервизы с мадоннами и ангелочками, но Лена всегда отличалась хорошим вкусом, ее посуда и сегодня хорошо выглядит.

Мы перетерли и расставили посуду в нарядную итальянскую горку.

Тетя Катя, раскрыв небольшую коробку, замерла над ней. Я заглянула внутрь: там была красивая настольная лампа с фарфоровым абажуром, расписанным видами красивого европейского городка.