Ничего неизменного

Не бояться.

Берана и не боялась. Она так запыхалась, пока поднялась наверх, что даже перестала различать, где уголек решения, а где — обычная боль в легких, какая бывает, если долго бежать. Но пока Берана старалась отдышаться, наклонившись, упершись ладонями в колени, появилась сеньора Шиаюн. И с ее появлением усталость как рукой сняло.

— Я хочу сделать Занозу живым! — выпалила Берана, забыв даже поздороваться. — Я очень… его надо спасти. Виолет убивает его, сеньора Шиаюн! Она его уже почти убила!

— Девочка моя, но он ведь и так мертвый, этот твой вампир. Его нельзя убить, — улыбка сеньоры Шиаюн не изменилась, но голос — голос дрогнул. Ей совсем не понравилось то, что сказала Берана. Значит, способ все-таки есть. Сеньора Шиаюн будет говорить, что нет, что невозможно оживить неживое. Она так будет говорить потому, что способ — опасный. Но она сама проговорилась когда-то, и эти слова взять назад невозможно.

— Он изменился, сеньора Шиаюн. Вы же знаете, о чем я говорю! Я вам все рассказывала. Если бы не вы, я бы так и не поняла, что с ним.

Это было бы очень плохо, куда больнее, чем сейчас — видеть, как Заноза умирает, но не понимать, что это смерть. Что бы она думала? Что он стал плохим. Или даже — что он и был плохим, был мертвым, просто притворялся живым и настоящим. Она переживала бы о себе, вместо того, чтоб спасать его. Сеньор Мартин говорил, что очень часто любовь именно так и заканчивается — оба думают о себе, жалеют себя, вместо того, чтобы спасать любимого. Страшная ошибка.

Берана ее не совершит.

— Нет, — сказала сеньора Шиаюн, — нет. И не проси. Ни один вампир не стоит твоего сердца.

— Сердца? — оно тут же напомнило о себе, сильно-сильно забившись. И мурашки побежали по коже. Неужели это страх? Но как же тогда: не отступать, не сдаваться и не бояться? — Я что, потеряю сердце? Или чтобы кого-то оживить, кому-то нужно умереть? Но даже если так, сеньора Шиаюн, я согласна.

— Значит, ты уже отдала ему сердце, — в голосе сеньоры Шиаюн была такая печаль, что у Бераны ни с того, ни с сего тоже подступили слезы к глазам. — Девочка, девочка, как же ты быстро повзрослела. Послушай меня и, может быть, ты все-таки передумаешь. Чтобы сделать мертвого живым, его нужно любить.

— Я… наверное нет, — плакать мгновенно расхотелось, зато Берана почувствовала, что краснеет, — мы даже… мы всего два раза целовались. И… он сказал, что это для моей психики… — все, теперь она и краснеть перестала. Снова разозлилась. Да как сильно! — я его вообще ненавижу, он придурок, они все придурки, все парни, но этот из всех — самый-самый! Ненависть тоже подойдет, сеньора Шиаюн, я вам точно говорю. Она сильнее.

— И все равно ребенок, — сеньора Шиаюн покачала головой, печально улыбаясь. — Еще, Берана, нужно отдать ему свое сердце. По-настоящему. Я могу взять его, — она показала открытую ладонь, — взять твою любовь… или ненависть, если ты настаиваешь на том, что это ненависть, взять твою способность чувствовать, взять все, что делает тебя живой. Это и есть твое сердце. И оно станет чем-нибудь материальным, чем-то очень красивым, что ты сможешь подарить своему вампиру. Твое сердце, твои чувства, твоя любовь — в тебе много жизни, так много, что хватит вам обоим. Но подумай, как нелегко жить, когда на двоих одно сердце. И, Берана, превращать его в подарок — это очень, очень больно.

Одно сердце на двоих? Завороженная этими словами, Берана отмахнулась от всего, что сеньора Шиаюн сказала про боль. Одно сердце. Это означает — всегда быть вместе. Означает — чувствовать то, что чувствует другой, понимать друг друга без слов, прощать ошибки, потому что знаешь их причины, радоваться победам — потому что знаешь, как трудно они дались. И никогда друг от друга не уставать, никогда не сердиться, никогда не обижаться — ведь невозможно обижаться, когда знаешь, что тебя не хотели обидеть. И как можно захотеть обидеть того, кто ближе всех? Так жить нелегко? Конечно! Но жить не так — вообще нельзя. Все люди мечтают об этом. И у некоторых получается. Без волшебства, без чар, просто благодаря любви.

Но с Занозой ничего не бывает просто. Какое же счастье, что есть сеньора Шиаюн! И что ее можно — нужно! — уговорить помочь.

— Пожалуйста, — сказала Берана. — Пожалуйста-пожалуйста! Спасите его, сеньора Шиаюн! Он же не виноват, что дурак!

Глава 12

Нечего больше бояться, не над чем и смеяться,

не в чем клясться и нечему удивляться.

Нечего здесь тебе дать ему,

перед тем как пойти на слом,

кроме очередного

набора

слов.

Екатерина Михайлова

Заноза с вечера, с самого заката, был тих и задумчив. Не захотел охотиться и даже не воевал с Мухтаром за «фрисби», когда Хасан вывел их погулять в парк. Пес пришел в такое недоумение, что отдал «фрисби» без боя, а под конец прогулки притащил Занозе свою любимую игрушку — изгрызенный бычий мосол, с которым не расставался всю последнюю неделю. Растрогал до чрезвычайности, но из задумчивости не вывел.

До «Крепости», впрочем, добрались в нормальном режиме — нечеловеческом, смертельно-опасном и предельно эгоистичном. Значит, с головой у Занозы все было как обычно, просто ему удалось занять мозг настолько, что снизилась двигательная активность. Редкий случай. Редкая удача. Хасан привык к тому, что Заноза ведет себя, как объевшаяся амфетаминами белка, и давно не пытался его утихомирить, но это не значит, что он не отдыхал, когда мальчик становился тихим и думал больше, чем говорил.

Заноза всегда много думает, но он часто делает это вслух, а от выстраивающихся в его голове логических цепочек здоровый мозг может вывернуться наизнанку.

К себе он не пошел, взял ноутбук и явился к Хасану, даже не потрудившись хоть как-то прокомментировать свое появление, хотя бы сказать, что намерен сегодня поработать здесь. С самого начала службы в «Крепости», он притащил сюда, в кабинет Хасана, кресло и небольшой столик. Заявил, что это будет его угол, потому что ему бывает очень одиноко и нужна компания. С появлением Мухтара, который, когда Занозе становилось одиноко, устраивался не под столом у Хасана, а посреди кабинета, чтобы быть на одинаковом расстоянии от обоих хозяев, в помещении стало тесновато. Тут ведь еще и клиенты бывали. Но, надо признать, что и Заноза, и Мухтар действовали на незнакомцев положительно.

В «Крепость» никогда не приходили те, кому нечего скрывать. И почти всегда скрывать пытались именно ту информацию, без которой нельзя было успешно решить проблему. Мухтар же одним своим видом пугал до оторопи, заготовленные формулировки вылетали из памяти и клиенты, хоть люди, хоть нелюди, выбалтывали правду. А Заноза вызывал такое расположение, что правду начинали говорить просто, чтобы сделать ему приятное. Нехорошо обманывать такого обаятельного парня, даже если он сидит, уткнувшись в ноутбук, и почти не обращает на тебя внимания.

Последние пару суток они работали, в основном, над обеспечением безопасного выезда одного очень ушлого дипломата из одной слишком гостеприимной страны. Поначалу казалось, что туда придется отправлять боевую группу, но цепочка полезных знакомств оказалась достаточно длинной, чтобы дипломат смог миновать человеческие кордоны и уйти от преследования фей. Сейчас Заноза убедился, что их подопечный благополучно покинул нейтральный аэропорт, летит над Тихим океаном, и должен долететь нормально. Если только не случится чего-нибудь, что порой случается с самолетами независимо от людей и фейри. В любом случае, дипломат человеком не был, и если не сгорит в самолете, то уж из океана как-нибудь выберется, о чем Заноза оптимистично и доложил. И без всякого перехода поинтересовался: