Ничего
Шрифт:
Кролик Слон вознамерился добраться до профессора Крысюка, выложить ему все омерзительные затеи мистера Жжуть, и посмотреть, что тогда профессор выдумает. На то ему, извините, и голова учёная дана.
– Сука ты Слоник! – услышал он ещё раз приятельскую укоризну, когда сворачивал на тропинку, ведущую к домику профессора Крысюка, но только понимающе вздохнул.
III
Неужели вы ничего не слышали о профессоре Крысюке? Неужели имя этого достославного мужа сравнимо для вас с пустым трезвоном, испускаемым цепями и крюками на заброшенной живодёрне?.. Да, я понимаю, все эти бесконечные учёные разглагольствования и споры – такая скукотища, что зевать хочется, и век бы их не слышать. Ментальная настырность какого-нибудь
Профессор Крысюк – это величайший энциклопедический ум нашей сварливой эпохи. Профессор всю жизнь провёл в такой многополюсной научной чехарде, что гнаться за ним не имело ни смысла, ни удовольствия. Именно он изобрёл квадратное колесо, штаны для четырёх лап и хвоста, электрический стул с кондиционером, синтетический подсластитель сукразит, насадку №5 с уретральным плагом для трусиков. Установил выдачу заработанной платы в виде получки и аванса, предвидел перемещение понятия личного эго в обусловленность безличного домкрата, раз и навсегда уяснил, что сила трения по голове прямо пропорциональна силе давления в мозгах, придумал астрологические гороскопы на неделю и сочинил тесты на IQ, смастерил ручной тормоз для скачущей лошади, написал парочку новых притч Соломона, рассчитал, как и сколько следует плакать по ночам от неразделённой любви. Он является почётным членом всех Академий Наук и Университетов по всему миру. В его честь окрестили целую группу беспозвоночных парнокопытных членистоногих, которых, правду сказать, никто, кроме профессора, не разглядел. Его именем назван один из элементов химического табеля о рангах Менделеева. На домике, где он проживает, добрые люди загодя повесили мемориальную табличку, уведомляющую о всех достоинствах знаменитого гражданина.
В эти дни профессор Крысюк практически безвылазно находился в своей домашней научно-исследовательской лаборатории, торопливо изобретая устройство ЧТОБ ХОРОШЕНЬКО ШАНДАРАХНУТЬ. Неприятная спешка была вызвана тем фактом, что заказчиками устройства выступали заклятые арапские шейхи и им не терпелось ХОРОШЕНЬКО ШАНДАРАХНУТЬ прямо сейчас. Они общались с профессором по телепатической связи – возможно, по детской наивности, перепутывая вежливость со сквернословием – и требовали убедительных результатов.
– Не случалось такого, чтоб профессор кого-нибудь обманул или кому-нибудь не помог! – с торжественной суровостью извещал шейхов профессор Крысюк. – Профессор может малость заморочиться, но его нужно понять. Вас много, а профессор один.
– Нам надо быстро, ёптысь… быстренько… – заговорщицки требовали шейхи, показывая, как у них чешутся руки.
– Да куда уж быстрей!..
Профессор Крысюк – брюхатенький живчик, передвигающийся на тощих задних лапах, завсегда готовых отчебучить что-нибудь этакое – и сам был не против довести своё изобретение до конца. На его мудрой мордочке неожиданно обнаружился взгляд старика, который проснулся ранним утром и почувствовал себя вечно молодым и вечно пьяным. Профессор был одет в жёсткие брезентовые шорты и жилетку со множеством карманов, ни один из которых не пустовал. Ножницы, пассатижи, таблетки анальгина, спички, чайные пакетики, мебельные крепежи, серверные SSD и бумажки с записями кулинарных рецептов и новогодних застольных тостов – чего только не обреталась в карманах жилетки профессора.
– Быстренько, быстренько! – шлёпал себя по ляжкам профессор Крысюк, как бы придавая игристого запала. – Взяли штучку – раз-два – туда отнесли, сюда принесли – три-четыре – взяли да положили!.. быстренько, быстренько!..
Добрая служанка профессора – сутуловатая, изумительно длинноносая и мордатая, рыжешёрстая когда-то девица (напрочь облысевшая от систематически неудачных лабораторных опытов) – устало носилась из угла в угол, привычно ворчала, сшибала подолом пятнистого халата лабораторные колбочки и скляночки, тут же сметала осколки на совок, окрысивалась парочкой недобрых слов и выбрасывала
мусор за окошко.– Раз и два – взяли штучку! три-четыре – привинтили! оп – туда, оп – сюда! сели – встали! сели – встали!.. – руководил изобретательной работой профессор.
Под окошком бурно разрасталась морковка-марихуаночка, подставляя пышные, вычурно изрезанные листья солнечному свету, словно намереваясь захлебнуться свежераспечатанным днём. Растение это, селекционным методом выведенное самим профессором Крысюком, имело когда-то большую популярность. Возле грядок толпились застенчиво-внимательные граждане с широким личным мнением по поводу диковинного растения и с однозначным капризным унынием в глазах. Однако никто не решался собрать, высушить и выкурить морковку-марихуаночку. Ходили слухи про мышонка Нетбрюха, надкусившего свежий лепесточек чудо-растения, и про его последующее возлетание на седьмое небо. Рассказывали, что перед возлетанием, мышонок около часа носился по улицам города в виде длинной ошалелой закобяки и выкрикивал что-то про чрезвычайную работу пищевого тракта. Впрочем, с самого седьмого неба ни подтверждения, ни опровержения случившемуся не последовало. И у любопытствующих граждан интерес к растению иссяк сам собой.
– Тьфу ты, тьфу ты, пакость! – обычно настолько решительно высказывалась об морковке-марихуаночке служанка профессора Крысюка, будучи девицей прилично воспитанной и морально устойчивой.
Именно ей приходилось неоднократно набивать высушенными листьями трубочку профессора и затем наблюдать, как тот, выкуривши и насладившись хитрым табачком, долго и неподвижно сидел в кресле, похихикивая дурковатыми ля-бемолями и внимательно разглядывая бурление внутренних наваристых компотов. Своего хозяина служанка любила не больше, чем всех прежних своих хозяев – естественно-послушной нежной любовью, которая не мешала ей ворчать, бурчать и удручаться.
– Быстренько, быстренько, голубушка, шевелитесь, левой-правой, хвать-похвать! – сегодня профессор чересчур активно двигался, заставляя с удовольствием покачиваться лабораторные шкафы и столы. – Та-ра-ра-бумбия… сижу на тумбе я… А принесите-ка мне срочно щепотку нитроглицерина… осторожно, скляночку не разбейте… блямц??. с кем не бывает, голубушка, разбили – не расстраивайтесь, купим новую… соберите стёкла и подотрите пол тряпкой… а лучше вымойте-ка тут всё, да так чтоб сверкало и блестело!..
– Это опять за водой к колодцу бежать? – недовольно зыркнула на профессора служанка, стараясь ногой загрести осколки под диван. – У меня руки, чай, не казённые. Устала я за водой туда-сюда бегать.
– Устала? – весело сверкнул глазами профессор, разъерихорился и пропел игривую частушку:
Из колодца вода льётся,
Льётся волноватая.
Милый выпьет, подярётся,
А я виноватая.
– Ох, неугомонный. – служанка неохотно взяла ведро с остатками воды, покачала его, убеждаясь, что вода непременно кончится очень скоро, и категорически поставила на место. – Давайте я вам завтра полы вымою и чистоту наведу. Давайте даже послезавтра.
– Знаю я ваше послезавтра, это у вас сказка-неотвязка такая про послезавтра. – весело гаркнул профессор. – Вам бы не лениться надо, голубушка, а пошевеливаться!.. Если б вы шевелились почаще, то такую бы задницу не отрастили… с такой задницей, поди-ка, и за мужичками бегать неудобно, с бетономешалкой-то этакой… раз-два, раз-два, сюда – столярный клей, туда – колбочку… не уроните… не глотайте… не дышите… не дышите… не дыш…
Распыхтевшаяся служанка, пролетая через коридор, мельком высмотрела себя в зеркале и осталась удовлетворённой своей задницей, да и собой в целом. Уж лучше быть чуть полненькой, чуть шире к низу – даже так сказать: быть пухленькой! – чем быть чёртовым торопыгой-профессором, идиотским нетерпякой, и: «хосподи-прости, лучше помолчу про его облезлую задницу»!
– А теперь тащите сюда килограмм нашего любимого изотопа. – потребовал профессор, приняв позу человека, решительно готового всегда и ко всему.