Ничто человеческое...

Но до чего же нестабильна подлинная действительность сегодняшнего западного мира! Университетские реформы и студенческие волнения, может быть, самые колоритные символы этой нестабильности…

Для того чтобы нормально развиваться — социально, экономически и нравственно, — общество должно трезво уяснить основные и лучшие черты «человеческой личности», которые не только сегодня, но и завтра окажутся самыми оптимальными и перспективными.

…А в Амбуаз, где мы увидели старую чету, напомнившую героев мопассановского рассказа, мы попали, потому что поехали в маленькие города в поисках тех бывших воспитанников Сорбонны и Эколь Нормаль, с которыми я общался шесть лет назад. Франсуаза Д. устроилась в маленьком городе учительницей лицея, она мечтает о Париже и ездит туда два раза в неделю (у нее в лицее немного часов), четыре часа туда, четыре обратно. Она дорожит и этим местом, потому что она «славистка», а сегодня на пять вакансий учителей-славистов сто кандидатов.

Но мечтает она о Париже, потому что любит музыку и тоскует без парижской консерватории. К современности она относится иронично. Она любит композиторов-романтиков XIX века, задумала большую работу о Мандельштаме.

Высшие цели ее жизни — Париж, консерватория, интересная работа, путешествия.

— Замуж не вышли?

— Боже меня сохрани!

— О детях не думаете?

— О нет…

Во Франции сегодня популярна озорная песенка, в которой повествуется о том, что никто в мире не умеет так любить, как французы, и никто в мире не рожает так мало детей, как французы…

…Когда мы рано утром уезжали из амбуазского отеля госпожи Море, по соседству за столиком в пустынном по-утреннему ресторане беседовали четверо молодых — две пары. Он и она. Она и он.

То, что я услышал невольно, заставило опять подумать о странностях жизни.

— Ну, до чего же не хочется в Париж, — говорила одна.

— Никогда бы его не видеть, — согласилась вторая.

— Легче, кажется, в могилу, чем туда, — сумрачно добавил один из молодых людей.

— Давайте хоть сейчас не думать о Париже, будто его нет, — подал идею его товарищ.

Мы одновременно поднялись, рассчитались с госпожой Море, вышли. Четверо молодых людей нехотя, будто на казнь, направились к «мерседесу».

Эпилог

…Первое, что я увидел при въезде в Париж, была колонна бегущих куда-то солдатских рот республиканской безопасности.

…Когда я в последний раз, перед возвращением в Москву, шел по улице, где расположен отель «Расин», витрина фантастической лавки была застеклена. Будто бы ничего и не было.

За волнистым, зеркальным, толстым стеклом марионетки жили собственной жизнью, будто не было ни мятежей, ни баррикад, ни тяжелых камней, летящих в непрочные стекла…

ФРАГМЕНТЫ ИЗ БУДУЩЕЙ КНИГИ

Итак, нужен ли институт человека? Не буду сейчас опять возвращаться к письмам, которые мы тогда получили. Хотя нет! Выпишу еще несколько строк из одного…

1. Ю. Иванов: да, нужен!

«…Безусловно! Но что это такое будет: действительно ли новая наука, подобная кибернетике, появление которой, как и других еще не родившихся наук, неизбежно? Или же особый институт как новая форма организации научной проблемы, в данном случае проблемы „Человек“ во всех ее многочисленных ипостасях.

У каждой из новых и старых наук есть свои задачи, свой язык, и ни одна из них не ставит целью дать всесторонние знания о человеке. Но есть еще философия — старейшая из старейших и мудрейшая из мудрейших наук, язык которой подобен органу, могущему заменить целый оркестр и каждый инструмент в отдельности. Разве это не ее задача — рассказать о человеке все, что доступно человеческому знанию, разве это не ее цель — познать человека во всей его сложности и многообразии? И разве сама проблема „Что такое человек“ не философская проблема?

В тесном общении, единении с другими науками философия и есть институт человека.

Москва».

2. В. Яковлев: о «бытии и ничто»

«Вы, товарищ Евгений Михайлович Богат, сказали в своей книге „Чувства и вещи“ похвальное слово письмам людей друг другу. Пишу вам! У вас — гуманитарное образование, наверное, но, читая вас, видно, что вы следите за достижениями и естественных наук. Если вам будет интересно поразмыслить над моими вопросами, то ответьте мне. Вот суть вопросов.

В научно-популярной литературе прочитал, что Вселенная произошла в результате взрыва некой „точки“ (материальной, разумеется). Да не утомят вас цифры. Вселенная просматривается вокруг в телескопы в радиусе 14 миллиардов световых лет. Колоссально большой радиус Вселенной! А „точка“, которая взорвалась, в начале сотворения Вселенной, порядка радиуса молекулы (еще меньше). Ученые предполагают, что в таком малом объеме вмещалась Вселенная. Что же тогда материальный мир! Я привык считать, что мир материален, а выходит, что Вселенная может уместиться в ширине меньше атома. Но дело не только в этом, иначе бы я не беспокоил вас, писателя. Ведь для вас и человек — Вселенная. Но если мироздание выросло из капли, то и человек — Вселенная — тоже может вырасти из малого до бесконечности.

Недавно один у нас в селе утверждал: в мире нет ничего. И утверждал это трезвый. Иногда действительно кажется, что нет ничего (это я уже говорю не о мироздании и о человеке, а о разных разностях), а посмотришь повнимательнее и видишь зернышко, из которого вырастет нечто великое. Что вы об этом думаете?

с. Малые Каменки Ростовской области».

Чтобы понять строки из второго письма ко мне Виктора Андреевича Яковлева, дам отрывок из моего письма к нему.

«Я не чувствую себя в силах разгадать все те загадки бытия, которые вас мучают. Но вместе с вами думаю, что абсолютно неправ тот, кто утверждает: „Нет в мире ничего“. В мире есть люди и звезды. Меня всегда восхищало и волновало открытие ученых, что человек состоит из тех же элементов, что и звезда. Именно в человеке мы должны найти разгадку всего — все тайны мироздания, все тайны бытия. И пока на земле, пока в мироздании есть человек, есть, по существу, и высшая реальность, опровергающая все утверждения о торжестве ничто. Человек ранит ничто в самую голову… Вот вам ответ, дорогой Виктор Андреевич, конечно отрывочный, на один из ваших вопросов…»

3. Из второго письма В. А. Яковлева

«Ваши мысли меня удовлетворили. Извините, что отвечаю с опозданием, перестраивали избу, она у нас единственная в селе старая, нехорошо выглядела, неэстетично. Глубоко согласен с вами, что в человеке, во всех людях, которые нас окружают, мы должны найти все разгадки и ответы на все тайны. Человек действительно высшая реальность. Низкий вам поклон от моей мамы Марии Сидоровны за ваше поэтическое произведение — письмо к ее сыну.

Теперь разрешите от собственного имени и от имени моих односельчан задать еще несколько философских вопросов…»

Примечание 1984 года.

Виктор Андреевич Яковлев пишет мне и сейчас, задавая вопросы, «житейские» и философические. В одном из писем он рассказывает о том, что ему не понравилось суждение какого-то литературного критика, написавшего в журнале, что в наше время нелегко найти сильные и цельные характеры. В. Яковлев, красочно повествуя о жизни односельчан, нелегкой, но далекой от уныния и лени — самых опасных врагов человека, — находит эти сильные и цельные характеры рядом с собой, что говорит о его умении по-доброму видеть жизнь.

В его собственной жизни после выхода первого издания книги «Ничто человеческое…» тоже многое изменилось.

Он женился.

И в этом событии немалую роль сыграл Володя Патрушев, которому уже посвящены многие страницы нашей книги. Яковлев написал Патрушеву письмо, завязалась переписка, Патрушев переслал ему письма одной одинокой женщины, Яковлев написал и ей, она ответила, он написал опять. Теперь они вместе.

«Ваше ремесло, — написал мне однажды Яковлев, — соединять людей».