Ничто Приближается
Шрифт:
Она пожала плечами.
— Нормально.
— Да? А сама как неживая. Ладно, шучу… Может мы, это… Сходим вечером в кабак?
Маша едва не взвыла.
— Я не могу, — взмолилась она, прижав ладони к груди, — Правда, не могу.
— А завтра?
— Завтра… Тоже… Я плохо себя чувствую, неужели не понимаешь?
— Ладно-ладно… Все понял, ухожу.
Он поднялся, и в лице была такая обида, что Маше сделалось его жаль, но она действительно ничем не могла помочь ему, при всем желании.
— Звони если что… — буркнул он в дверях, — Там в сумке есть моя визитка.
Маша
Она подошла к окну, проводила глазами отъезжающий от подъезда «Мерседес», точно такой же, какой протаранил правый бок ее машины прошлой ночью. Напротив через дорогу стояла белоснежная «Ауди».
— О Боже! — простонала Маша, — Вот облагодетельствовал! И куда я на такой?!
…Когда в дверь зазвонили снова, она решила не отзываться. Черт побери, ну что за напасть! Она продержалась пять минут, потом пошла открывать — этот придурок переполошит всех соседей, что же с ним делать?
В дверях стоял огромный розовый плюшевый медведь. С бантом.
В лапах медведь держал открытку, на которой сложив лапки стояла толстая мышь (или хомяк?), глядя на Машу преданными круглыми глазами. Чуть ниже было написано: «Каждую секунду каждой минуты, каждого часа, каждого дня, каждой недели, каждого месяца, каждого года…»
Когда девушка развернула открытку, то обнаружила короткое завершение этой многообещающей фразы: «Думаю о тебе.»
И можно ли было злиться на это?
Наверное, можно, но Маша не злилась.
И даже решила не прогонять его в следующий раз и пойти с ним в кабак. Почему бы и нет?.. Только вот пойти в кабак не в чем.
На следующий день с утра Маша отправилась по магазинам, надо присмотреть себе что-то по настоящему классное, что-то сногсшибательное…
Она не решилась ехать в новой «Ауди», решила для разнообразия прокатиться на метро. Конечно, это было не очень удобно, но и у общественного транспорта есть свои преимущества — по крайней мере, можно сесть, закрыть глаза и думать только о приятном.
О новом платье.
О бандите Паше, который — в сущности — довольно симпатичный. Главное — сильный и надежный.
О том, что раз уж о ее прежних выходках никто не узнал, то и об этой не узнают… Да! Она сделает это! Черт возьми, кому она хранит верность?! Есть ли кто-то в этом мире, кому она должна хранить верность?!
По всему выходило, что такого человека не было…
Стены медленно ушли вниз, слегка замедляя скорость поезд выехал из тоннеля, и тут же часы на машиной руке пронзительно запищали свою вечную веселую мелодию из пяти нот…
Маша едва не закричала.
Она с ужасом посмотрела на проносящийся за окном поезда пейзаж.
«Зачем я это делаю, — мелькнула мысль, — все равно ведь не буду стрелять, лучше уж и не смотреть…»
Не такая уж она идиотка, чтобы стрелять в такой ситуации!
Разумеется, по закону подлости, оэрлог появился как раз перед ее глазами, его не пришлось высматривать, поджидать — он был тут, огромный, наглый, плыл по небу почти вслед за поездом… Немного
забирал вправо… Розовые искорки нежно переливались на темно-сером фоне закрытого тучами неба.Маша закрыла глаза и открыла снова. Может быть привиделось? Нет, летит. Этот розовый контур, эти тоненькие едва заметные искорки не перепутаешь ни с чем… Вот ведь зараза! И как тут стрелять в него, при таком количестве народа?
Но отпустить!.. Оэрлог сжирает за сутки не меньше двадцати человек, как раз сейчас он на охоте… Маша тихо застонала, чем привлекла внимание пожилого лысоватого мужчины, что сидел рядом с нею.
Кажется, тот что-то спросил у нее.
На принятие решения несколько долей секунды, нельзя упустить оэрлога! Нельзя!
Мгновение, и Маша у дверей. Только бы не выпустить его из виду, не потерять… Поезд идет прямо, а эта тварь может уйти в сторону, и девушка уже не обращает внимания на то, что отпихнув кого-то от окна она привлекла внимание всего вагона, и пассажиры смотрят на нее осуждающе, но пока еще не знают, как реагировать.
Они не успеют придумать. Все произойдет гораздо быстрее.
Глупые и несчастные, им бы бросаться на пол и закрывать голову руками, но они не знают, как защищаются оэрлоги, они ничего не знают!
… Надо же какое неудобное положение… через стекло… и поезд трясет… Сколько там поправка на преломление света?..
«Эх, люди, люди, — думала Маша, прицеливаясь, — если бы вы знали что будет со всем этим поездом, если я промахнусь. Если бы вы знали, вы вышибали бы стекла голыми руками и выбрасывались бы на ходу, под колеса встречного, куда угодно! Очень злобное животное оэрлог…»
Маша упала на колено и протянула руку по направлению к цели. Какая же все-таки поправка на преломление света в стекле?..
Ну, Господи, благослови! Она сжала ладонь.
Тонкий голубой луч вылетел из пластины на ее ладони, без препятствий проник сквозь стекло не причиняя ему вреда и ослепительной молнией полетел в цель…
Короткая вспышка и от рева чудовища боль пронзила голову… Людям тоже больно, они тоже кричат, но они еще не видели самого главного… Оэрлог не убит, он только ранен и сейчас последует ответный удар. Оэрлог выпустит импульс туда, откуда в него стреляли. И он попадет точно в цель. Он — животное, у него инстинкт, он никогда не забудет о поправке на изменение скорости поезда…
Маше надо было бы сейчас отскочить как можно дальше и кинуться ничком на пол, лучше всего под лавочку, но тогда из-за нее погибнет кто-то другой, кто-то из тех, кто стоит сейчас рядом и хлопает глазами, кто-то из тех, кто не давал присяги и не готов умереть.
Маша тоже не была готова умереть, но она чувствовала свою вину за то, что так подставила всех этих людей… Если уж бралась стрелять, то обязана была стрелять точно.
И она продолжала стоять. Там, где стояла. Продолжала стоять и ждать смерти, наказывая себя за ошибку, пусть чудовище сожжет ее, может быть не заденет больше никого… Перед глазами ее снова появился забинтованный мальчик… прибор над изголовьем его кровати пищал: пи… пи… пи… обозначая ритм сердца.