Ничья жизнь

Жить так, словно ты уже умер. Преодолеть в себе страх смерти. Бояться позора больше чем гибели. Руководствоваться в первую очередь чувством долга.

Теперь это на сто процентов про меня.

Я погиб в автокатастрофе, но всё ещё жив. Я видел в будущем конец этого мира, но получил шанс всё исправить.

Таков мой долг.

И я его исполню во что бы то ни стало.

…Полной грудью вдохнул чистого и свежего ночного воздуха. Говорят, что перед смертью не надышишься, но кто знает, как оно на самом деле…

Сзади, тихонько шурша контактным комбинезоном, подошла Аянами.

Кинул взгляд на небольшое табло электронных часов, встроенных в контактный комбинезон.

— Без пяти одиннадцать, — произнёс я. Повернулся к Первой. — Как ты, Рей?

— Нормально, — ровным тоном ответила Аянами, смотря куда-то вдаль.

— Это хорошо… — вновь поднял я взгляд к небу. — Это хорошо…

Последние минуты перед боем… Никогда раньше не ощущал так остро, как утекают сквозь пальцы мгновения тишины и покоя. Возможно, я в последний раз вижу это небо и эту землю, так что нужно пользоваться моментом… Жить, пока ещё можно жить…

Я закрыл глаза, подставляя лицо лёгкому ветерку.

— Синдзи, я боюсь всех подвести, — внезапно произнесла Рей.

Открыл глаза, повернулся к Первой.

Всё тот же спокойный взгляд и тон, расслабленная поза… Но где-то в глубине души прячется затаённый страх — не умереть, а подвести других.

Это нормально.

— Всё будет хорошо, Рей, — с лёгкой улыбкой произнёс я. — Ничего не бойся — ты никого не подведёшь и всё сделаешь, как надо. Я верю в это.

— От меня зависит слишком многое. Это… непривычно…

— От нас всех зависит слишком многое, — вздохнул я. — Но другого выхода просто нет…

— Слишком многое… — эхом откликнулась Первая, всё так же глядя куда-то в пространство. Перевела взгляд на меня. — Что, если мы не оправдаем возложенных надежд?

— На нас надеются, в нас верят, и значит, мы не можем проиграть, — уверенным тоном заявил я, хотя, увы, сам испытывал те же сомнения, что и Аянами.

— Если мы проиграем, то умрём, — будничным тоном, словно говоря о покупке продуктов для ужина, произнесла Первая.

— Мы не умрём, — глядя ей в глаза, отчеканил я. — Ты не умрёшь. Ты выполнишь задачу и убьёшь Рамиила. А я защищу тебя. Любой ценой.

— Почему ты так говоришь? Ведь если ты погибнешь, тебя никто не заменит… — тихо произнесла Аянами.

— Словами это так просто не объяснить, — поморщился я. — Нужно постараться понять… почувствовать… Со временем, не сразу… Это…

Мне вспомнились слова старого немца.

— Просто это — настоящая жизнь. Это выбор. Когда ты готов отдать жизнь за другого, значит, ты настоящий человек и живёшь не зря.

— Значит, мы настоящие люди и живём не зря, — резюмировала Рей. — Мы готовы отдать свои жизни за других.

— Потому что мы — Пилоты… — невесело усмехнулся я. Прям как в песне, однако…

— Почему ты пилотируешь Еву, Синдзи? — задала неожиданный вопрос Аянами.

— А ты почему? — несколько растерявшись, я машинально ответил вопросом на вопрос.

— Потому что это мой долг. Я обязана.

— И мой тоже. Я пилотирую, потому что тоже обязан это делать.

Это мой долг, Рей. Мой дар и моё проклятие. Крест, принятый вместе с новым миром и жизнью…

— А кому?

— Всем, — лаконично ответил я.

— Понятно.

Разговор угас. Мы теперь просто стояли рядом и смотрели на небо. Словно вода в песок утекали последние минуты мира и спокойствия…

— Рей, Синдзи, пора, — мягко произнесла подошедшая сзади Мисато.

Мы повернулись к Кацураги.

— Готовы? — тихо просила майор.

— Да, Мисато.

— Да.

Кацураги вздохнула и опустила голову. А затем внезапно одним шагом покрыла разделяющее нас расстояние и порывистым движением обняла меня и Рей, прижимая к себе.

— Берегите себя, ребята, — тихо проговорила Мисато, наклоняясь к нам. — И… возвращайтесь поскорее — я буду ждать.

— Вернёмся. Непременно вернёмся, — так же тихо произнёс я, закрывая глаза. — Со щитом или на щите.

Кацураги выпустила нас из объятий и словно бы через силу улыбнулась. Я тоже улыбнулся, но уже искренне, от вида донельзя удивлённой таким бурным выражением чувств Аянами.

— Мрачноватое напутствие, — со своей всегдашней ехидцей заметила Мисато.

— Зато правильное, — хмыкнул я.

— Ладно уж… Давайте уже садитесь в машину и поедем на позицию.

Карета подана, господа. Точнее не карета, а приземистый армейский броневик, типа русского «Тигра», только не такой здоровый.

Залезли все втроём в салон…

— Чего в этой железной коробке париться-то? Давайте хоть воздухом подышим, — предложила Кацураги, с натугой откидывая две полукруглые броневые створки и открывая в крыше здоровый люк, куда мы всё не замедлили высунуться. Действительно хоть напоследок воздухом свежим подышать…

— Поехали, — скомандовала майор.

Броневик мягко тронулся с места и покатился по свежепроложенной широкой и удобной грунтовке. Съехали со штабного холма и направились к позиции «Максим».

…Я удивлённым взглядом окинул толпу стоящих около сетчатого ограждения техников и прочих рабочих. Хм, странно… По плану работы уже должны быть завершены и им здесь делать просто нечего…

Появление нашего броневика вызвало целую бурю воплей и криков, носящих явно радостный характер. Наиболее часто слышалось легендарное «банзай!», которое теперь на слух воспринималось как «десять тысяч лет», а также вроде бы наши с Первой имена…

Что-то я уже ничего не понимаю…

— Мисато, а… чего это они? — озадаченно поинтересовался я у командира, кивая на толпу.

— Вас в бой провожают, — улыбнулась Мисато. — Традиция как-никак — так всегда было принято…

Ептыть… Вот, блин… Я бы вообще-то предпочёл делать свою работу без лишнего шума и внимания к собственной персоне. Быть в центре внимания публики — это явно не моё…

Я покраснел и попытался скрыть смущение за мрачноватым юмором:

— Да уж… Сейчас бы чашечку сакэ, белую повязку на лоб и в атаку на Перл-Харбор… И пусть Император живёт десять тысяч лет [43] .

43

На японском эта фраза звучит как «Тенно хейко банзай».