Ничья…
Шрифт:
– Как бы я хотела тебя ненавидеть, Васель, как бы я хотела… Но я люблю тебя…Хотя если бы могла вырвать сердце, то вырвала бы… Если бы могла тебя выкинуть из него, то выкинула бы, и заменила им. Он… он…лучше тебя…Ты был прав тогда… в твоем притоне в Джерамане…
Уже в следующую секунду он подскочил к ней, борясь с желанием ударить наотмашь… Схватил за волосы, смотрит яростно, тяжело дышит, словно лев на охоте. А у нее в глазах слезы… Она борется с ними. Потому что не увидит он ее рыданий… Не заслужил после всего того, что сказал ей.
Ярость разрывала Васеля, ему хотелось выть от одной мысли, что она сравнивает их… Он говорил ей гадости, перегибал палку с грубостью, но от этого только сам все больше
И вот она у него. И плевать, что это наверняка стало достоянием общественности. Он подумает об этом завтра, а сегодня – она ответит за все… Он обнажит ее чувства так же, как обнажил такое желанное им тело… Теперь она уж точно никуда не денется от него. К наваждению прицепилось гадкое и разъедающее чувство мести и мазохизма… Он вытащит из нее каждое признание, вытрясет раскаяние, а потом выкинет любую мысль о том, другом. Вытрахает, выжжет своим обладанием….
***
Она стояла перед ним мраморно белая и прямо, неотрывно смотрела на него. Еще секунду назад застилающая пелена слез на ее глазах словно иссушилась. Теперь она вела себя так, словно была сторонним наблюдателем… Безучастно, спокойно… Больше всего убивало это равнодушие. К нему, а не к этому ублюдку…
Кровь прилила к его голове, ярость обуяла все тело еще сильнее. Он плохо себя контролировал, словно превратился в один большой кусок стали. Большой и суровый, как глыба. Он схватил ее за шкирку, близко придвинул к себе, смотрел ей в лицо какое – то время.
– На колени, – не собирался отступать…Не даст ей этой привилегии, – и постарайся, а то заставлю тебя часами тренироваться на фаллоимитаторе в этой позе.
Влада посмотрела на него убийственным взглядом, а потом быстро опустилась между его ног, расстегнула ширинку, и разом взяла его возбужденное достоинство в рот, не сводя своего взгляда с него. В тот момент все ее чувства отключились. Наверное, потому, что иначе бы она сошла с ума… Он громко зашипел, не в силах противостоять волне обрушившейся лавине удовольствия. Схватил копну ее волос и начал быстро вбиваться в нее, не думая о состоянии девушки. Это было больно, грубо и, если бы не ее любовь и неизбежное возбуждение в отношении него, унизительно. Кончал он громко – запрокинул голову от кайфа, с рыком изливаясь в нее, держа ее за волосы, чтобы она заглотила его сперму.
Наконец, его хватка ослабла. Он все еще поглаживал ее волосы. Теперь расслабленно, вальяжно. Словно поощряя, как хозяин хорошо выполнившего трюк щенка.
Девушка попыталась было встать, но он схватил ее за плечи.
– Не спеши, хабибти, – прошептал он насмешливо. – Ты не усвоила свой урок.
Я слишком добр с тобой. И видимо, зря. Придется показать тебе разницу, как бывает с теми, кого просто трахают. Кто существует, чтобы не получать
удовольствие от мужчины, а только давать. Молча и безропотно…– Васель, – начала снова Влада, но на этот раз он прервал ее грубым – ускути (араб. – заткнись).
Она замолчала. Мужчина хлопнул себя по коленкам.
– Иди сюда, асфура, так он тебя называл? Тебе нравится? – Владу передернуло, – у меня есть кое – какое лекарство для твоей вежливости и внимательности.
Девушка стояла не шевелясь, тяжело дыша и вытирая истерзанный только что рот.
– Влада, – сказал он строго на русском, – ты делаешь себе все хуже и хуже.
Она, наконец, подошла и в нерешительности стала было садиться на его колени, но он подхватил ее одной рукой за талию, другой – за ляжки и положил на себя задом кверху.
– Что ты делаешь? – в ужасе воскликнула она, но ее волнения были оставлены без внимания.
Васель несколькими круговыми движениями провел по ее ягодицам…
– Скажи – ка мне, Влада, а вот в эту сладкую дырочку он тебя имел? – Васель раздвинул ее ягодицы и уверенно надавил на то, что между ними. Влада с ужасом вздрогнула, – пожалуйста, – ее голос переходил в горькие всхлипывания.
– Думаю, нет, судя по твоей реакции…Что ж, дурак…Столько незабываемых моментов потерял…ну ничего, будет чему тебя научить… У меня всегда колом стоит на твою шикарную задницу… Мы ведь так и не успели довести дело до конца тогда, в моем доме в старом городе… Ты сбежала от меня раньше…
В комнате раздался громкий шлепок, а потом – женский вскрик. Потом – еще и еще. Васель наращивал темп, с каждым разом делая пятую точку Влады все краснее и краснее. Было больно, но взяв себя в руки, она старалась не кричать, при каждом ударе кусая губы и подавляя желание разрыдаться. Он уже шлепал ее когда – то, но тогда все это было будто частью игры, на грани, которая лишь возбуждала. Сейчас было по – настоящему больно… Кисти девушки до белых костяшек инстинктивно сжали ножки стула, на котором сидел ее нынешний «хозяин». На пятнадцатом ударе терпеть было уже нельзя, и она стала просить его прекратить, но это лишь распаляло его.
Влада чувствовала каменную эрекцию Васеля и понимала, что с окончанием порки он все равно возьмет желанное.
– Асфура, ты слишком непослушна, – читал он издевательским тоном ей нотацию, – может, это поможет исправить твое поведение.
– Ааай, пожалуйста, хватит, я прошууу, – уже почти кричала она, безрезультатно вертясь под его крепким захватом.
– Ты все время делаешь мне всё на зло, хабибти, ма бисыр хэк (араб. – так не пойдет), – его забавляло то, что происходило, а слезы девушки, как кажется, совсем не трогали.
– Хорошо, хорошо, Васе…Господин, хватит, пожалуйста. Я перестану себя так вести! Я буду послушной! Только прекрати, – она взмолилась, наконец, уже близкая к истерике.
Васель остановился. Властно, словно осматривая свою работу, провел рукой по ее разгоряченным полушариям.
– Хильв (араб. – хорошо), – возбужденно проговорил он, – ктир хильв (араб. – очень хорошо).
Влада шмыгала носом, все еще не способная прийти в себя.
– Вставай, халас (араб. – хватит), – сказал он повелительно, в последний раз ударив ее по больному месту.
Девушка молча повиновалась его командам, сгорая от боли и унижения. И в тот момент ей было не понятно, что сильнее ее удручает, ее выбитая покорность или боль от порки.
– Подойди к комоду у стенки и прогнись. Я хочу посмотреть на тебя.
Она молча сделала, ка он велел, подошла к стоящему у стены комоду, над которым весело большое зеркало. С ужасом она увидела в нем свое заплаканное отражение, а потом увидела его горящее похотью лицо, когда он подошел сзади. Внутри опять все предательски за трепетало. Даже сейчас, в этом болоте унижения и боли она сгорала от одного его взгляда.