Никаких больше попаданцев!

Боли, естественно, не было. Раны просто отвечали на мои позывы, показывая, какие «великие труды» я прилагаю, чтобы пробиться наружу. Исходя из этого, несложно было понять, что в определённый момент я сам разочаровался в своих шансах покинуть это место. Но моим спасение стало древо. А точнее единственная его ветка, что тоже вступила в борьбу со стеной. И получалось у неё куда успешней, так как ей удалось прорасти внутри толщи вечной мерзлоты. Я тут же потянул свои руки к разлому, желая кусочек за крупицей, но разобрать эту ненавистную хладную глыбу. Вместо этого из щели на меня хлынул поток жидкой желчи и отбросил прочь. Но эта воля (не понятно древа или стенки) вовсе не намерена была заставить меня прекратить. А лишь желала показать другой подход к решению проблемы.

Так как, встав и обернувшись, я заметил, что тот самый вечный путь теперь оказался прямо предо мной. На расстоянии в пару десятков шагов. Конечно, поначалу у меня были сомнения не этот счет. Сначала я, повинуясь упадничеству, поверил в то, что древо и стена слились, а мне рядом с ними делать было более нечего. Потому рассудил, что они меня прогоняли. Даже голоса, созданные собственным измученным разумом, я им для этого выдал. Но лишь расплакавшись, почти развалившись и вернувшись к состоянию тени, добравшись до пути я осознал, что на деле ищу на нём не приглашения начать его снова. А ищу того, кто примет мое приглашение присоединиться к моему непосильному труду.

Такую же тень, снующую беспокойно из стороны в сторону, что не готова принять вечность по тем или иным причинам. Искал я долго. Наверное, очередное столетие. Но, когда у тебя есть цель, то можно в неё вбухать и больше времени, нежели сожалеть о том, что ты мог потратить его всё на пустую праздность, так? И раз ищущий всегда найдет, как говорят, то и я не стал исключением.

***

Жаль лишь, что процесс разрушения стены далее пошел не совсем по тому плану, который я строил у себя в голове. Так как первый же мой новый работник, обретя приемлемый внешний облик, голос и характер тут же меня покинул. Ну, или если быть точнее, это я его отпустил. А как оказалось позже — провёл.

С той поры минула уже не одна сотня лет, и не один десяток таких же душ удалось мне вырвать из цикла упокоения. За что я не чувствую и капельки сожаления! Но ради чего? Ха, только чтобы кое-как на него ответить самому себе мне пришлось провести над собой такую умственную работу, который бы позавидовал я прежний (живой имеется в виду). Так как он не был личностью альтруистичной и ни за что не согласился бы просто так сидеть в сторонке, пока люди рядом «на халяву» получают то, о чем так жаждет он сам. Конечно, ни во что иное, кроме как возмущения и роптания это не вылилось. Однако, как говорят (или выдумал и проговорил много раз я сам), вера помогает легче переносить те или иные невзгоды. Особенно смерть. Так вот, я тоже нашел для себя веру. Веру в то, что…

***

— Я обязательно найду способ тебе попасть в этот мир! — давно я не слышал, чтобы эту, в какой-то мере уже почти клятву, мне давали с таким огнем в глазах.

Юноша предо мной обрел оболочку с чёрными волосами, красными глазами и бледным цветом кожи, отчего напоминал альбиноса. Обычно все здесь становились красавцами или красавицами, желавшими отчасти обольстить меня, дабы пройти. Но этот молодой человек брал своей харизмой и напором. Почти все из них верили, что должны заслужить у меня право попасть в мир за стеной. Мне даже в какой-то мере прижилась эта роль, а потому на свое тело я сумел натянуть еще и наряд некого загадочного мудреца с обширными робами, что укрывали почти всё мое тело и скрывали лицо. По настроению я менял их с богатых, наполненных краской и золотым пошивом на серые бедняцкие, дабы как-то разнообразить встречи со своими гостями.

— Конечно… — наконец ответил я, нарочно выдержав многозначительную паузу.

Но на этот раз я сделал так не только дабы немного пощекотать нервишки души напротив. А еще и потому, что вспомнил, отчего его слова заставили что-то всколыхнуться в моей душе. Ведь еще когда я нашел его раньше и провел досюда, то изначально принял его за другого человека. Того, который пришел вместе со мной к древу первым. Тогда еще лишь первая из его ветвей пронизывала стену, тогда как сейчас уже половина всего зеленого массива укрылась под покровом хладного стекла, а вершину могучей кроны стало почти невозможно разглядеть с основания.

Ныне же подушка разноцветных листьев устлала место моего пребывания, а сооруженные одним из первых прошедших качели нависли над одной из нижних веток. Поодаль стояла целая обелённая беседка, где я даже мог попивать чай. Но мне всё также больше всего нравилось прислонившись щекой к стеклу наблюдать за вечно движущимся миром снаружи. Так же как я раньше предпочитал делать в автобусах по пути от школы домой.

— … — я тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как душа юноши просачивается сквозь стекло.

И поймал себя на мысли, что осыпаю его сугубо словами «молодой человек» и «юноша» лишь потому, что, пускай, сам запомнил лишь свой облик, который был его одногодкой, но намеренно возвышал себя до мудрого и наученного многими годами жизни и смерти старца. Хотя так и правда было лучше следить за всеми теми жестокостями, что происходили в мире по ту сторону стекла. Я уже давно не был уверен, хорошей ли вообще идеей было посылать туда души. Что могло быть и место получше. Да только свою долю бунтарского отношения к смерти и забвению я уже получил. Более я и дня не мог спокойно провести вдали от одного из путей, а теряя сознание и связь с реальностью, возвращался обратно. Это удручало ни чем ни хуже вечного пути посреди теней. Но позволяло спокойно следить за происходящим со стороны. Мое сердце мало какое зрелище уже могло тронуть за те сотни лет, что я просмотрел сквозь чужие глаза в этом мире за гранью. Ну, или это то, во что я заставил себя и свое сердце поверить, дабы избавить от беспомощных терзаний и мучений…

Ведь я и не предполагал, что поначалу найдя в глазах этого юноши давно потерянную картину мира своего первого «друга», смогу узреть благодаря им такое…

Глава 1. Попался!

— Эй, ты так и собираешься тут дрыхнуть?! — знакомый противный голос, прозвучавший откуда-то сверху заставил тело Брэйка встрепенуться. — Если наш «гость» сегодня увидит тебя в подобном состоянии, то сразу же смоется наверх.

— И? Ему же лучше! — еще сонным голосом рявкнул Линварт.

Стальная скамейка внутри стен отдела была не самым удобным местом для послеобеденного сна, но из других вариантов была только её идентичная копия у стены напротив. А потому руки, ноги и, главное, шея Брэйка затекли, пускай он и подложил под неё домашнюю подушку. Когда-то за это мягкое и пушистое чудо технологий он отдал кругленькую сумму в одном из кругов основного уровня. Продавцы обещали ему «адаптирующуюся в реальном времени форму, нагрев, наполнение и даже аромат». Но эта шутка «вышла из строя» спустя год, превратившись в обычную. При этом ощущение было такое, словно из неё вышла вся её магия, а не что-то просто сломалось.

— «Будто я за использование еще дополнительно должен был ежегодно деньги вносить…» — увлекшись этой мыслью, Брэйк готов был снова опустить свою голову, увенчанную растрёпанными рыжими волосами, и погрузиться в сон.

— Мне кажется, он уже должен был спуститься на наш круг, так что давай быстрее разминай свои булки, Линварт! — но «начальник» (а точнее банальный надсмотрщик!) Вэй всё никак не желал отставать от него.

С этим типом Брэйк за 10 лет работы прошёл сквозь все возможные ступени тропа «от любви до ненависти». Ибо если поначалу этот тощий брюнет с громадными старомодными очками, лишенными всяких актуальных модификаций, еще производил на него впечатление мудрого и утонченного джентльмена. То вот стоило ему впервые запросить усадить себя на пьедестал (в буквальном смысле подняв свое рабочее место на полметра над остальными), как вышли наружу вся его желчь и заморочки. А так как уже года 2 как никого другого за столами напротив него кроме Брэйка не водится, то всю свою негативную энергию он посылает сугубо в его сторону. Трусливо прячась за целой стеной мониторов, системных блоков и аппаратов ввода. Половина всего этого барахла даже не работала, а висела вокруг него сугубо ради «эстетической ценности», как однажды этот болван Кирк высказался.