Никаких достоинств
Шрифт:
— Хорошо, я неспешно вдумаюсь — заверил домовенок.
И снова мы неслись по улицам. Я обнимала худой твердый живот, из-за зеркального забрала шлема город казался совсем другим. Прямо как еще один сон.
На малой скорости мы прокатили по безжизненному Застоньевскому, во дворе на нас приветственно зашипела кошка. Я спустилась с горячего вороного «коня», отдала шлем:
— Спасибо, чудно прокатились. Спокойной ночи!
— Рита… — томно промурлыкал ночной ездок, глядя на мою безукоризненную даже после шлема прическу, и вообще на всю меня.
— В щеку, лохматое дитя автострад.
Юра самым бережным
Я не оглядываясь пошла к двери, когда отпирала квартиру, услышала треск отбывшего мотоцикла. На щеке оставалось ощущение теплого прикосновения. Вообще, нежные губы и особенно нежный язык, это не так уж маловажно как кажется, поскольку…
Ой, о чем я, мать моя каракатица, думаю?! Он же в сущности ребенок. А я? Разнузданная великовозрастная нимфоманка.
Я немедленно включила ноутбук и ушла в работу. Производственные мысли отлично вытесняют любые другие.
Время. Ноут выключен, свет тоже. Форма одежды сонная — на мне были стринги прогрессивного, но неопределенно пестрого окраса теплых коричнево-желто-красных тонов. Не знаю, к чему эта смешанная гамам приведет, но с радикальной однозначностью колеров я в последние ночи усугубляла.
Телевизор прогрелся, донеслась умиротворяющая музыка и звуки леса. На меня глянул большой и яркий попугай, приветственно щелкнул клювом. Ой, заповедник! Давайте!
Я стояла широко расставив ноги, вокруг шумело море, над головой орали чайки. Да что такое?!
Глава 16
Бесспорно, я стояла на палубе. Промелькнувший восторг мгновенно угас: это был не наш славный «Гофер», и вообще не фрегат, а какое-то утлое корыто с убогим парусным вооружением и без пушек. А, чтоб проклятый кальмар выпил весь ром в их кишках!
— Чего смотришь, работай, слепой слизень! — удар моего бича ожёг плечи ближайшего гребца.
Ой, что-то я слишком свирепая даже для сна.
На носу корабля засмеялись — там сидела пара красивых, весьма легко одетых девушек. Одна крикнула:
— Марголлэта, дай ему себя понюхать. Это сильнее бодрит рабов.
Я сердито крутанула бичом и изо всех сил попыталась осмыслить ситуацию.
Ну, смешливые красотки уж очень безупречные. Стройные, в коротких то ли юбках, то ли шортах, и корсажиках, не особо скрывающих очевидные и очень тугие выпуклости фигуры. На ногах плетеные из ремней сапожки чуть выше колен. У шатенки просто дивная грива распущенных волос, у брюнетки толстая коса до самой… кормовой выпуклости. Картинки, а не девушки. Что неприятно. По тону их насмешек, да и по ощущениям — я тут самый гадкий утенок.
Гребцы налегали на весла и исподлобья смотрели на меня. Смотрели противоречиво: страх, ненависть, понятная надежда избежать бича, положительная оценка моих полуголых бедер. Самое яркое желание тружеников: завалить меня и изнасиловать. Ну, это понятно. Они рабы, но сытые и сильные рабы, давно сидящие на цепи.
Я прошлась по центральному помосту, разделяющему ряды прикованных гребцов. Постукивание каблучков сапожек по палубе, скрип мачты и снастей, крики чаек над судном помогли сосредоточиться. Все же у меня был немалый морской опыт квартирмейстера, а это обязывало.
Одномачтовое торговое судно «Ласточка». Сорок шесть невольников на веслах, хозяин корабля… э… как его… Кердик! Точно, купец Кердик! Еще здесь корабельный маг Марл Желтый, старичок-кормчий, и мы… охранницы, надсмотрщицы, прислуга «за все», шесть голов, ой… Я
посмотрела на девушек на носу — они были заняты беседой и не обращали на меня внимания. Всё еще сомневаясь, я пощупала собственное ухо. Ухо было приятное на ощупь, со вдетыми четырьмя сережками, но вообще-то жутковато длинное и заостренное. Да, я эльфийка. Жуть! В смысле, слух-то как раз недурной, вот гребцы в середине ряда вздумали перешептываться — я нацелила на них руку с бичом, мгновенно смолкли.Бич, кстати, тоже симпатичный. Из отличной кожи, сложно-плетеный, с удобной рукоятью, тяжелым хвостом. Определенно я его люблю и умею им пользоваться. Это хорошо.
Остальное плохо. Что я тут делаю, да еще на такой унылой должности? Я понимаю, если квартирмейстером или, допустим, возлюбленной кораблевладельца…
Тут меня начало подташнивать. Жестокая я-Марголлэта аж терпеть не могла своего хозяина, и при этом жаждала оказаться ночью у него в постели. Объяснялось это раздирающее противоречие просто: заклятье. На всех шестерых эльфиек был наложены жесткие чары. Хозяин неприкасаем, он превыше всего, мы служим, защищаем, ублажаем, умываем, ой, фу… Прямого действия афродизиака заклятия не несло, просто секс с хозяином был единственным доступным способом разрядки, а мы девушки молодые, полные томлений. Тут хочешь, не хочешь… Думать о богатом, но омерзительном господине я-Марголлэта не желала, но думала. Какое отвратительнейшее чувство беспомощности! Дело усугублялось тем, что незаслуженно возвышенный торговой удачей купец Кедрик считал меня-Марголлэту девушкой не слишком-то соблазнительной и недостаточно виртуозной для ночных утех. Какой позор, да испепелит меня на месте десница Светлого Ая!
Похоже, это был самый кошмарный мой сон. Я попыталась проснуться, и как всегда, ничего не вышло.
На меня смотрел сидящий у руля кормчий. Кажется, с сочувствием смотрел. Разрази меня гром, какая же я тут жалкая и комплексующая. Меня-то и хозяин не любит за длинноногость и неразвитые бедра.
Вообще-то, прогуливаясь по помосту и надзирая за монотонно работающими гребцами, физически я чувствовала себя неплохо. Такая легкость во всем теле, словно у эльфиек кости иной, облегченной конструкции. Нужно будет по возвращению взвеситься, у Веры Павловны напольные весы есть.
Я-то чувствовала себя недурно, поглядывала на чудную морскую гладь, подставляла лицо освежающему норд-весту, а Марголлэта страдала. От пренебрежения окружающих, от чувства многодневной сексуальной неудовлетворенности, от того, что ее больше всех заставляют работать. Бедняжка… Прямо даже странно: обычно это я голодная до озверения, а тут все наоборот. Я-то по королям прошлась, да и с моим волком… ух, люблю я оборотней! А это юное дитя какой день в море, и вообще ничего…
Конечно, Марголлэта была очень условным «дитем», по возрасту в несколько раз старше меня, но по эльфийским понятиям — практически подросток. А если по устоявшимся понятиям не-сна — очень даже секси. Высокая, легкая и стройная как тростинка, в то же время с грудью немаленькой безупречной формы. Предварительно я себе нравилась, в зеркало бы еще посмотреть.
Похоже, и еще кто-то внимание мне уделял — я все время чувствовала на себе взгляд. Как-то неправильно смотрели. К взглядам опрокидывающим, срывающим корсаж и раздвигающим ноги Марголлэта давно привыкла: должны же рабы о чем-то грезить, пусть даже эти мечты заведомо глупы и смехотворны. Но тут что-то другое, что слегка пугало и смущало.
Я прошлась до носа, неспешно повернулась на каблуках, пошла обратно. Солнце било в лицо, но длинные ресницы прикрывали глаза, зоркости я не теряла. А ведь естественные ресницы, слава Светлому Ай, вот как все удобно у эльфиек устроено.