Никакой Золушки не будет! или Принц Крови в подарок

И в то же время я вдруг отчетливо поняла – нет. Не смогу. Нельзя. Любого другого сейчас эта сила убьет. Потому что это чистая концентрированная сила детей Зимы. Откуда она у Айшэл? Не верю, что дело в парне – он обычный маг со склонностью ко льду и ментальной магии. Как почти все в нашей группе.

Инстинкт самосохранения говорил о том, что нужно бросить мерзкую гадость куда угодно. Но я знала – нельзя. Нечто внутри меня тихим шепотом рассыпало клубы снега, словно припорашивая эту боль.

— Бросайте немедленно, адептка Нариэ! – Раздался голос Фейра Лограта.

Его я слышала, как сквозь вату. В ушах шумело.

— Бросайте, живо!

Клубок в моих руках стал темно-синим, словно штормовая волна. Он вдруг вспенился, попытался поползти вверх по рукам, обжигая лютым нечеловеческим холодом.

«Позволь я… помогу», — вкрадчиво шепнула реальность голосом спящего вечным сном эмиссара Стужи.

Да что же он как Змей-искуситель всегда так вовремя!

Но больше всего меня испугал голос Ллиошэса. Он возник в моем разуме осколком дрожащего эха. Разъяренный до такой степени, что из его ярости можно было бы вагон шарфиков связать.

— Слушай его. Сейчас только эта тварь может тебе помочь…

— Мальчик, я с тобой ничем не меряюсь, — в стылом голосе эмиссара звучало нечто, похоже на смех – как будто сосульки падали, — я лишь предложил помощь…

— И какая у неё будет цена? – Я стиснула зубы.

Перед глазами мелькали секунды.

— Мир… между нами… Усмири свою гордость, Айе Ллиа Шшэсаэль.

Так он назвал Ллиошэса?

Вспышка на кончиках пальцах была настолько нестерпимой, что, кажется, я тихо застонала, поминая зиму, снег и всех магов в купе по бабушке, матушке, батюшке и прочим родственникам и уродственникам.

— Тьма, — выругался Ллиошэс и зашипел.

— Принеси её… ко мне… помогу, — откликнулся Стужа, — об остальном мы договоримся сами…

Кажется, сквозь сомкнутые веки пробился свет. Кажется, руки тряслись так, что ходили ходуном. Я не увидела – всем телом ощутила его приближение. И его, и эмиссара Метели – ректор колол холодом.

И именно ректор накрыл мои ладони своими, забирая из них чужую и слишком сильную сейчас для меня магию.

— Лограт, шкуру с тебя спущу, — слышалось сквозь дрожь яростное шипение. Моя ж ты змеюченька…

Ой, я что, сказала это вслух? Судя по шокированному молчанию – да. Впрочем, мне можно. Я вообще болею, а когда девушки болеют – они имеют право на некоторые причуды. Меня подхватили и прижали к горячему телу.

— Один раз – и я у вас-с, — прошипели у меня над головой, — у вас-с в голове, маленькие, надоедливые, глупые смертные. А теперь зарубите на своих носах… Слушайте меня внимательно, я не люблю повторять дважды. Когда повторяю дважды, я расстраиваюсь. Когда расстраиваюсь – летят чьи-то головы. И не только головы. Я понятно объясняю? Хорош-шо. Этот материал усвоили.

Я никогда не слышала от Ллиошэса Норитэли такого тона. Страшного. Нежного. Смертельно ласкового и заботливого. До такой степени, что эта забота ложится валуном на плечи и душит, душит, душит…

— Так вот, — меня перехватили крепче, — мое не трогать. Я внятно объясняю? Это моя жена, — кажется, меня приподняли.

Глава 19.4.

Принюхались, зарылись носом в мои волосы, что-то тихо урча про себя. До затуманенного разума слова долетали с трудом. Мои руки бережно сжимала сильная когтистая ладонь моего личного чудовища.

— Её нельзя обижать. На неё нельзя косо смотреть. Её нельзя обсуждать. Про неё нельзя говорить дурно. Тому, кто попытается причинить ей боль и выместить на ней злость или какие-то свои другие мелкие фантазии… я дам отличный совет, — продолжил страшный и нежный голос, — закапывайтесь, — казалось, все вокруг покрылось холодом.

Голос выцвел, став совершенно ледяным.

— Берите лопату – и закапывайтесь сейчас. Тогда, может быть, мне будет лень тратить время на то, чтобы вас откопать. Но это смотря как глубоко закопаетесь, и…

— И если здесь найдутся идиоты, которые не вняли словам хранителя Мира, деймара королевской семьи и основателя династии — пусть пеняют на себя. Отправим вашим родным урночки с вашим прахом. За их счет, — добавил ректор Метель.

Кто-то тонко запищал.

— Переход готов? – Отрывисто спросил Ллиошэс.

Я плыла на теплых волнах.

— Да, — ответ эмиссара Метели донесся с некоторым опозданием.

Кажется, я даже приоткрыла глаза. И увидела перед собой багряную прядь волос. Меня несли куда-то вперед-вперед-вперед… прямо по пугающе пустынному и почти прозрачному ледяному туннелю. Причём перемещались мы с такой скоростью, что все вокруг сливалось в одно.

— Куда мы идем? – Боль притихла где-то на задворках. Если я жива и даже что-то шиплю, возможно, все не так плохо?

— Скоро будем на месте. Ты уже там была, Дайана, — в свете тоннеля лицо эльфа крови казалось серо-синим.

— Это Айшэл, — выгораживать идиотку я не собиралась, — она что-то сделала со своей магией, но так, чтобы та не причинила вреда напарнику, а только мне…

— Я с Метели ещё сниму голову. Всей Академией проморгать малолетнюю пигалицу с кровью снежной нечисти, которая пошла в разнос от собственной непомерной жадности и привычки получать желаемое…

Когти ласково почесали меня у виска.

— Скоро будем на месте. Больше больно не будет, — пообещали мне на ушко.

Вскоре движение замедлилось. Мне было страшновато и в то же время – любопытно. Наверное, я не до конца понимала опасность, которой подверглась. О чем-то по-настоящему серьезном даже мысли не возникло. Как будто бы одно присутствие Ллиошэса Норитэли служило гарантией моей неприкосновенности.

Блеснул серебристый свет. И мы вышли прямо у дверей того самого главного зала в Храме силы. Того, где лежал саркофаг со спящим эмиссаром и стояла очень скромная статуя одного ужасно скромного эльфа крови – в полный рост. Висеть на ней было довольно удобно…

Что за глупые мысли?

— Ну, здравствуй, Стужа, — шепнул холодный голос над моим ухом.

Меня поднесли прямо к саркофагу. И да, я самолично видела, как высунувшиеся было из каких-то щелей местные охранные заклинания поджали «хвосты» и убрались обратно.

Уж они-то точно знали, что связываться с Вечным принцем – себя не любить.

Спустя несколько секунд передо мной возникло бледное совершенное лицо с серебряным изломом бровей, закрытыми глазами, тонкими губами и заостренным носом. Камень в груди Стужи все так же мерно мерцал, рана оставалась все такой же застывшей во времени. Но… как будто слегка затянувшейся по краям.