Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
31 декабря собрались все члены нашей большой семьи - это был первый за многие годы семейный Новый год.
Отец всегда любил гостей. До самой отставки по выходным в доме у нас всегда кто-то был - партийные работники разных рангов, военные, конструкторы, а иногда и американский посол.
После смерти Сталина отец предложил открыть Кремль для народа. Тогда одним из первых массовых мероприятий стали молодежные новогодние балы в Георгиевском зале Кремлевского дворца. А когда построили Кремлевский Дворец съездов, там, как я уже писал, стали устраивать новогодние приемы. Отца всегда тянуло к людям, жизни, движению. Одной из первых акций нового руководства после отставки Хрущева была отмена новогоднего приема. Правда, к нам это уже не имело отношения, в список гостей отец попасть не мог.
И хотя в тот год нам было не до праздника,
Телефоны на даче стояли в гостиной, соседствующей со столовой. Все они бездействовали, работал только городской. Поздравительных звонков было мало. К телефону бегал я, в большинстве случаев звонили мои друзья. Иногда отцу передавали поздравления какие-то старые знакомые из далекого прошлого сослуживцы по Донбассу, мамины товарищи по Электроламповому заводу. Но отца к телефону не приглашали.
Поэтому я очень удивился, когда, в очередной раз подняв трубку, услышал чей-то знакомый голос:
– Никиту Сергеевича попрошу.
Мысли мои были настроены на "другую волну", и я не стал особенно ломать голову над тем, кто этот необычно храбрый абонент. Осведомляться же, кто звонит, я не счел возможным и, слегка растерявшись, крикнул в открытую дверь:
– Папа, тебя!
Отец поднял голову и какое-то мгновение не трогался с места. Казалось, он раздумывает, идти или не идти к телефону, и вообще, кто это мог позвонить. Но вопроса не задал, медленно поднялся и, шаркая по-стариковски ногами, пошел к телефону. (Такая у него теперь стала походка. Правда, вскоре она выправилась, и шаг отца обрел былую легкость.)
– Алло, - отец взял трубку.
Мы прислушивались к тишине.
– Спасибо, Анастас!
– раздался помолодевший, почти прежний голос отца.
– И тебя поздравляю с Новым годом. Передай мои поздравления семье... Спасибо, бодрюсь. Мое дело теперь пенсионерское. Учусь отдыхать...
– пытался пошутить он.
Вскоре разговор закончился. Как будто в одночасье помолодевший отец показался в дверях.
– Микоян звонил, всех поздравляет, - отец сел на свое место.
Постепенно глаза его снова потухли. Звонок старого друга лишь ненадолго взбодрил его. Мы все обрадовались за отца: для него этот звонок небольшая, но радость. Значит, не все вычеркнули его из своей жизни. Порадовались и за Анастаса Ивановича: чтобы позвонить отцу, требовалось определенное мужество.
Звонок этот не прошел незамеченным. На следующий день информация о разговоре была направлена Семичастным Брежневу. Тот не оставил ее без внимания - Анастасу Ивановичу продемонстрировали крайнюю степень неудовольствия.
Больше отца не поздравил никто из тех, кому было что терять...
Пробило двенадцать часов. Откупорили бутылку шампанского. В этот момент в дверь стали заходить женщины, работавшие по дому: повариха, официантка, уборщицы. Они принесли пирог, который испекли к Новому году, поставили его перед отцом. Он несколько оживился, налил всем по бокалу шампанского. Пришедшие женщины сказали, что пришли попрощаться - их переводят в другие места, но теплые чувства к отцу они сохранят и запомнят его как доброго и хорошего человека, с которым было приятно работать.
К концу этой взволновавшей всех нас речи у них на глазах появились слезы, прослезился и отец. До сих пор наша семья хранит самые теплые чувства к этим женщинам. При жизни мамы они нередко заходили к ней и поговорить, и помочь по хозяйству. Теперь же с оставшимися в живых мы изредка встречаемся на Новодевичьем кладбище, у могилы отца.
Так, прощанием, и закончился новогодний праздник. Через полчаса все разошлись...
В начале 1965 года мы окончательно переехали на новое место. Весь тот год и отец, и мы привыкали к его новому положению пенсионера. Вдобавок ко всему из-за нервного потрясения он тяжело заболел. Поначалу врачи даже подозревали рак поджелудочной железы, но диагноз не подтвердился - это было только воспаление. Беззубик назначил лечение, отец ему прилежно следовал, и все обошлось, если не считать строжайшей диеты и полного отказа от спиртного до конца дней. Но и до этого отец не злоупотреблял спиртным, хотя и не был ханжой: не
прочь был по праздникам выпить рюмку-другую хорошего коньяка. Подаренная на юбилей в апреле 1964 года бутылка коньяка 70-летней выдержки, который он тогда только попробовал и по достоинству оценил, так и простояла в буфете до 1971 года и была допита на поминках...Постепенно отец стал успокаиваться, интересоваться происходящими событиями, подыскивать себе занятие.
Обычным пенсионерским развлечением, кажется, считается рыбная ловля. Оно и понятно - максимум потери времени при минимуме затрат и хлопот. Этим делом отец никогда не увлекался. Помнится, только в Киеве пару раз мы перебирались с дачи, стоявшей на обрывистом правом берегу Днепра, на низкий левый. Компания была большая, шумная. Прихватывали с собой сеть, тогда еще на эту снасть запрета не было. С шумом и гамом заводили ее на лодке подальше в реку, выметывали и начинали тянуть. Уловы у рыбаков были невелики, но за вечер на ведро ухи набиралось. Разжигали костер, и допоздна не смолкали разговоры. Бывало, запевали украинские песни. Эти пляжи, сеть и рыба, удирающая из нее в последний момент, запомнились мне на всю жизнь.
Теперь все наперебой советовали отцу рыбачить. К советам он отнесся скептически, но решил попробовать. В кладовке отыскалась коробка с лесками и блеснами - давний подарок Вальтера Ульбрихта, я принес удилище и катушки. Несколько дней отец занимался снастями, читал специальные книжки. Наконец все было готово, и он отправился на Истру. По берегам то тут, то там сидели рыболовы. Отца они не узнали, и он без помех расположился на приглянувшемся месте.
Закинул удочку и стал ждать. Как и полагается, клевало редко и плохо. Он вытаскивал, проверял наживку, закидывал снова. Не помню, поймал он что-нибудь или вернулся без улова, но эксперимент закончился неудачно - отца раздражало это бессмысленное сидение.
– Сидишь, чувствуешь себя полным дураком! Так и слышится, как рыбы под водой над тобой потешаются. Не по мне это, - подвел он итог своим впечатлениям.
Больше на рыбалку он не ходил и только, гуляя по берегу, осведомлялся у рыбаков об успехах. Удочки так без дела и простояли до конца его жизни. Сейчас они так же мирно стоят у меня...
Особой проблемой его нового существования стал отрыв от внешнего мира. Обилие информации из многочисленных источников - государственных, партийных, хозяйственных, дипломатических, разведывательных, доверительных, нашей и зарубежной прессы - сменилось тонким и тщательно процеженным ручейком новостей газет, телевидения, радио. Это была единственно доступная связь с жизнью, текущей за забором дачи. Раньше он называл нас бездельниками, заставая у телевизора. Теперь времена изменились, и отец посмеивался: "Мое дело пенсионерское, пусть "они" там решают, а я посмотрю, что сегодня в программе, что нам покажут". Выходя на прогулку, он не расставался с маленьким приемником "Сокол". С утра по старой привычке прочитывал газеты от первой до последней страницы, часто неудовлетворенно хмыкал:
– Жвачка... Разве можно так писать? Какая это пропаганда? Кто в это поверит?
Информации отцу явно не хватало. Он разыскал подаренный ему еще в 50-е годы американским бизнесменом Эриком Джонсоном всеволновый приемник "Зенит" и стал слушать западные "голоса". Новости не радовали. Постепенно упразднялись все его нововведения. Одним из перых шагов стал возврат к централизованному управлению народным хозяйством. Председатели ликвидированных совнархозов потянулись в Москву в министерские кресла. Места всем не хватало, приходилось срочно изыскивать необходимые площади. Внимание Косыгина привлекли строящиеся жилые дома на только что пробитом проспекте Калинина. Было дано указание переоборудовать их под новые ведомства. Переделка проектов влетела в копеечку, ведь функциональное жилье и присутственное место несовместимы. Перед затратами не остановились, новорожденные министерства требовали своего, настал их час.
В Петрово-Дальнем отец жил не один. В поселке было еще несколько дач. Там жили заместители Председателя Совета Министров М.А.Лесечко и И.Т.Новиков, министр финансов А.Г.Зверев. При встречах они всячески демонстрировали отцу свое уважение, но, видимо, не очень зная, как и о чем с ним теперь говорить, по старой привычке начинали полудокладывать, полурассказывать о своих служебных делах, словно ожидая распоряжения или совета. Отца тяготили и эти встречи, и эти разговоры. Он старался избегать контактов со своими бывшими подчиненными.