Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения

В тот день меня сопровождала голубая "Волга". Я заметил, как она остановилась у ограды больницы. Пассажиры остались в машине. Мы гуляли с Леонорой по парку, окружавшему старинное здание. Рассказал ей о происходящих событиях, стараясь не испугать ее. В заключение показал и машину, стоявшую за оградой.

– А я знаю эту машину, - вдруг перебила меня Леонора.
– Я ее уже тут видела. Пару дней тому назад мы играли в настольный теннис. Вокруг были все свои. Поэтому я сразу заметила какого-то худощавого высокого мужчину в сером макинтоше и шляпе с большими полями. Какой-то он был странный, прямо как детектив из кино. Он покрутился, что-то долго смотрел на нас, а потом быстренько исчез. Раньше я тут таких типов не видела. Я тогда бросила играть и подбежала к забору. Смотрю, а там в голубенькой "Волге" сидит эта личность в шляпе и макинтоше. Он сразу же уехал. Точно, это та же машина, - перепугалась Лора.

Я решил ее успокоить:

– Ничего страшного. Поездят, поездят и перестанут. Ничего предосудительного мы не делаем. Если они хотят выяснить, кто печатает мемуары, пусть выясняют. В этом-то никакого секрета нет. Если бы вместо этого дурацкого детектива меня просто спросили, я бы им прямо ответитил. Что скрывать?

На этом мы расстались. Сам я не был так спокоен, как хотел казаться. Что-то готовилось. Но что? Одно ясно - о Леоноре они уже знают.

Через несколько дней после моего визита к Леоноре мне в очередной раз позвонил Евгений Михайлович Расщепов. Он вежливо попросил о встрече - мол, надо выяснить кое-какие детали. Я не имел ничего против и легко согласился.

– Удобнее это сделать не у нас, - сказал Евгений Михайлович, имея в виду здание на площади Дзержинского.
– Если вы не возражаете, мы будем вас ждать в гостинице "Москва".

Он назвал этаж и номер. В таком варианте на встречу я шел впервые. Мне было любопытно и несколько жутковато. Поднялся на этаж, дежурная указала нужную дверь, номер ничем не отличался от других виденных мною в этой гостинице люксов: спальня и гостиная.

С Расщеповым был еще один человек. Он представился Владимиром Васильевичем. Во время разговора внимательно следил за каждым моим движением. Вопросы оказались будничными. Было видно, что ответы не очень интересовали моих собеседников. Всего я не запомнил, но кое-что показалось мне заслуживающим внимания.

– Нет ли у вас новых сведений о Стоуне и Харвее? Не поддерживаете ли вы связи с Харвеем?
– начал спрашивать Евгений Михайлович.

Скрывать я ничего не собирался.

– От Стоуна известий не было. Думаю, у него хватает дел и без меня. А Харвею мы, как и договаривались с ним в Москве, послали на анализ кровь сестры. Пытался созвониться с ним - почти ничего не слышно, расслышал только, что результаты анализа он пошлет по почте. Однако никакого ответа я не получил. Нас это очень беспокоит. Речь идет о здоровье Лены.

Евгений Михайлович посочувствовал мне, но помощи не предложил.

– Скажите, Сергей Никитич, - спросил вдруг его коллега, - вы знаете человека по фамилии Армитаж? Он с вами не встречался?

– Человека с такой фамилией я когда-то встречал, не могу, конечно, сказать, что это тот, кто вас интересует. Одиннадцать лет назад, в 1959 году, когда я сопровождал отца во время его визита в США, представитель госдепартамета США Армитаж ездил со мной в Нью-Йорке в Бруклин. Там жил коллекционер бабочек, с которым я очень хотел повидаться. Бабочки - мое хобби, - пояснил я.
– С тех пор я его не видел и ничего о нем не слышал.

Я был удивлен. При чем тут это? Надо сказать, что вопрос об Армитаже мне задавали и позже. Не знаю, чем он мог так заинтересовать моих собеседников в связи со мной. Даже если он из соответствующих служб, а в этом не было бы ничего необычного, со мной он общался только в рамках протокола. Правда, в сталинские времена и такой "связи" хватило бы за глаза. Как бы то ни было, Армитажа после 1959 года не встречал.

– Он сейчас работает в Москве, в посольстве, - продолжал мой собеседник. Матерый разведчик, как и Стоун. Оба - активные агенты ЦРУ. Если вдруг он на вас выйдет, сообщите нам немедленно.

Я согласился.

– Журналисты вами не интересовались?
– осведомился Расщепов.

– Нет.

– Будут интересоваться - сообщите нам.

– Хорошо.

Вот, собственно, и весь разговор.

Только на прощание был задан главный вопрос, как бы походя, между прочим.

– Кстати, как идет у Никиты Сергееича работа над мемуарами?
– спросил Евгений Михайлович, а его спутник впился в меня взглядом.

– Спасибо, ничего. Сейчас он болен, в больнице, так что какая там работа.

На этом мы расстались.

Прошло около двух недель. 11 июля 1970 года, в субботу, мы с женой собирались в гости к Володе Барабошкину. День близился к вечеру, когда раздался телефонный звонок.

– Сергей Никитич, здравствуйте. С вами говорит Евгений Михайлович. Нам очень срочно нужно с вами переговорить. Не могли бы вы с нами встретиться?

Сегодня встреча мне была вовсе не ко времени. Да и совсем недавно мы говорили, по сути дела, ни о чем.

– Евгений Михайлович, сегодня выходной. Вы меня застали случайно, я ухожу в гости. Давайте встретимся на следующей неделе.

– Нет, нет, - заторопился он, - дело чрезвычайной важности. Произошли некоторые события, я не могу говорить по телефону. Я вас очень прошу.

– Хорошо, - сдался я, - сейчас подъеду.

– Спасибо, - обрадовался Расщепов, - проходите прямо ко входу. Вас там встретят.

Действительно, у огромной металлической с причудливым литьем двери массивного, известного всем советским людям здания на Лубянке меня ждал недавний собеседник из гостиницы "Москва". Он провел меня мимо всех постов на нужный этаж. Зашли в небольшой кабинет Евгения Михайловича. Тут я уже бывал после истории с Харвеями.

Расщепов поднялся из-за стола. На лице расплылось само радушие. Поздоровались, сели. Мой провожатый устроился напротив меня. Все эти приемы уже стали знакомыми. Евгений Михайлович затянул старую песню. Обо всем этом мы подробно поговорили несколько дней назад. Опять о Стоуне, об Армитаже. Как здоровье Никиты Сергеевича? Спросил что-то о мемуарах.

Я недоумевал, что ж тут срочного? Что случилось? Что им, делать нечего? Вслух я этого, понятно, не говорил, безмятежно отвечая на вопросы, и ждал, что же будет дальше.

– Сергей Никитич, с вами хотел поговорить наш начальник. Вы не возражаете?

– Нет, что вы. А кто?

– Заместитель начальника управления.

– Второго главного?* - Я демонстрировал свою осведомленность. Расщепов не ответил.

Мы вышли из кабинета. Поднялись по лестнице на несколько этажей. Постучавшись в плотно закрытую дверь, Евгений Михайлович пропустил меня вперед. Этот кабинет был побольше, но тоже невелик. Справа у окна письменный стол, слева вдоль стены длинный, орехового дерева, с серединой, затянутой зеленым сукном, стол для заседаний - типичный сталинский стиль.