Никогда не кончится июнь
Шрифт:
ГЛАВА 54
Дальше, по выражению Степы, все пошло как по маслу.
Легкий трепет волнения поневоле объял меня на подходе к старинному зданию Миланской консерватории имени Джузеппе Верди, однако, как будто ожидая моего пришествия, в фойе стоял переводчик Дмитрий, меня тут же зарегистрировали, занесли в несколько списков и заставили вытянуть из бочонка жетон с номером.
Мне достался номер 21 — предпоследний. Всего участников конкурса молодых исполнителей на гитаре оказалось двадцать два.
И вот, обняв обеими руками гитару Вячеслава Горячева, я стою за кулисами огромной
Следующий выход — мой.
Ни один из двадцати уже выступивших конкурсантов меня не впечатлил. Пожалуй, победу одержать будет несложно! Я приободрилась и мысленно подмигнула образу Бориса Тимофеевича Залевского, который, казалось, незримо сопровождал меня повсюду.
— …Daria Buran^uk, Russia, — услышала я голос ведущей. — Rolan Dyens. Movement. Astor Piazzolla. Milonga dell angelo. (Ролан Диенс. Движение. Астор Пьяццолла. Милонга ангела.)
Боясь наступить на подол длинного розового платья, я осторожно вышла на середину сцены и поклонилась.
Раздались аплодисменты.
Я села на заранее приготовленный стул. Поставила ногу на скамеечку.
Подняла глаза и коротким, но всеобъемлющим взглядом окинула зал. Он был почти полон. В центре сидело жюри — два профессора Миланской консерватории, несколько известных концертирующих гитаристов (испанец, итальянец и француз — я слышала, как их представляли в начале), оперная певица из Рима и… та самая пожилая дама, которая ночью зашла с чемоданчиком в отель «Морская раковина».
Ее должность и регалии я как-то пропустила.
Но, кажется, я засмотрелась. Лица в зале стали нетерпеливыми.
Я наклонила голову, чуть задержала взгляд на струнах… и начала.
Теперь все зависит только от меня.
Я взяла максимально возможный темп. Пальцы правой руки, как стрижи, взвились и заметались, но заметались упорядоченно, уверенно и быстро, так быстро, что проследить их движение было почти невозможно. Они как будто перелетали с одной струны на другую, то взмывая вверх, то опускаясь вниз. Каждая нота была прозвучена, каждый пассаж был верен. Когда я закончила, послышались восторженные крики «Bravo! Bravo!»
Едва они смолкли, над залом взлетели первые звуки «Милонги» — трепетные, трагические, как большие темные птицы. Зал сразу затих. Фраза за фразой, я плела картину прекрасного танца, я отдавала зрителям, замершим в мягких креслах, всю свою душу, все переживания последних дней, всю боль, которую могла передать моя гитара. Образ танцующей пары, той самой, ради которой я существовала сейчас на этой сцене, встал передо мною, и музыка словно облилась слезами. Наконец, последняя, глухая сумрачная нота замерла и угасла.
Когда я встала и поклонилась, зал взорвался аплодисментами.
— Уф! — выдохнула я за кулисами, унимая колотящееся сердце. — Похоже, первый этап пройден, и неплохо!
— Il nostro partito ultimo, Veracini Lorenzo (Наш последний участник, Лоренцо Верачини), — прозвенел со сцены голос ведущей.
И легкая воздушная волна коснулась моих колен — мимо меня, тряхнув темными локонами, прошел высокий парень с гитарой наперевес.
Он стремительным шагом вышел на сцену, быстро сел и сразу, не глядя в зал, начал играть.
Я хотела уйти, погулять по
Милану, отвлечься и не слушать больше слегка надоевшей гитарной музыки.И уже развернулась было спиной к сцене…
Но тут раздались первые звуки, и они пленили меня.
Забыв обо всем, я завороженно смотрела, как, подобно плавным птицам, взлетают над грифом его красивые загорелые руки. Как едва прикасаются к струнам длинные изящные пальцы, и безукоризненные пассажи бисером рассыпаются над застывшим в безмолвии залом. Мелодия то пропадает совсем, то расцветает словно из ниоткуда, то опять звенит и пульсирует мощно и ярко… Мое сердце сжалось в комок.
У этого Лоренцо… как его? Верачини выиграть будет…
Я закусила губу.
…сложно. Очень сложно.
Лоренцо уже поднялся и, кланяясь, тряс своими атласными волосами, а в сердце мое прокралось какое-то горькое, щемящее чувство.
Крики «Браво!» сотрясли зал, и, признаюсь, я и сама закричала бы ему «Браво!»
Но вместо этого я повернулась к лицом к кулисному занавесу, чтобы он, возвращаясь, не увидел выражение тревоги на моем лице. И снова почувствовала легкое волнение воздуха — это Лоренцо Верачини стремительно прошел мимо.
Закинув гитару на плечо, я вышла в фойе. Вокруг меня сновали люди, доброжелательно обступали организаторы и участники, знакомились, восхищались, поздравляли…
«Russo… Dasha… Brillante intervento!» («Русская… Даша… Блистательное выступление!») — услышала я чей-то восторженный шепот.
Красивая спина Лоренцо мелькнула у выхода и исчезла за дверью.
Раздвинув толпу, я тоже вышла на улицу, в солнечное итальянское лето. Мне хотелось побыть одной.
Я гуляла по оживленным улицам, смотрелась в витрины магазинов, слушала певучую итальянскую речь и успокаивалась. Может быть, зря я так разволновалась… Может быть, я сыграла не хуже? Мне трудно судить объективно. Но ведь четыре первых места и один Гран-при в Австрии что-нибудь да значат?!
Немного воспрянув духом, я снова подумала о пропавшем Степе.
Потом о том, что карточная игра, скорее всего, не выиграна, и мои старания напрасны.
Несмотря на прекрасную природу, слепящее солнце и пропасть народу на улице, мне было одиноко.
Жаль, что сотовый разбился так некстати. Вместе с ним на лестничной площадке остались номера телефонов. И теперь я не могу позвонить ни Степе, ни маме, которая — подумать только! — предается отдыху всего в нескольких километрах от меня!
Через два часа я вернулась в зал на оглашение результатов первого тура.
Во второй тур допустили 15 участников из 22-х.
Как и следовало ожидать, по сумме баллов я оказалась на втором месте.
А на первом воцарился Он.
«Ну что ж, — я покосилась на его сияющее лицо, — еще посмотрим, кто кого!»
Все остальные — какой-то поляк Вацлав, итальянка Франческа, французы Этьен и Винсент и другие конкуренты — меня не волновали.
Только Он.
Когда объявили результаты, на его правой щеке, которая была мне видна с моего места, заиграл румянец.