Никогда не разговаривай с чужими

Джон боролся с воспоминаниями о том времени. Разумом он понимал, что надо все забыть, блокировать память, которая причиняла боль, но сердце было неподвластно разуму и не подчинялось. Те горькие воспоминания всегда преследовали его, забыть или выбросить их из головы оказалось бесполезным делом. Они оставались четкими и ясными.

Джон перестелил постель и спустился вниз на кухню, но завтракать не хотелось. Интересно, заметит ли она, как он похудел?

День обещал быть великолепным. Английская погода весьма капризна, теплеет медленно. Сначала полдюжины прохладных дней, затем в конце концов накатывает волна жары, которая длится неделю, а затем все заканчивается грозой. Апрель только что начался, для настоящей жары еще рановато. Но небо было чистым и голубым, солнце, хоть и затянутое дымкой, пригревало сильно. Можно выйти в сад без куртки и удобно устроиться в шезлонге. «У кого еще есть шезлонг?» — спросила его Дженифер со смехом, когда он вытащил на газон два шезлонга из полосатой парусины. Один, со съемной подставкой для ног, — для нее.

Возможно, как говорит Марк, он несовременный и предсказуемый. Его молодость прошла в бурные шестидесятые, оказавшиеся для него не слишком бурными. Вероятно, в его несовременности и было все дело. Ему хотелось заботиться о ней, потому что он любил ее, потому что видел в этом свой супружеский долг. Пока она жила с ним, она никогда не работала.

Чтобы отвлечься от грустных воспоминаний и не думать о предстоящей встрече, Джон взял блокнот и принялся изучать записи. Можно считать небольшой удачей, что он, возможно, знает первое и третье слово. Это, скорее всего, «Левиафан» и «Дракон». Дальше он застрял. Но сейчас, немедленно, как если бы его подсознание всю ночь в тишине работало над проблемой, он понял, что означало ТООст и выражение «Команды ТООст игнорировать». Это значило, что на все сообщения, составленные с применением кода из книги Теда Олбери «Обратная сторона тишины», не обращать внимания. Но не означает ли, что с прекращением действия старого кода с наступлением нового месяца апреля вступает в силу новый — Брюс Партингтон — код? А кто, черт возьми, этот Брюс?

Вряд ли это участник Мафии, — думал Джон. — У них у всех прозвища из мифических животных. Брюс Партингтон, возможно, автор детективных романов. Джон никогда о таком не слышал, но это вовсе не означает, что его нет. Он не очень хорошо знаком с авторами в этом жанре, за исключением только очень известных, таких, как Ле Карре, например, или Дайтон, Югал, наконец, Олбери. Ну, может быть, еще парочка наберется. До назначенной встречи с Дженифер оставалось еще несколько часов. Почему бы сейчас не заглянуть в библиотеку на Люцерна-роуд и не спросить, нет ли у них каких-нибудь романов Брюса Партингтона? Может быть, повезет, и у этого Брюса окажется не так уж много книг, не более полдюжины? Возможно, они даже есть в библиотеке, и будет нетрудно выписать из них первые предложения для апрельского шифра.

В первом приближении порядок он навел. Он вычистил раковину, вытер ее досуха. Нечего и думать, чтобы убрать весь дом. Слишком запустил. Но разве Дженифер не говорила, что ее не тревожат такие мелочи, что ей безразличен домашний уют? Говорила, и часто. Солнечные лучики высветили паутину под столом, следы пальцев на деревянных дверях и оконных рамах. Занавески давно надо бы отдать в чистку. Хорошо бы их вообще выбросить и купить новые. А почему бы и нет, если Дженифер захочет? Возможно, она изменилась. Если Питер Моран готов снова оставить ее, если она страдает от повторной утраты иллюзий, будет ли она в отчаянии, не ожесточится ли?

Сначала Джон представил, что она возвращается к нему только потому, что Питер Моран покидает ее снова, то есть, другими словами, он для нее как тихая гавань для кораблей, застигнутых штормом. Но странно, это его мало беспокоит. По крайней мере, то время, что она путалась с Питером Мораном, закончится. Но тут в голову пришла другая мысль, от которой по телу побежали мурашки. А вдруг Моран имеет отвратительные сексуальные наклонности? Однако какие? Джон мало разбирался в этом. Но Моран не мог быть кем-то, кто предпочитает мужчин. Зачем тогда ему Дженифер? Возможно, ему нравится, когда его истязают, или даже — Джон вздрогнул от такой мысли — нравится причинять боль другому? В памяти свежи сведения о мазохистах. Возможно, именно это и побуждает Дженифер вернуться? И если она любила его однажды, то сможет полюбить снова, подумал Джон. С солнечным светом к нему вернулась уверенность в себе. И неожиданно он обнаружил, что что-то насвистывает, бесцельно вышагивая по кухне.

Библиотекарь в филиале на Люцерна-роуд была уверена, что книг Брюса Партингтона у них нет. Она просмотрела в компьютере файл с фамилиями авторов и показала Джону, что между Робертом Б. Паркером и Гарри Паттерсоном фамилии на букву П нет.

— Хотя имя очень знакомое, — сказала девушка.

— Вы хотите сказать, — встрепенулся Джон, — что такой писатель есть, но у вас в библиотеке нет его книг?

— Не думаю, что это писатель. Это скорее название чего-то. Может, фильма, например, или какого-нибудь стиля.

Это не имело большого значения. На следующей неделе, между прочим, у него не будет времени, а может быть, и желания разгадывать код.

Было двадцать пять минут третьего, когда Джон прошел через главные ворота Хартлендских Садов. Он все-таки позавтракал дома, не замечая, что ест, принял ванну и переоделся во все свежее, вымыл тарелки, вытер их, убрал все в шкаф. Но время словно остановилось, было только половина второго. Ему стало ясно, что дольше в доме оставаться он не сможет. Ему просто необходимо выйти на воздух и прогуляться.

Автобус подошел сразу же, и почему-то дорога оказалась незагруженной. Было по-летнему жарко, и оголенные, без листьев, деревья выглядели странно на фоне голубого безоблачного неба. Тысячи белых с желтой сердцевинкой нарциссов цвели по бордюру широкой аллеи, ведущей от главного входа к бывшему особняку Дугласов. Густой аромат цветов кружил голову. Джон свернул с главной аллеи направо и пошел по дорожке, ведущей к той части парка, который издавна называли Садом леди Арабеллы.

Леди Арабелла, светская дама и большая любительница садоводства, была женой Лисандра Дугласа. Мать Джона еще ребенком могла видеть, как она разъезжала по городу в громадном автомобиле «лагонда». Джон и Черри часто приходили сюда вместе с матерью и особенно любили игровую площадку с качелями и деревянными горками, с которых было так весело скатываться по гладкой отполированной поверхности. В то время парк на короткий срок передали городу в счет оплаты налога на наследство почти разорившейся семьи Дуглас. Любимым местом матери Джона был этот садик, куда он сейчас и направился. Служители Хартлендских Садов постарались сохранить его, как задумала сама леди Арабелла. Подойдя к садику, Джон подумал, как было бы неплохо уговорить Дженифер провести встречу здесь, а не за чайным столом. Здесь они бывали несколько раз, сидели на скамейке, гуляли по аллее.

Садик всегда оставался белым: растения для него подбирались таким образом, что поочередное цветение не прекращалось все три сезона, его опоясывала живая изгородь из тиса, и приходилось обойти вокруг, прежде чем обнаружить проход под аркой. И только с этого места вид на садик открывался полностью. Джон откровенно изумился, увидев настолько буйное цветение. Какое разнообразие нарциссов, уже расцветшие белые тюльпаны, подснежники, крокусы цвета слоновой кости рядом с темно-лиловыми ирисами. Если честно, такого сорта ранних ирисов он даже не знал. Ветви вишни усыпаны плотными бутонами. Они еще не открылись, но ломонос, что оплел решетчатые стены маленькой беседки, уже покрылся звездочками нежных, словно из папиросной бумаги, цветов.

Он был совершенно один. Красота садика, изумительные ароматы, теплое солнце странно подействовали на него. Джон почувствовал слабость и некоторый трепет. Стало трудно дышать. Он присел на каменную скамейку и подумал, что Дженифер, наверное, уже здесь. Даже скорее всего. Она где-то рядом, она не может быть далеко. Джон посмотрел на часы. Два сорок пять. Возможно, после чая они придут сюда вместе, он приведет ее.

Белые фиалки разбежались меж камней. Они росли по краям симметричных клумб, среди других цветов, как будто садовник разбросал семена повсюду, не задумываясь. «Я хочу, чтобы она была здесь и сейчас», — подумал Джон и закрыл глаза. Он мысленно молился за ее появление. Но когда Джон открыл глаза, ничего не случилось и он по-прежнему оставался в саду один, только бабочка, уцелевшая зимой, кружила над цветами, такая же белая, как лепестки нарциссов.

Джон вышел из Сада леди Арабеллы и пошел обратно к дому вдоль одной из высоких террас, с которых, если посмотреть вниз, просматривалась замощенная камнем площадка, куда летом выставляли столы и стулья из ресторана, двери которого распахивали настежь. Естественно, в это время года еще прохладно для этого, но когда Джон прошел по узкой дорожке и перегнулся через перила, он понял, что ошибался. Столы внизу уже стояли, и даже пара зонтиков от солнца были раскрыты над ними. За одним из не затененных зонтиком столов сидела Дженифер и читала газету — или журнал, трудно разглядеть, — лежащую перед ней.