Никогда не разговаривай с чужими

— У вас были плохие времена, — вздохнула девушка, — море ужаса. Но будем думать, что теперь дела пойдут по-иному.

— Надеюсь, что вы правы. Мой отец обычно говорил: «Не унывай! Могло быть и хуже», поэтому я и не унываю. Действительно, могло быть и хуже.

Сьюзен рассмеялась, а Джон подумал, что, возможно, его слова прозвучали неплохо, даже остроумно. Он был рад, что не добавил, что отец никогда больше так не говорил после смерти Черри. А потом, когда она доела свой кекс, стряхнула крошки с темно-синей юбки и кончиком пальца смахнула сахарную пудру с картинного подбородка, он подумал, а почему не пригласил ее пообедать с ним? Хорошо бы сегодня вечером посидеть в том индийском ресторанчике, в который они заезжали с Марком, у Хилл-Стейшн. Вероятно, по двум причинам, рассуждал он, когда они встали из-за стола и вышли с площадки, где и расстались. Она продолжила свой путь к северу через Сады, а он направился к Февертонскому выходу. «Две причины. Первая — я думал бы о Дженифер, представлял бы, что она — это Дженифер, и мог бы по ошибке назвать ее Дженифер. А вторая — я просто боюсь. Боюсь, что она могла бы отказаться. И это, наверно, более действенная причина, — подумал он, когда Сьюзен обернулась и помахала ему рукой. — У меня бы не хватило выдержки принять ее отказ».

5

Для лучшего обзора панорамы горных цепей, склонов с оливковыми рощицами и кипарисами, небольших водопадов и развалин древнего храма на смотровой площадке, расположенной на вершине холма, был установлен телескоп. Предполагалось, что за небольшую плату в одну драхму, которую туристы должны были опустить в монетоприемник, можно увидеть больше, чем просто неясные очертания окрестностей, но телескоп действовал недолго, и даже щель монетоприемника была залеплена грязью. Манго перегнулся через низкую стену ограждения и глубоко вздохнул. Здесь, наверху, удовольствие дышать воздухом, настоянным на разогретых на солнце чабреце, орегане и лавровом дереве, было гораздо сильнее, чем просто вдыхать аромат тех же трав на склоне холма. Не составляло большого труда поверить, что боги спускались на землю именно здесь. Манго уже представлял их ожившие статуи, гораздо больших размеров, чем в жизни, в широких, похожих на плывущие облака одеждах.

Ниже по склону Ян и Гейл гонялись за бабочками. Они не ловили их, а старались подойти поближе, чтобы лучше рассмотреть. Такого размаха крыльев и необыкновенно яркую окраску они никогда не встречали дома. Стояла жара, но из-за низкой влажности она переносилась легко.

— Смешно подумать, что это место принадлежало когда-то нам, — заметил Грэхем.

— Ты это о чем? Как это нам?

— Так это же был Британский протекторат после Наполеоновских войн. Мы правили здесь почти пятьдесят лет.

Грэхем увлекался историей и собирался изучать ее и дальше в университете. Пока Ангус расспрашивал, как Британия когда-то смогла достичь берегов Ионического моря, Манго вернулся к телескопу и внимательно осмотрел его. Как глупо, что телескоп не работает. Зачем он тут стоит вообще? Своим бесполезным присутствием он только оскорбляет природу. Манго дотронулся до потемневшего латунного обруча на цилиндре, и вдруг как от внезапной искры что-то взорвалось в памяти, и решение вопроса, мучившего его месяцы, вырвалось наружу.

— Анг! — позвал он. — Грэхем!

— Ты что? — Ангус, который уже начал спускаться по склону, резко притормозил у лавра.

— Я разгадал код Московского Центра! — воскликнул Манго. — Мне только что пришло в голову, просто как озарило. Господи! Это просто чудо! Все стало понятно, ясно!

— Святой Боб! — ахнул Ангус.

— Можешь ехидничать сколько хочешь, но это так и было. — Манго вынул свой шифровальный блокнот, открыл лист с сообщениями Штерна с концевыми числами. — Смотрите! Мы узнали, что число в конце — это время. Я догадался об этом на прошлой неделе. Помнишь, Грэхем? Я говорил тебе. Я догадался, что цифры означали время. Не девятьсот сорок два, а девять сорок две, не тысяча три, а три минуты одиннадцатого. И еще я понял, что они смотрели на электронные часы, потому что у Грэхема в нашей комнате тоже есть электронные. Но сейчас я понял, что это определенные часы, это часы на башне «Сит-Вест».

— И как же ты об этом догадался здесь, на вершине холма на Корфу? — ухмыльнулся Грэхем.

— Не потому, что я — провидец, можешь не смеяться. Это из-за телескопа.

Брови Грэхема удивленно поползли вверх. Он стал натягивать футболку, которую купил на Корфу. На ней была напечатана медуза.

— Помнишь, — продолжал Манго, — Чарльз Мейблдин сделал фотографию комнаты Перча, когда ездил в Уттинг? Ну, помнишь, да? На ней много не разглядишь, но телескоп на подоконнике виден четко. Это и был ключ к коду, только мы никогда не понимали этого. Невозможно просто так разглядеть часы на «Сит-Вест» из Уттинга, слишком далеко, но в телескоп это возможно. Башня не видна тоже и от дома Рози Уайтекер, но с верхнего этажа ее увидеть можно. Остальные агенты Московского Центра могли бы увидеть башню невооруженным глазом, а если нет, то с помощью телескопов или биноклей.

Ангус раздраженно тряхнул головой:

— Ну, так и что? Когда ты оставишь все это, Боб? Я имею в виду, когда ты, наконец, повзрослеешь? — Он, которого выдержка никогда не оставляла, неожиданно зарычал: — Ты должен жить, наконец, понимаешь? Жить нормально, по-человечески, а не играть! — И он заскользил по травянистому склону вниз, где родители распаковывали вещи для пикника.

— Не обращай внимания, успокойся, — попытался разрядить обстановку Грэхем. — Это он просто бесится, что Диану не взяли.

Но Манго и не думал беспокоиться.

— Нет, ты посмотри, что они делают. Начинают с даты, когда агент, которому обращено послание, должен начать действовать. Так? Это первое число в начале предложения. Затем они пишут сообщение в шифре, который они установили вчера или когда там, и в конце ставят электронное время. Это время, когда в указанный в начале шифровки день агент должен посмотреть на часы «Сит-Вест» и запомнить температуру. Скажем, если, к примеру, шифровка начиналась с девятки, а заканчивалась числом девятьсот двадцать три, это значит, что получатель должен посмотреть на часы «Сит-Вест» в двадцать три минуты десятого девятого числа. И если температура будет двенадцать градусов, он должен расшифровывать код с двенадцатой буквы алфавита.

Манго теперь быстро выписывал числа и буквы из книжечки на старую каменную стену ограждения. Грэхем подошел к нему и заглянул через его плечо.

— Это мы сделаем, — бормотал Манго, — вычислим. Прекрасненько распутаем. Смотри! — обратился он к Грэхему. — Это последняя записка, что мы взяли из руки Лисандра Дугласа. Видишь, она начинается с цифр два и семь, а заканчивается один ноль один пять. Это значит, скажем, Перч должен посмотреть на «Сит-Вест» двадцать седьмого в пятнадцать минут одиннадцатого и может начинать работу с шифром с той буквы в алфавите, какая была температура.

— Но мы не сможем. Мы же не знаем, какая была температура.

— Не знаем, но легко сможем подобрать. Где-нибудь между двенадцатью и двадцатью градусами, ты так не думаешь? Двадцать седьмого июля в десять пятнадцать утра? О! Это нам говорит, что шифр может начинаться с букв от Л до У.

— Ты не сможешь это применить, если температуру указать по Фаренгейту. Только по Цельсию, и там, где температура редко поднимается выше двадцати шести градусов. ^[23]

23

В английском алфавите 26 букв.

— Если они делают, как я предполагаю, то, когда температура превысит последнюю букву алфавита, они начнут по второму кругу, с первой. Мы это проверим позже, а сначала предположим, что было пятнадцать градусов. Послушай, папа нам кричит? Наверное, как всегда, беспокоится, что кто-то из нас заблудился или нас утащили разбойники.

Грэхем, усмехнувшись, кивнул. Он протянул Манго руку смешным жестом старомодного человека.

— Мои поздравления.

Ребята обменялись рукопожатием. Манго, неожиданно смутившись, перепрыгнул, опираясь на руки, заградительную стенку и помчался по склону вниз на пикник.