Никогда не разговаривай с чужими
Шрифт:
— Теплая. Но вряд ли у тебя здесь найдется холодильник
Чарльз покачал головой. Что-то здесь изменилось. Исчезли кое-какие вещи, например, нет двух стульев, сняты длинные рваные розовые занавески, и, как он сумел разглядеть, вместе с ними исчезла и паутина. И самое неприятное, что нет ключей. Раз их не оказалось в дверях, а члены Лондонского Центра никогда их оттуда не вынимали, значит, все ключи исчезли.
— Ты насквозь промок, — заметил Питер.
— Как и вы.
— Давай я вытру тебя свитером. Он шерстяной, я сейчас достану его из сумки.
Чарльз зажмурил глаза и почувствовал, как заныло сердце. Более того, ему показалось, что все внутри опустилось. Надо же быть
Потоки воды струились по стеклам. Они, казалось, были более плотными, чем кирпичная стенка или оконные рамы. И за водопадом Чарльз с трудом смог разглядеть что-то зеленое, мигающее.
Питер осторожно накинул свитер ему на голову и принялся сушить волосы. Шерстяной свитер, как только впитал влагу, остро запах овцой. Две свечи, которые Чарльз поставил на подлокотники металлической скамейки, горели вытянутым ровным пламенем. В их свете предметы отбрасывали темные длинные тени. Тонкая угловатая тень Питера Морана походила на монстра Франкенштейна, который схватил в свои лапы какого-то гидроцефала и пытался задушить его, а может быть, бил по болтающейся огромной голове.
Чарльз без паники освободился от свитера и пригладил рукой взъерошенные волосы. Питер стоял слишком близко, в упор смотрел на него, но не касался рукой.
— Иди сюда, садись. Давай перекусим.
Он устроился в шезлонге с рваной шелковой обивкой и похлопал рукой рядом. Чарльзу показалось, что по телу расползлись мурашки, и в глазах потемнело.
— Иди же! — повторил Питер.
Никакая в мире сила не сдвинет его с места, решил Чарльз. Дождь неистовствовал за окном, с такой силой стучал по крыше и фасаду, что у него создалась иллюзия, будто весь этот грохот в его собственной голове, что так пульсирует его кровь. Питер передвинул шезлонг ближе к Чарльзу и застенчиво монотонно заговорил:
— Когда я был приблизительно твоего возраста и только поступил в Россингхем, я был очень одинок. Мне казалось, что все покинули меня. Я был счастлив дома и совсем не хотел уезжать в школу. К Россингхему я никак не мог привыкнуть, мне казалось, что меня никто не любит, да, признаться, я и сам никого не любил.
Чарльз думал о лестнице и о том, как выбраться на крышу. Конечно же, это возможно. Наверняка Манго и, может быть, Грэхем тоже проделывали такое. Надо только залезть по откидной лестнице на чердак, поднять ее за собой и с чердака через люк выбраться на шиферную крышу…
— В Россингхеме, — все так же на одной ноте продолжал Питер, — был садовник, я полагаю, ты назвал бы его землекопом. Просто обыкновенный рабочий человек Знаешь, молодой парень лет двадцати. Так вот, он был добр ко мне, он любил меня — ты понимаешь, что я имею в виду? — Голос Питера изменился, теперь он заговорил возбужденно, с придыханием: — Я говорю о физической любви. Я доставлял ему радость, а немного погодя я тоже стал получать удовольствие. Я был уже не одинок.
— Но я и так не одинок! — Голос Чарльза прозвучал по-детски тонко, пискляво, испуганно.
Его точно загипнотизировали, он не мог отвести глаз от бесцветных пустых глаз Питера Морана. Все еще не в силах сдвинуться с места, он слушал звуки уходящей грозы, хотя с таким же успехом могло биться и его сердце. Но где-то в глубине его сознания холодный здравый смысл окончательно не изменил ему: «Что это? Не то ли, что я должен узнать?»
Питер Моран протянул руку и положил ее на бедро мальчика. Его обожгло через джинсы, словно раскаленным железом. Он отпрыгнул, схватил одну свечу и рванулся к двери. Пламя затрепетало, и тени разлетелись, как стая гигантских птиц.
— Ян, вернись! — закричал Питер Моран.
Чарльз выбежал из двери
и бросился к последнему маршу лестницы. Горячий воск капал с оплывающей свечи. Питер выскочил следом, держа в руке свечку. Взбежав по крутым ступенькам, Чарльз перескочил лестничную площадку к открытой двери — двери, от которой тоже не было ключа, и свеча погасла. Через дверной проем он вгляделся в анфиладу верхних комнат с распахнутыми дверями, бесполезными дверями и с ужасом оглянулся. Питер остановился на лестнице, до площадки оставалось не более двух ступенек. Пламя свечи освещало его лицо, оправа очков резко выделялась на лице, и огромная тень от его фигуры застыла на стене позади него.— Ты маленький дьявол! Что, черт побери, ты задумал?
Чарльз сжал руку в кармане, раздался хруст раздавленного спичечного коробка. Большим пальцем он умудрился вытащить одно из маленьких тупых лезвий перочинного ножа. Горела только одна свечка в руке Питера, но в слабом свете он разглядел замотанную вокруг планки веревку, которой тяжелая стремянка крепилась прямо к потолку. В одном месте веревка почти перетерлась, никто так и не заменил ее. Чарльз вытащил из кармана нож, но уронил свечу. Блюдце, на котором она стояла, вдребезги разбилось.
Питер Моран посмотрел на нож, и Чарльзу показалось, что Питер почему-то решил, что он собирается метнуть нож в него. Питер поднялся еще на ступеньку.
— Отдай мне это.
Чарльз тряхнул головой. Он не мог говорить, у него пропал голос, но одновременно исчез и страх. Его место заняла какая-то взрывная, почти болезненная энергия. Чарльз поднял руку, как для удара, крепко зажав в ней нож. Большой палец словно сросся с рукояткой. Питер поднялся еще на ступеньку и потянулся к ножу, но в этот момент Чарльз взмахнул рукой и резко ударил ножом по обтрепанному месту веревки…
Потом ему очень хотелось бы думать, что он совсем не ожидал такого, ему нужна была только лестница. Он просто хотел выбраться на крышу. А так было проще всего отвязать лестницу.
Но действительно это не было правдой. Он именно это имел в виду, и он понимал, что делал. Несмотря на свое возбужденное состояние, он точно знал, каким будет результат, понимал, что произойдет.
И это произошло ужасающе быстро. Не было ни сомнения, ни замешательства, ни страха, прежде чем громоздкое сооружение из металла и дерева устремилось по дуге вниз. Незакрепленный край стремянки пронесся в дюйме от Чарльза и, как бы в отместку за это несостоявшееся столкновение, врезался в челюсть Питера. Он пытался увернуться и почти увернулся, но лестница тем не менее задела его челюсть, с отвратительным хрустом раздробив кость, и сбила его с лестницы. Погасшая свеча, вопль от боли и падение Питера вниз по ступенькам — все произошло почти одновременно.
Стремянка, качнувшись широко над площадкой, возвращалась к Чарльзу, который быстро отпрыгнул в сторону, и остановилась, слегка подрагивая.
В темноте Чарльз споткнулся о порожек в дверном проеме. Он упал на руки и колени и тоже завопил, непроизвольно взвизгивая короткими пронзительными воплями, как очень маленький ребенок.
Часть 5
1
Наступила тишина. Дождь прошел, и Чарльз умолк тоже, прекратив вопить. Он поднялся на ноги и стоял неподвижно, заставляя себя глубоко дышать. Дрожь в ногах постепенно стихала. Через пару минут Чарльз наклонился и стал шарить вокруг себя в темноте. Он наткнулся на свечку, которую уронил Питер Моран. Удивительно, но блюдце, на котором она стояла, не разбилось. Чарльз зажег свечу, зажал ее в руке и, с трудом передвигая ноги, направился к лестнице.