Никогда_не...
Шрифт:
Он сам даёт мне возможность произнести то, что хотела, ненадолго отвлекаясь.
— Что это за одежда на тебе?
Его голос такой же отрывистый как и мое дыхание, его глаза смеются, нижнюю губу он закусывает, чтобы удержать расползающуюся по лицу улыбку.
— Потом расскажу, — прижимаю ладони к его щекам, заставляя замереть, смотреть на меня, не отрываясь, чтобы успеть сказать, пока еще могу. — Артур, послушай… Очень внимательно послушай.
Он ничего не хочет слушать, его руки стаскивают с меня халат, пальцы цепляют застёжку лифчика, стягивают бретели, горячие ладони проходятся по спине, — и если бы она могла застонать, то точно это сделала бы это, так ей нравятся его прикосновения.
— Ты был прав. Слышишь, ты был… — невозможно говорить, когда у него такие руки, абсолютно невозможно. — Прав… Ты — это не твоя семья.
Он вздрагивает, так
— Что? — переспрашивает Артур, и я понимаю, что молчать нельзя, поэтому говорю, говорю, пока мне хватает слов.
— Ты — это не твоя семья. А я — не моя работа. Человека надо воспринимать таким, какой он есть, без всего того, с чем он связан и что о нем говорят, — повторяю один в один то, что он сказал мне четыре дня назад, и за что я его снисходительно высмеяла. А теперь вот — согласна с каждым словом. — Раньше я не понимала, я все усложняла, зато теперь все легко и ясно. Понимаешь? Все вообще встало на свои места! Ты — это только ты. Не твои обязанности, не твоя ответственность, не твоя семья. Только ты, — повторяю как заведённая, чтобы он точно уже не сомневался. — Ты — такой один, такой как есть. Да, есть ещё важное, что окружает нас в жизни — наши родные и любимые, но они рядом, они не должны воровать часть нас. Ты должен быть целым, Артур, а не поделенным на куски теми, кто тебя любит. И тогда у тебя все будет — твоё счастье, твои успехи, твоя самая лучшая в мире жизнь, в которой все ещё впереди. Все будет, Артур! Все самое главное у тебя не было, а будет. Веришь мне? Скажи — ты мне веришь? — вцепившись пальцами в его футболку, я почти трясу его, так мне хочется, чтобы он поверил.
И по тому, как выходя из оцепенения, он медленно выдыхает, после чего вдруг легко подхватывает меня на руки, подсаживая повыше, чтобы мои глаза находились вровень с его, я понимаю — он верит. И чуть не всхлипываю от радости.
— Ты что, была у моих? — даже не спрашивает, а утверждает Артур.
— Угу, — киваю я, притворно хмурясь и стараясь скрыть сентиментальные слёзы. — Надо было всё-таки раньше сходить. Тогда бы мне сразу все стало ясно, и мы бы не поругались с тобой, как придурки.
— Так я сам тебя не пускал.
— Я же говорю — как придурки. Мы друг друга прям стоим. Офигенная парочка.
— Офигенная, — он улыбается, открыто и легко, соглашаясь с моими словами. — Совпадаем на все сто.
…Спустя пятнадцать часов я стою на том же месте, в его прихожей, и пытаюсь уйти, не веря, что прошло так много времени, и большая половина суток пролетела как пара минут. Вместо фривольного халатика на мне джинсовая рубашка Артура, доходящая до колен, рукава закатаны на несколько подворотов — настоящий плащ, если подумать. И это хорошо, значит, не замёрзну. За ночь погода неожиданно испортилась, небо стало свинцовым и низким, температура упала вниз на целых пятнадцать градусов, и в темноте пустился дождь — холодный и колючий, совсем не похожий на тёплый летний ливень.
Я не хочу уезжать. Артур не хочет, чтобы я уезжала. Но я должна вернуться к себе, чтобы убедиться, что у Вэла все в порядке, что он добрался к нам от Никишиных, что поел, поспал, а не убежал в поля, впав в экзистенциальный кризис из-за моего исчезновения. Я чувствую себя, как будто бросила любимого котёнка, оставшегося в пустом доме в полном одиночестве, ещё и без корма впридачу.
Хотя, в пустом ли?
Перед этим, поздно вечером Артур звонил на мой номер — телефон, который я оставила Вэлу, не отвечал. После этого он позвонил племянницам под предлогом того, что слава о том, как Наташка отметила встречу со столичными гостями в заведении Дениса пошла гулять по общим знакомым, и он хочет узнать, все ли в порядке. В ответ Эмелька, голос которой мне до сих пор странно слышать по ту сторону связи, докладывает, что кое-кто да, уже ушёл, а кое-кто нет, остался.
Что не помогло нам прояснить ситуацию абсолютно. Тем, кто остался, вполне может быть Вэл, а может и Денис, повадившийся ночевать у Никишиных, привлечённый не толко красотой Эмельки, но и вкусными пирогами Наталь Борисовны. Вот только Эмель может утаить эту информацию, ожидая, пока Дэн не поговорит с ее дядей.
— Меня тут с тобой настойчиво хотят познакомить, — после звонка девчонкам сообщает Артур — Говорят, что ты классная.
— И что? — черт, как же научиться реагировать на ситуацию так, как он — со спокойной иронией.
— Ну, так я согласен. Ты классная. Но
мы с тобой и без посторонних справились, да? — подкалывает меня Артур, обнимая за плечи и снова привлекая к себе.И я не еду домой в первый раз, около полуночи, как собралась.
Это были совершенно безумные и искренние, самые лучшие пятнадцать часов моей жизни: пол-вечера, утро и целая ночь. Как будто мы на самом деле одурели, забив на всё, и хотели наверстать не только дни без встреч, но и отыграться за нашу глупость, за риск того, что могли больше не увидеться.
Зато я снова перестаю бояться тех ловушек, которые для меня расставил этот странный городок. То, что сутки назад казалось мне мрачным и зловещим, теперь вызывает только восторг. А что если все это было только для того, чтобы я не могла уехать без Артура?
А теперь я люблю его, это место. Я обожаю его как лучшего в мире сообщника. Мне нравятся все его самые странные проявления: пьяные крики в темноте, переругивание и громкие шаги соседей снизу, звон разбитых бутылок о крыльцо подъезда, ужасно раздолбанная и скрипучая кровать Артура, которая дребезжит, бьется о стенку и хрипит всем своим несчастным существом при любом резком движении.
Я все шутила над Артуром, намекая на такое её жалкое состояние из-за его прошлых подвигов с девушками. А потом оказалось, что половина мебели при покупке квартиры была просто очень старой, остальной же половины вообще не было. И новую кровать он не покупал, потому что чаще всего приходил ночью и валился с ног такой усталый, что даже с боку на бок до утра не переворачивался. Это сегодня он пришёл пораньше, потому что его двое суток не было дома.
Артур, вообще, особо не заморачивался обустройством своего жилья и купил только то, чего там не хватало. Так здесь получилась очень разношерстная обстановка, от которой Вэл пришёл бы в ужас и попытался привести ее к одному стилю — но даже у него этого не вышло бы. Слишком большой винегрет получился: современный шкаф-купе с огромными зеркалами в пол, а рядом — кресла и журнальный столик 80-х годов, полки для всякой всячины в скандинавском стиле — оказывается, их сбил Артур, когда понадобилось куда-то складывать всякую мелочь, — отсутствие ванны, зато отличный душ (прекрасно помню, как он говорил: «Не люблю ванну, слишком расслабляет») новая современная плита на кухне — и гарнитур, которому лет тридцать минимум. Вот такая картинка, собранная из самых разных пазлов, из-за которой Артур поначалу смущался и пытался извиниться. Но я постаралась быстрее закрыть ему рот — в прямом смысле, ладонью. Мне все равно, что здесь нет и следов дизайнерских изысков, я полюбила это место просто потому, что оно — его. И как нельзя больше показывает его характер — трудоголика, который обеспечил себе простейшие удобства и приходил только заночевать.
— А когда ты переехал? — спрашиваю его, опираясь на подоконник широко открытого окна — слишком свежий для июльской ночи ветер приятно охлаждает тело, на которое не хочу набрасывать даже легкое покрывало. Мне нравится чувствовать всё обнаженной кожей — вокруг кромешная темнота, которая только обостряет ощущения.
— Три года назад, — в темноте вспыхивает огонёк, и Артур подносит зажигалку к моей сигарете — одной из последних, которые я стырила у Дениса. — Тогда ещё через стенку жил барыга, и все наркоманы с района ходили к нему. Иногда они путали подъезд и заходили ко мне. Это был прямо парад очень странных чуваков, Полина. Ты бы заценила.
— О да, — смеюсь, выпуская облачко дыма в темень за окном. Звёзд на небе тоже не видно, его затянули густые чёрные облака — вот-вот пойдёт дождь, я по запаху слышу его первые капли. Курить в темноте очень странно. Но прикольно. Когда почти не видишь дым, сложно сконцентрироваться на ощущениях — уж слишком они взаимосвязаны.
— Это как раз моя клиентура, — продолжаю я, сбивая столбик пепла за окно — и снова не вижу, как он падает. — Не знаю, Артур. Я люблю маргиналов. За каждым из них скрывается какая-то история, которую в книгах не прочитаешь, и не во всяком артхаусе увидишь. Человек — это прежде всего истории, которые с ним происходят. И часто самыми интересными они оказываются совсем не у лощёного мидл-класса. Смешно, да? Я же сама как раз его часть, а в той среде, которую снимаю, и недели не продержалась бы, меня бы просто прибили и закопали где-нибудь под деревом. Но у каждой истории должен быть свой рассказчик. Вот это как бы я и есть. Как-то так… — немного смущаясь, пожимаю плечами, и темнота надежно скрадывает этот жест. Рассказать о том, что я чувствую, когда делаю фото, и зачем я это делаю, для меня едва ли не интимнее рассказов о своих личных секретах.