Никола Тесла. Изобретатель тайн

К сожалению — а может, к счастью, — ни автор, ни сопровождавшие его потомки восторгов по поводу психоанализа, особенно в плане изучения исторических личностей, не испытывали.

Это пройденный этап.

Фрейдистские интерпретации страдают общим для всех «измов» существенным недостатком — попыткой отыскать для живой жизни одно-единственное и непременно всеобъемлющее толкование. Причем не самого лучшего толка. Последователи Фрейда оставляют за бортом понимания сокровенную суть всякого трагедийного героя — а именно сопричастность, соощущение и, конечно, сострадание, без которых всякие догадки насчет трансплантаций тех или иных побуждений и поведенческих мотивов теряют всякий смысл.

Мы не психоаналитики, мы — психонавты, пытающиеся разгадать тайну живого Теслы. Мы против того, чтобы ограничивать того или иного исторического человека рамками очередного или, что еще хуже, модного «изма», пусть даже мода на психоанализ в его современном понимании уже прошла. Психонавты придерживаются мнения, что пока не существует более действенного метода проникнуть в тайну исторического бытия, чем согласие. В этом смысле история, случившаяся с нашим героем, очень поучительна, ведь более рассогласованного человека в истории техники не найти. Его волю к саморазрушению можно интерпретировать как полюс в зыбкой системе сюжетов, которыми радует нас человеческая комедия.

Понятно, что другим полюсом следует считать согласованного человека.

Кто он?

Где искать его?

В чем его отличительные черты? [64]

Но вернемся к старику.

Он задремал в кресле.

За окном стояла все та же зыбкая, отвратительная хмарь. Нам, потомкам, прежде чем удастся отыскать дорогу домой, в наш бурный, языческий век, еще придется побродить в этой приглушающей мысли, сбивающей с толку, электрической взвеси. Но вернемся мы не с пустыми руками. Вернемся с благой вестью, что все мы, согласовавшие себя с реальностью и заодно бунтующие против нее, особенно против предела скорости света, — люди, пусть и с разных, больших и малых, букв, и никому не заказана доля уважения и признательности за его существование на белом свете.

64

О согласии можно сказать кратко — оно существует. Следовательно, его необходимо искать.

Вот несколько тезисов, чтобы читателю стала ясна позиция автора. Согласиться с ней или отвергнуть — личное дело читателя.

Размышляя о жизни:

«Вспомните, как это бывает, когда на садовом участке при приближении грозы стараешься успеть сделать то, доделать это. Воздух становится тяжел и невкусен, сердцу, мыслям нет покоя. Невольно спрашиваешь себя — зачем мне это? И сам не можешь объяснить, что такое это это? Прошла гроза, забылась немощь от незнания, но то и дело жизнь напоминает о существовании этого».

Мой ответ таков:

а) если существует такого рода невзгода, значит, есть и противоположность — тяга к счастью. Я знаком с ним — оно невесомо, весело, с его поддержкой душа оживает. Назовем это стремление идеалом;

б) сейчас существует ощутимая тоска по идеалу;

в) никакая идеология (коммунизм, демократия, либерализм, национализм, анархизм — любой прочий «изм») в силу своей однобокости, приверженности к отрицанию чего-то существенно важного не может служить идеалом;

г) согласие — это иной взгляд на мир;

д) обретение согласия с самим собой, с другим, с миром вряд ли способно стать идеалом, но может служить верой, практическим руководством, опорой в трудную минуту;

е) необходимость согласия подспудно ощущается всеми (не желай другому того, чего не желаешь себе; готовность поступиться чем-то своим ради чего-то другого благодатна; мы не вольны избежать ударов судьбы, но в своем отношении к ним мы изначально свободны).

В чем же искать согласие? Понятно, что в любви, но стоит ли при этом поступаться своим пониманием правд и истин? Отказаться от чего-то ценного самого по себе ради чего-то ценного самого по себе? Если да, не надо мне такого согласия. Такое согласие назовем единением.

Но существует ли в принципе возможность таких отношений, когда и свое свято, и чужое в радость? История подсказывает, что все мы, живущие на Земле, согласны в том, что Бог един, мир един, какого бы взгляда на окружающую действительность мы ни придерживались — естественнонаучного или религиозного.

Истоки:

«Если поступь цивилизации (в широком смысле) определяется эволюцией материальной базы, не менее (а может, и более) важно обновление истины или мифа, а также их постоянно выстраиваемого и вновь нарождающегося согласия. Я имею в виду согласие мифа о нас самих с существующим способом производства».

Тем более если речь идет о таком уникальном мечтателе, каким был Тесла.

* * *

Январь, 1943 год

Гостиница «Нью-йоркер»

— Кэтрин несколько раз пыталась подняться ко мне. Я отказывался от встречи, пока однажды, когда я вышел на прогулку и отправился на Центральный вокзал полюбоваться созвездиями, она не подстерегла меня возле самой гостиницы.

Не успел я и сотни шагов отойти от гостиницы, как мне под ноги упала раненая птица. Ее сбил проезжавший автомобиль.

Я поднял голубя. Крыло было сломано, глаза-бусинки смотрели жалобно. Пришлось погладить его по головке. Следом чья-то узкая рука коснулась птицы. Голубь даже не вздрогнул. Я поднял голову.

Рядом стояла Кэтрин.

Я попросил о помощи:

— Надо как-нибудь незаметно пронести ее в мой номер. Нельзя, чтобы кто-то из обслуживающего персонала увидал голубя. Доложит управляющему, и мне не поздоровится.

Кэтрин кивнула, раскрыла сумочку. Мы аккуратно положили птицу и вернулись в отель. Кэтрин взяла меня под руку, что на нашем человечьем языке означало — она помнила обо мне, страдала, она готова помочь.

Она осталась со мной. Она приходила еще несколько раз, и, знаете, я вновь почувствовал вкус к жизни. Дело было за малым — за электротерапией. Я всем рекомендую этот метод.

Однажды тайком я сел на ночной поезд до Уорденклифа. В лаборатории подключил к голове генератор высокой частоты, и мой мозг начал наполняться лечебной силой. Я пропустил через голову 150 000 вольт. Сам я в это время находился в полном сознании и сразу после отключения прибора впал в целительный сон. Процедуры продолжались около месяца, и как-то в начале 1908 года меня осенило — почему бы мне вновь не вернуться к своему проекту?

К тому моменту у меня наладились отношения с полковником Астором. Среди всех деловых людей он был единственным литератором, а среди литераторов единственным хозяином лучшей в Нью-Йорке гостиницы, где до сих пор ко мне относились уважительно, а это что-нибудь да значило.

После одной из традиционных (раз в две недели) поездок к персональному парикмахеру за теплым компрессом лица и энергичным массажем головы, стимулирующим мозговые клетки, я надел свой любимый зеленый замшевый костюм, взял трость и направился в офис полковника.

Мы мило побеседовали. Спустя неделю он позвонил мне и сообщил, что готов встретиться со мной. Пока ничего более определенного сказать не может.

Я ответил, что с радостью повидаюсь с ним, и добавил, если кому-то необходимо отыскать благородного и дальновидного спонсора, он должен обращаться лишь к тому, в чьем распоряжении находится не менее ста миллионов.

Астор засмеялся:

— Прекрасно, мистер Тесла, будем надеяться на лучшее.

Общение с Джоном не помешало мне начать новую рекламную кампанию. Я пытался использовать любую возможность разъяснить суть Уорденклифского проекта. Не думайте, что меня толкали эгоистические или финансовые соображения. Я старался ради будущего планеты.

Я отыскал место для новой конторы. Это на Бродвее, 165.

Наш разговор состоялся через неделю или около того. Астор заявил, что его более всего интересуют летательные аппараты и что я мог бы предложить ему. Я выложил на стол эскизный проект дирижабля, напоминавшего гигантскую слезу и снабженного гигантской индукционной катушкой. Витки размещались над гондолой, прикрепленной к оболочке с горячим воздухом.

Двигатель, задействованный в моем летательном аппарате, я назвал «реактивным». Он крепился в специальном «предкрылке», а пятьдесят управляемых выпускных клапанов помещались с противоположной стороны — в «закрылке».

Полковник бегло ознакомился с эскизом и заявил, что в настоящее время его больше интересуют аппараты тяжелее воздуха, то есть аэропланы. Пришлось напомнить ему, что в недавнем выступлении на ужине в честь контр-адмирала Сигзби, состоявшемся в «Астории», я предупредил присутствующих, что в ближайшее время будет рассеяно одно популярное заблуждение, замедляющее развитие воздухоплавания. Очень скоро все убедятся, что аэроплан слишком тяжел для взлета, такая машина никогда не сможет летать с той же скоростью, с какой совершает полет управляемый аэростат. В доказательство я привел серьезную и разумную работу графа Цеппелина, который построил для перевозки дюжины человек и провизии безопасную и надежную летательную машину, скорость ее намного превосходит скорость аэропланов. С этими бессмысленными, опасными этажерками пора расстаться хотя бы по причине человеколюбия.

* * *

Это заявление следует дополнить сравнительным анализом возможностей аэропланов и кораблей, приведенным стариком в одной из статей. Тесла, ссылаясь на сделанные им расчеты, публично объявил: «Плотность атмосферы больше плотности воды, поэтому аэроплан никогда не сможет передвигаться быстрее „водного судна“».

«Воздушный аппарат тяжелее воздуха обречен. С его помощью никогда нельзя будет развить больших скоростей. У него не только ограниченная скорость вращения винта, но и с точки зрения надежности конструкции аэроплан оставляет желать лучшего. Он слишком легко ломается».