Николай Александрович Невский

тангутского словаря, выходит далеко за пределы тангутского языка. Эта работа имеет большое значение и для истории китайского и тибетского языков. В настоящее время никакая работа над историей как китайского, так и тибетского языков невозможна без учета достижений и в области тангутоведения. Работа профессора Невского является крупным научным открытием, возвращающим в научную практику изучение давно исчезнувшей тангутской культуры… Профессор Н. А. Невский отличается исключительно добросовестным отношением к труду, редким вниманием к студенческой аудитории, является заботливым и чутким педагогом. Коллектив научных сотрудников Института востоковедения Академии наук СССР целиком поддерживает кандидатуру профессора Н. А. Невского в члены-корреспонденты Академии наук СССР».

Можно почти уверенно сказать, что 1935–1936 годы были в определенной мере переломными в работе Н. А. Невского в области тангутоведения. Он в значительной степени выполнил две задачи — выявил основной состав тангутской коллекции Института востоковедения и довел свой словарь до такого уровня, когда было учтено подавляющее большинство (свыше 95 %) знаков тангутского письма. Их дешифровка не всегда была достаточною или отсутствовала совсем. Чтобы выполнить ее, следовало «перевести» с помощью имеющихся тангутских толковых словарей, прежде всего «Моря письмен», и издать тексты, особенно переводные, прочитывая их полностью и пополняя значения известных уже знаков и выявляя еще не учтенные. Такая работа требовала не одного года, и он готовился к ней.

Н. А. Невский занимался в те годы попутно и изучением структуры тангутского письма. Начатая им статья, посвященная этому вопросу, осталась неоконченной и не опубликована до сих пор. О детерминативах — «указателях значения», «указателях смысла» идеографов Невский писал: «В области исследования графики тангутских идеографов до сих пор сделано еще очень мало. На эту сторону тангутской письменности обращали внимание лишь покойный молодой китайский ученый Ло Фу-чан, а в Европе — А. Бернхарди совместно с фон Цахом. Данным ученым при сопоставлении тангутских идеографов удалось выделить несколько детерминативов, т. е. определителей, или ключей, как их у нас принято называть в приложении к китайской письменности, которые определяют ту категорию, к которой относится идея, заложенная в идеограмме. Словари китайской письменности, как известно, ныне обычно располагаются по 214 ключам, тогда как древние словари имели таких детерминативов гораздо больше (например, словарь „Шо вэнь" I века н. э. расположен по 514 ключам). Сколько детерминативов было в тангутской письменности, пока сказать невозможно, так как до сих пор выделено их весьма незначительное количество, причем под некоторыми допустимо еще поставить знак вопроса».

H. А. Невский лично определил не менее 25–30 детерминативов. Часть из них обозначена в его словаре. Из элементов знаков, являющихся четкими детерминативами, создавались знаки «понятийной категории», по китайской классификации, типа элемент со значением «вода»+элемент со значением «птица» дают знак со значением «утка» (птица, плавающая в воде), а элементы «вода»-(-«трава» образуют знак со значением «камыш» (трава, растущая в воде).

Теория детерминативов, дав свои положительные результаты, не объясняла всего тангутского письма. Образование «новых» знаков из частей уже готовых «старых» и наличие, по меткому выражению Э. Д. Гринсте-да, «не типичных элементов, которые формировались вне необходимых рамок общей системы элементов»6, затрудняют создание единой теории тангутского письма и до наших дней. Можно уверенно сказать только одно, что в подражание китайской иероглифике тангуты создали знаки по типу всех категорий китайского письма, имевших место к XI веку, отдав предпочтение «понятийной категории» (хуэй-и) и «фонетической категории» (син-шэн).

В 1936 году Н. А. Невский в соответствии с поставленной им самим задачей приступил к «выявлению того фонетического комплекса, который возникал в голове тангута при взгляде на данный иероглиф».

«План работы на 1936 год.

I. Тема. Исследование произношения тангутских

6 Е. Grinstead. Analysis of the Tangut Script, c. 58.

идеографов на основании тангутских словарей и кратких фонетических таблиц.

Общий объем: около 10 печатных листов.

Начало работы 1 апреля 1936 года.

Конец работы 1 сентября 1937 года.

Что будет сделано: будут составлены подробные фонетические таблицы тангутского произношения (в количестве около 20).

Оформление: книга».

Срок был, очевидно, нереален.

Итак, Н. А. Невский в 1936 году вплотную приступил к фонетической реконструкции тангутского языка. Он правильно оценил источники, что отражено в опубликованных уже посмертно его статьях «Материалы для изучения тангутского произношения» и «Тангутские фонетические таблицы»7. Он разработал процедуру реконструкции, состоящую в том, что на внутренние источники реконструкции, описывающие с тангутской точки зрения фонетические особенности и состояние языка — словари «Гомофоны», «Море письмен», «Море письмен, смешанные категории», «Фонетические таблицы», — накладывались известные иноязычные транскрипции, китайская и тибетская. Этой процедуре следовали и авторы двух имеющихся ныне фонетических реконструкций тангутского языка М. В. Софронов и Нисида Та-цуо. Невский успел сделать всю подготовительную работу, которая сохранилась в тетрадях, озаглавленных «Перечень тангутских идеографов ровного и восходящего тона». Этими материалами в полной мере воспользовался Софронов. Сам Невский не успел интерпретировать эти материалы на уровне достижений лингвистики тех лет, но, как правильно писал Софронов, «Н. А. Невский стоял на пути, который в конце концов привел бы его к успешному завершению фонетической реконструкции» 8.

Вернемся к 1936 году. Н. А. Невский изучает фонетические таблицы. Один экземпляр их снабжен «Предисловием».

7 Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I. М., 1960. с. 107, 132.

8 М. В. Софронов. Грамматика тангутского языка. Кн. 1. М.,1<968, с. 25.

«Сейчас просматривали разную литературу. В Тибете и Китае уже имеются фонетические таблицы. Что касается пяти тональностей [наших] нынешних письменных знаков, то каждая из них определена основным [материнским] знаком ровного, восходящего, падающего и входящего тонов. С ровным тоном связано и выделено в нем произношение чистое [глухое, в высоком регистре] и мутное (звонкое, в низком регистре]. Отобраны [слоги] тяжелые, [произносимые с придыханием, полусонанты] и легкие, [произносимые без придыхания, сонанты]. В результате выделены группы, произносимые в низком или высоком [тембре]. Семьи одинаково звучащих знаков представлены матерями [основными слогами], образующими основу сокровищницы письмен. Есть возможность отыскать и выбрать из собранного [нужное] и следует постоянно не забывать [о таблицах] и пользоваться [ими].

Ныне в силу наших заслуг составление фонетических таблиц своевременно и обоснованно завершено. [Они] чрезвычайно важны для государства и являются основой процветания и источником истинной мудрости. [Они] суть, источник сочинения и записи сутр и законов Будды, княжеского церемониала, законодательных актов, приказов, талантливых стихов, повременных записей как о чистом [хорошем], так и грязном [плохом], светлом, [связанном со стихией Ян], и темном, [связанном со стихией Инь], как о счастливых удачах, так и о бедствиях, сочинения трудов врачей и монахов, ищущих спасения в дхарме, сочинения чистых церемониальных песнопений дхармы и составления списков [людей и имущества]. Их можно сравнить с Великим морем, глубоким и безбрежным, вбирающим в себя все реки, не усыхающим и не переполняющимся. [Они] имеются у всех, кто ищет их или желает пользоваться ими, и при солнечном и лунном свете все приобретают знания. Среди разных гор — самая высокая гора — Сумеру, среди всех искусств — [написание сочинений] не имеет себе равных, среди всевозможных сокровищ — литература наивысшая драгоценность. Используя „Фонетические таблицы" пяти тонов, не спутаешь значений нынешних знаков, извлекаемых из словаря „Драгоценные рифмы Моря письмен", так как оба (эти пособия] связаны друг с другом. Это следует знать».

В конце дата:

«Начало года змеи, под циклическими знаками сыгуй, девиза царствования Небесной помощи [1173 г.]. Выпустил книгу У Тан-гун, просмотрел и сверил Таосы Вацза» 8а.

Н. А. Невский приходит к выводу, что «тангутские таблицы начальных фонем являются точным сколком с подобных же китайских таблиц»9. Позднее подобное сходство послужило проф. Нисида Тацуо основой для подозрения в том, что указанные таблицы «являются фонетическими таблицами китайского языка, составлен

*а Перевод Е. И. Кычанова.

9 Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I, с. 138.

ными для тангутов, и не являются фонетическими таблицами тангутского языка»9". Это очевидное заблуждение, очевидное даже из предисловия к памятнику.

Таким образом, Н. А. Невский создал процедуру реконструкции еще в 1936–1937 годах и расшифровал внутренние, собственно тангутские ее источники, наложив на них при этом имеющиеся китайские и тибетские транскрипции. Казалось бы, реконструкция тангутской фонетики — дело техники и времени. Но это не так. Помните, В. М. Алексеев писал, что «иероглифы объяснены через иероглифы», и трудно понять, каково было истинное произношение тангутских слогов и слов. Когда в 1965 году вышла научно-популярная книга Е. И. Кычанова «Звучат лишь письмена…», некоторые ехидно спрашивали автора, остроумно перефразировав заглавие: «Звучат ли письмена?». Что же, в их скепсисе есть доля истины. И ответ на этот вопрос — звучат ли письмена? — один. Звучат. Но пока по-разному. Ибо состояние науки, состояние изученности транскрибирующих языков таково, что не только китайская, но и тибетская транскрипция не поддаются однозначному истолкованию. Недостаточно ясно еще, как читать тибетские слоги, нередко по-разному передающие чтение одного и того же тангутского знака в то время и в том диалекте, который был применен для транскрипции. То же самое, пожалуй даже в большей мере, касается и китайских иероглифов. Ведь и до сих пор пекинец читает название центральной газеты Китая «Жэньминь жибао», а шанхаец «Иминь ибао». Поэтому-то и две генеральные реконструкции, выполненные одновременно в 60-х годах М. В. Софроновым и Нисида Тацуо по указанной процедуре (у Софронова — с большим учетом внутренних источников реконструкции), дали несхожие в ряде моментов результаты. Частные реконструкции отдельных слов тангутского языка встречаются в работах Н. А. Невского, в его словаре, в статьях японского лингвиста Хасимото Мантаро, в работе С. Е. Яхонтова 10, но и они также отличаются одна от другой. Приведем лишь маленький пример того, как некоторые ука

9а Нисида Тацуо. По поводу изучения языка Си Ся покойным Невским. — «Гэнго кэнкю», 1962, № 41, с. 60.

1 °C. Е. Яхонтов. Древнекитайский язык. М., 11965, с. iK5.

занные исследователи реконструируют звучание двух слов — «вода» и «глаз».

Невский Софронов Нисида Яхонтов

Вода yze, yzle zj[e Kzir za Глаз ml mel me muQl

В основе такого различия лежит неоднотипная интерпретация указанными почтенными лингвистами соответствующих китайской и тибетской транскрипций данных тангутских слов. Поэтому работы Нисида Тацуо и М. В. Софронова не вызвали и широкой научной дискуссии или больших откликов — каждый бы, кто взялся утверждать их правоту и неправоту, не сомневаясь в принципиальной схеме реконструкции, должен был бы быть доказательно уверен в своем прочтении китайских и тибетских транскрипций, а этого пока нет.