Николай Губенко - Режиссер и актер

Может быть, вернее, сказать, что Губенко, наделяя Блюхера интеллигентностью, духовностью, ассимилирует в своем исполнении и "представление", и "переживание", побуждая зрителя и взглянуть на героя как бы со стороны, и проникнуться им всецело, будто тот живой человек. Справедливость, впрочем, требует сказать, что сценарный материал не давал значительных возможностей для того, чтобы выявить полно такого рода интеллигентность. И уж совсем оставалась в тени трагическая участь прославленного полководца. В любом, однако, случае стоит сказать, что стремление к ассимиляции противоположных актерских школ составляло артистическое своеобразие Губенко, его творческий "секрет". Прежде всего, как киноактера. В театре он больше тяготел к условности, - больше, но тоже не всегда.

Аккордная для 60-х годов экранная роль Николая - это Алексей Зворыкин в фильме "Директор", он вышел в прокат в 1970 г., режиссера А. Салтыкова по сценарию известного писателя Ю. Нагибина. Сам по себе фильм - не лучшее, хотя и не худшее, творение нашего кинематографа тех лет. Даже по господствующим тогда эстетическим представлениям в "Директоре" слишком многое в экранном изображении главного героя и его эпохи было спрямленным, огрубленным.

Тем не менее, нельзя не признать, что Губенко получил интересную роль, богатую по своим угадываемым потенциям. К слову сказать, сначала она предназначалась для одного из самых популярных тогда артистов кино Евгения Урбанского. Он уже приступил к работе, но трагически погиб в ходе съемок, за что молва возлагала вину и на режиссера: тот, дескать, не принял, снимая сложную и опасную сцену, должных мер предосторожностей. Прототипом Зворыкина послужил Иван Лихачев, первый директор Московского автомобильного завода, который в начале носил имя И. Сталина, а затем - имя Лихачева. Человек он был незаурядный, нередко находившийся в конфликте с начальством.

Фильм Салтыкова густо насыщен событиями и действиями, которые, особенно в первой серии, разворачиваются стремительно и даже бурно. Немало здесь звучных сцен, в которых виден творческий почерк талантливых создателей "Председателя". Они умеют круто повернуть сюжет, неплохо знают бытовые условия, проявляют порою пристальное внимание к особенностям русского национального характера.

И сегодня, думаю я, задевает за живое эпизоды веселой и тревожной свадьбы героев, трудового воскресника, на котором и директор, и его молодая жена упорно долбят сухую землю киркой, лихо орудуют лопатой, увлеченно месят бетон. Примечательна и сцена, в которой бескорыстный трудяга Зворыкин пытается образумить свою жадноватую супругу, желающую жить "не хуже нэпманки".

Подобными кадрами создается ощущение героической и задорной, чистой и трогательной юности наших отцов и дедов. Как теперь понимаешь, ощущение во многом ложное, фальшивое. Что на экране, что в печати (я отношу это и к своей тогдашней статье о фильме "Директор") обычно сильно припудривались 20-30-е годы, они неосновательно романтизировались, идеализировались. Конечно, в такой идеализации имелась и своя, сознаваемая или неосознаваемая, нота протеста: очень уж бескрылой, серой, бесперспективной казалась нередко тогда брежневская действительность. Советская оккупация Чехословакии в 1968 году развеяла мечты о социализме с человеческим лицом.

В наших картинах тех лет, в том числе и в "Директоре", нет даже робкого намека на страшные репрессии, которые в двадцатые, а, тем более, в тридцатые годы раздирали страну, сеяли горе и плач. Но, наверное, нельзя и полностью перечеркивать прошлое. Рядом с этими репрессиями и доносами, несмотря на них, существовали и неподдельный энтузиазм, и благородный порыв, что и стремился передать Н. Губенко в образе молодого Зворыкина. Звучными красками рисует актер впечатляющий образ лихого матроса, неунывающего русского парня, спорого в мыслях и в поступках. Вот он увидел в окне старого купеческого дома красавицу дивчину, и, не задумываясь, вошел туда и заявил, что берет ее в жены.

На свадьбе он чинно сидит с ошеломленной невестой, которая еще никак не может поверить, что состоялась ее судьба. Но чинность Алексея напускная. У него глаза - выразительные глаза Николая - горят от восторга: добился-таки своего. Завладел писаной красоткой, он ее со вкусом крепко целует, оторваться не может под громкие крики "горько".

А затем они остались одни в супружеской спальне. Его молодайка продолжает оставаться скованной и напуганной. Тут Зворыкин-Губенко принимается ее веселить. Что он только не вытворяет! Самозабвенно отплясывает матросскую кадриль, петухом ходит, обещает своей жене самую счастливую жизнь. И тает постепенно испуг и недоверие молодой женщины.

Права Ганевская, эта сцена - "чистый фольклор". Она выполнена в духе ярмарочных, балаганных традиций, напоена потешной эксцентричностью. Зворыкин в исполнении Губенко не боится показаться шутом гороховым, Иванушкой-дурачком. В русских сказках такой-то Иванушка оказывается смекалистей многих умных.

Но понятно, на одном фольклоре и броской эксцентрике подобный образ не вытянешь. Это актер вполне сознавал, и он пытается дать психологически развернутый портрет своего героя. В соответствии со сценарием тот способен и к самоуправству, и к грубости, чуть-чуть любуется собой, бывает самодовольным. Но основное в нем, что и хочет донести артист до зрителя, это сила и активность воли, беспредельная преданность делу, истовая и, можно сказать, нежная влюбленность в машинерию, в технику, с помощью которой он намеревается перевернуть весь мир.

Начальные эпизоды ленты отличается довольно значительным разнообразием конфликтных коллизий, - пусть в них и однобоко передана эпоха. Однако это именно конфликтные коллизии, в них реально и по делу сталкиваются друг с другом экранные персонажи. Зворыкин схватывается не на жизнь, а на смерть со злобным карьеристом Кнышем; преодолевает глухое сопротивление старых спецов - их чуть ли не всегда показывали у нас ретроградами; хватает за руку отъявленного жулика; страстно спорит со своим закадычным другом, не понимающего сущности ленинского нэпа.

Авторы картины, что делает им честь, не выводят на экран дежурную фигуру зловещего вредителя, этого распространенного жупела советского экрана 30-40-х годов. Инженерам завода, они в отличие от Зворыкина, не ездили учиться к Форду в Америку, просто, по фильму, не хватает размаха технической мысли, вот он и составили бескрылый проект реконструкции цехов. Бросить камень в советскую интеллигенцию считалось хорошим тоном в брежневское время. Впрочем, в литературном сценарии набрасывалась линия, когда красный директор спасает своих спецов от грозных обвинений во вредительстве. Допускаемое в художественной литературе нередко пресекалось в кинематографе как более "государственном" и массовом искусстве.

Как уже говорилось, в фильме даже намеком не обозначена вопиющая противоречивость по сталински проводимой индустриализации. Можно с полной определенностью сказать, что "Директор", отчасти вынужденно, отчасти по доброй воле, воплощает навязываемую советскому обществу идеализированную точку зрения на свою историю, ее грубо фальсифицируя.

Основной упор в картине делается на преодоление ее героем чисто физических и административно-технических трудностей. Характерен эпизод с автопробегом, когда проверяется новый советский грузовик и доказывается, что он по всем показателям лучше американского. Звучит это, конечно, патриотично, но и не слишком убедительно.

Главное же другое. Образ Зворыкина-директора почти уже не насыщается новыми красками. Актеру приходится доказывать известное: да, его замечательный герой смел, честен, энергичен, решителен, талантлив и т. д.

Создается ощущение, что перед директором, которого, если иметь в виду Ивана Лихачева, неоднократно "награждали" выговорами и снимали с работы, в фильме усердно выстилается ковровая дорожка. С ходу, одним волевым окриком, может он решить чуть ли не любой вопрос. Указал инженерам: мыслите шире, и те тотчас стали так мыслить. Не пожелал по началу строить детские ясли: денег не было. Но под влиянием "критики снизу" - женщины-работницы принесли в его кабинет своих кричащих младенцев, мгновенно осознал свою ошибку и тут же приказал приступить к строительству детских учреждений. Возникает полная иллюзия некоей легкости директорского бремени, что никак не соответствует жизненным реалиям.