Николай I Освободитель // Книга 10

В качестве транспорта я использовал автомобиль. У нас пошло в производство уже второе поколение самобеглых экипажей, которые все еще мало напоминали транспортное средство из будущего, но все же в некотором смысле сделали первые свои шаги в сторону от кареты. Затыком, как обычно, тут были моторы.

Здоровенная дура массой под четыре сотни килограмм выдавала всего пятнадцать лошадей на 800 оборотах, жутко тарахтела и дымила не успевшим сгореть внутри бензином, однако для меня — да и фактически для всего человечества — мотор был настоящим прорывом. В основном потому, что мы могли делать их относительно большой серией и «Чайка» — ну а как еще нужно было назвать первый в этом мире «членовоз» — выходила с конвейера по две штуки в день. Благо Россия в этой истории была достаточно большой и богатой страной, чтобы спрос на «самокаты» оставался устойчивым даже при таких «громадных» сериях.

В общем, три одинаковых бронированных мотокареты — называть эти конструкции автомобилями мне было сложно даже мысленно — проехали по улицам города, перемахнули мост через Ингул и остановились у здания госпиталя, где, собственно, большая часть раненных при взрыве и находилась. Госпиталь представлял собой не одно здание, а целую россыпь расположенных в весьма живописном месте строений — в будущем, когда высаженные несколько лет назад каштаны войдут в силу, территория медицинского учреждения и вовсе будет напоминать настоящий лес на берегу реки, — которые суммарно позволяли обслуживать все население не столь уж большого Николаева и близлежащих поселков. Может он был не самым крупным в стране, но уж точно являлся лучше всего оснащенным.

— Добрый день, ваше императорское величество, — на пороге центрального здания, выполненного в классическом стиле с портиком и колоннами, меня встречал директор госпиталя, — мы все очень рады…

— Не нужно, Василий Степанович, — я оборвал попытавшегося было рассыпаться в верноподданических славословиях лысоватого мужичка лет сорока пяти на вид. Очки с толстыми стеклами и форма медицинского ведомства, сидящая как-то криво. Алексеев был не самым талантливым врачом, но зарекомендовал себя весьма толковым организатором и держал отданное в его ведение учреждение в полном порядке. — Не самый приятный повод для визита, обойдемся без торжественной части. Я хотел бы зайти к раненным, пообщаться, подбодрить по возможности. Взял с собой наборы из всяких вкусностей, шоколад там, кофе хороший, фрукты. Вы уж проследите, чтобы всем досталось, чтобы во вред никому не пошло, ну и чтобы санитары какие к рукам это дело не прибрали.

— Как можно? — Всплеснул руками главврач, но напоровшись на мой скептический взгляд тут же сдал назад, — обязательно прослежу, ваше величество.

— Как пациенты? — За разговорами мы не торопясь прошли от центрального здания в сторону крыла, где располагались не самые «тяжелые» пациенты. Те, которые были в сознании и могли нормально перенести встречу с высокими гостями.

— Сложно, — разговор о деле мгновенно переключил Алексеева на деловой лад. — Много обгоревших, которых спасти просто не в наших силах. Мы даем им препараты на основе опия для снятия боли, однако в таких случаях даже они помогают слабо. Оторванные руки-ноги. Знаете, ваше величество, я в медицине тридцать лет, еще во время Восточной войны молодым хирургом прямо на поле боя оперировал, повидал немало, казалось бы, уже должен был привыкнуть ко всему, но когда привозят восьмилетнюю девочку с оторванными по колени ногами… В общем, вы меня понимаете.

— Понимаю, — я тяжело вздохнул. Правду говорят, что смерть одного — трагедия, а смерть миллионов — статистика. Сколько людей в этом мире так или иначе погибло благодаря моим решениям. Огромное количество. Миллионы в Европе, Америке, Африке и Азии. Даже если вспомнить один Китай, в котором уже больше десяти лет продолжался бесконечный период войн всех против всех, и куда теперь еще и Японцы полезли. Сколько там людей погибло — страшно даже представить, но вот большая трагедия одной маленькой девочки в моменте заслоняет все эти числа.

Мы зашли внутрь отдельно стоящего корпуса больницы, поднялись на второй этаж и немного подождав — в палате как раз совершались какие-то процедуры, и я не хотел мешать врачам — принялись обходить раненных. Проходят века, а больницы остаются все теми же: длинные выкрашенные светлой краской коридоры, блямбы плафонов с электрическими лампочками — тут правда это был самый передовой мировой хай-тек — на потолках, суетящиеся медсестры в белых халатах и конечно запах. Запах спирта, человеческих выделений, каких-то лекарств… А еще боли и страданий, ни с чем этот коктейль не спутаешь.

Всего тех, кто пострадал достаточно сильно, чтобы попасть в госпиталь — часть легко раненных от госпитализации отказались и отправились отлеживаться домой, — но при этом чувствовать себя относительно нормально, чтобы принимать гостей, набралось около полусотни.

Пострадавшие при виде императора, пришедшего их поддержать, реагировали по-разному. Кто-то замирал от удивления, кто-то начинал радоваться и бурно выражать свои эмоции. Все же фигура венценосца в эти времена была сакральна, и даже для столичного обывателя встретиться вот так лицом к лицу с императором было немалым событием в жизни. А если к этому добавить еще и просто мой высокий личный авторитет, уверен, что большая часть тех, с кем я в этот день общался, запомнят его на всю жизнь. И это даже не беря во внимание привезенные подарки и мое заявление о денежной помощи всем пострадавшим.

Побитые, местами обгоревшие, лишившиеся некоторых, порой весьма важных, частей, горожане явно не ожидали к себе такого внимания от властей. Я ходил по палатам, говорил правильные вещи о том, что так быть не должно, что мы обязательно найдем и покараем, что всем поможем, а в голове крутилась предательская мыслишка, что нынешние люди в такие вот представления верят гораздо более искреннее, чем испорченные всепроникающей ложью жители 21 века. Конечно и здесь со мной по палатам гуляла пара репортеров столичных газет, которые в поразительном темпе записывали все происходящее в карманные блокноты, — уже завтра мир увидит большие статьи об императоре Николае, который поддерживает подданных, написанные в преимущественно восторженных тонах, — но и обвинить меня в том, что все это делается исключительно ради пиара, никому бы в голову не пришло.

— Ваше величество, — мы шли по коридору и голос откуда-то сбоку отвлек меня от своих мыслей. Я дернулся сбился с шага и повернулся на звук. Из какой-то подсобки, судя по ведрам и швабрам, стоящим там плотными рядами, на меня смотрел молодой парень лет двадцати. Ничего дополнительно не говоря, он поднял руку с зажатым в ней барабанником и начал стрелять.

Все произошло очень быстро, я почувствовал мощный удар в грудь, как будто лягнула лошадь, стены вокруг качнулись, и картинка перед глазами начала заваливаться. Где-то вдалеке кричали люди, кто-то куда-то бежал, а я медленно погружался во тьму.

Глава 20

Обратно в мир живых я возвращался тяжело. Плохо помню первые дни после ранения, потом врачи мне сказали, что большую часть времени я валялся без сознания, только пару раз на короткие отрезки вынырнув из темноты, но быстро проваливаясь обратно в забытье.

В итоге постепенно я начал выкарабкиваться лишь к концу ноября. Понятно, что сам я течение времени ощущал плохо, о том, какое сейчас число мне сообщали — и то не всегда, видимо выполняя какие-то врачебные рекомендации — регулярно навещающие меня родственники и соратники.

— У этого придурка барабанник был нечищеный, сразу видно ни в голове порядка нет ни в делах, — о том, что произошло мне разрешили рассказать только, когда я показал стабильную положительную динамику выздоровления, а до этого врачи строго настрого запрещали волновать раненного. Юсупов достал было папиросу, однако тут же опомнился и сунул ее обратно в портсигар. — Первым выстрелом он попал в правый бок, бронежилет выдержал удар, но пару ребер все равно надломилось и одно из них пробило легкое. Потом второй патрон дал осечку и вместо того, чтобы взвести курок пальцем, он начал давить на спуск самовзводом. Естественно, не удержал линию прицеливания. Вторая пуля попал не в середину груди, куда он целился, чиркнула по шее. Ну а третий выстрел сделать ему уже не дали, выбили оружие из рук, повалили на пол и скрутили.