НИКОЛАЙ НЕГОДНИК
Шрифт:
– Так что за новости у тебя, Петрович?
– У меня? Это, скорее, у тебя новости, Николай Васильевич.
– Да?
– Да-да, именно. Гости приехали. Может быть, слышал, как среди ночи ломились? Охрана еле-еле пинками прогнала.
– Опять посольство?
– Ну…
– Откуда на этот раз? Уж не Царьград ли мира запросил?
– Не-а, не угадал. Из Кьявска прибыли.
– Князюшка ихний чего-то хочет?
– Хуже, - вздохнул Савва.
– Сама Верховная Рада заявилась.
В княжеской памяти что-то щелкнуло, и перед глазами всплыла давняя-предавняя
– Верховная Рада? Как же, помню - оранжевые палатки на Майдане, бабка Параска с пузырем самогона, рябого мужика еще салом отравили, бледная девка с хлебобулочными изделиями на голове… Да, еще постоянный мордобой из-за микрофонов на заседаниях. Так она что, в полном составе сюда пожаловала?
Патриарх не торопился с ответом, придвинув к себе большое блюдо с вареными раками:
– Ох и умаялся… Так чего ты спрашивал? Про состав? Тут ничего сказать не могу, а вот с полнотой, княже, угадал - пудов на двадцать потянет. И это не считая микрофонов - хоть и прячет, но оттопыриваются зело преизрядно.
– Что оттопыривается?
– Да микрофоны же! Ох, и здоровы!
– У кого?
– У нее, у Верховной Рады.
Тут Шмелев окончательно запутался:
– Погоди, Петрович, ты вообще, о чем рассказываешь?
– Как это о чем?
– удивился Савва. Ты разве не держишь руку на пульсе современной политики?
Николай вспомнил, где последнее время держал руку, причем не одну, а обе, и немного смутился. Яна же покраснела и закашлялась. Но отче не обратил внимания на некоторую заминку и пояснил, что Верховная Рада - это человек. Более того - она бывшая жена бывшего кьявского князя, придушившая муженька подушкой, перетопившая своих бояр в Данупре в почти полном составе, и присвоившая себе титул Верховной. А Рада - имя. Рада Ашотовна Сарумян.
– Ни хрена себе!
– удивился Шмелев.
– И чего она от нас хочет?
– Замуж.
– За кого?
– Ну не за меня же? Староват буду - старше ее года на полтора.
– А тебе сколько?
– На Покров восьмой десяток пошел.
– А ей, значит… Погоди, уж не хочешь ли сказать…
– Ага, за тебя замуж.
Яна резко встала, чуть не опрокинув стол, и решительно пошла к постели, где достала из-под подушки револьвер. Вполне профессионально откинула барабан, проверяя наличие патронов, и попыталась засунуть его за пояс. Вот только поясов у ночных сорочек не предусмотрено, и огнестрел упал на пол, перевернулся несколько раз, и остался лежать у ног Патриарха. Савва с кряхтением нагнулся, и опасное оружие перекочевало в карман его рясы.
– Отдай огнестрел, Петрович, - попросила русалка, сверкая глазами.
– Обязательно отдам. Только скажи, девонька, куда же ты направляешься?
– Пойду, пристрелю гадину.
– Так ведь грех.
– Ну и что?
– заупрямилась Яна.
– А то, что не девонька, это не грех?
Савва Петрович перевел взгляд на Николая. Тот только руками развел, дело, мол, житейское.
– Так звать эту Раду сюда?
– Ну ее нахрен!
– ответил Шмелев.
– Яночка, успокойся,
Степной орел, неведомо как залетевший в эти края, старательно выписывал круги над лесами и полями в поисках хоть чего-нибудь съедобного. Да где уж там - которую неделю по всей округе бегает туда-сюда огромное войско, распугивая возможную поживу. Так от голодухи можно и клюв отбросить. Даже сусликом, и тем не полакомишься - давеча пытался одного закогтить неподалеку от полуразрушенного города, так насилу сам жив остался. Отбивался сусел до того злобно, что пришлось уносить крылья. Оставив в зубах обидчика половину перьев из хвоста.
А что там вдалеке поблескивает? Спасите наши души - опять он! Орел заполошно, почти как воробушек, замахал крыльями и спикировал к безопасной земле, от греха подальше. Мимо на большой скорости пронесся мелкий цветочный эльф с большим мешком за спиной и не обратил на бесхвостую птицу никакого внимания. Почтовый курьер, причем с большими полномочиями. Уж лучше на Медузу Горгону напороться, чем у такого на пути встать. Исход встречи все равно одинаковый, но во втором случае менее продолжительный и болезненный.
Только почтальон не отвлекался на мелочи - с лихим свистом закладывая виражи, он шел на бреющем в складках местности, иногда из чистого хулиганства залетая на средину реки. А чего? Чай эльф не птица, почему бы ему не долететь до средины реки?
А уже и город показался, не такой уж разрушенный, как померещилось полухвостому орлу. Вот стены белеют новыми бревнами, и над всем этим витает восхитительный запах свежей стружки. Курьер облетел вокруг, оценивая масштабы ведущихся работ, перемахнул через частокол внутрь, и приземлился у корчмы "Три поросенка", на этот раз кирпичной, но пока еще одноэтажной. Крыши тоже не было, только торчала сверху голова что-то жующего Змея Горыныча.
Внутри оборотень с чертом изучали какой-то чертеж, а Годзилка с высоты своего роста давал советы. Август фон Эшевальд поднял голову:
– А, гонец… Донос на гетмана-злодея?
– На кого?
– Это потом поймешь. Давай сюда бумагу, - начальник разведки и контрразведки развернул свиток, вчитался, и удивленно присвистнул.
– Чего там?
– Глушата с любопытством сунул пятачок в письмо.
– Давай вслух, - попросил Змей.
– Не могу, сам читай, - оборотень сунул бумагу черту.
– Приказ от князя.
– Ага… чо у нас тут?
– рогоносец водил когтем по тексту.
– Не мешкая, следовать к Кьявску и взять его под высокую руку… титулы пропустим… так… разбить войско хунгарийского короля, заключить договор о добровольном присоединении Галисии… Нахрен они нам сдались, а? Построить флот… блокировать Царьград с моря… Они там чего, пьяные писали? Так… купить или отнять у сарацинов Палестину… Годзил, тебе нужна Палестина?
– Данунах!
– глубокомысленно заметил Горыныч.
– Я бы Хлынов купил - там моя родина.