Николай Негодник

— Сразу на троих выходишь? — ахнул кто-то.

— Ачоа? Нам с Годзилкой врагов пересчитывать без надобности. Если только былинникам для истории.

А рыцарская конница тяжелым шагом продвигалась все ближе и ближе. Малиновые отблески заходящего солнца играли на сверкающих доспехах, а длинные копья были опущены для таранного удара. Вот еще немного, и бронированный отряд сорвется в галоп, сметая все на своем пути.

— Горыныч, — попросил кот, — ты мне кого-нибудь оставь на закуску. А я пока подожду в сторонке.

— Боишься?

— Вот еще! Просто не хочу у тебя заслуженные почести отнимать. Скромный я очень.

— На башку залезай, скромник хренов. Наводчиком будешь и корректировщиком.

Базека проглотил обиду и вскарабкался по шее на голову друга. И тут же удивленно присвистнул — в тыл к наступающим бриттцам заходили странные, сколоченные из нестроганных досок ящики, крышу которых венчала круглая башенка с торчащими вперед сучковатыми бревнами. Они (ящики, а не бревна) выглядели несколько непривычно и чужеродно в идиллической картине теплого осеннего вечера.

— Годзил, а это чо такое?

— Это? — зрачки Змея из вертикальных стали круглыми. — А это, друг мой Базека, явный анахронизм.

— По-нашему скажи, да?!

— Помнишь, я тебе вчера про танки рассказывал?

— Ага, и полковника Лешакова дураком обзывал.

— Так вот — забудь. А вот это и есть его танки. Теперь осталось дождаться кавалерии из-за холмов, — Годзилка довольно рассмеялся своей шутке и затянул песню: — На поли-и-и танки грахатали-и-и… салдаты шли в паследний бой… А маладова-а-а камандира… несли с прабитай галавой…

Тридцать две боевые машины ударили одновременно. Каким образом были выпущены снаряды, увлеченный песней Горыныч так и не заметил, но длинные бревна качественно проредили вражеский строй, сминая разом по нескольку всадников вместе с лошадьми. Самые легкие рыцари долетали до неровного строя стремительно трезвевших скотийцев. После залпа на зачистку пошла пехота, добивая раненых и покалеченных тяжелыми дубинами. А потом из леса показался самый большой танк с развевающимся на башне боевым красным знаменем. И были отчетливо видны на бархате вышитые золотом серп и молот.

— Наши! Наши!

Да, это действительно были они. Отдельный Экспедиционный танковый корпус под командованием дважды полковника Хведора Лешакова устраивался на ночлег. И с удовольствием присоединился к затихшей было пирушке. Но на четыре сотни леших не хватило бы никаких запасов, и командир, вдоволь налюбовавшийся переданными Годзилкой новенькими погонами, отдал приказ, встреченный криками «Ура!». Из леса тут же выкатили замаскированные ветками телеги с бочонками и бутылками.

— Трофеи, — небрежно бросил Хведор. — На любой вкус — портер, эль, виска, джин. Последний, правда, вонюч без меры, но крепок, зараза. Для военного времени сойдет. Нет, ты не подумай чо, мы на службе не потребляем. Но в походе… да за встречу.

— Да не мнись, Федя, все свои. Пить будем?

— Много? Будем!

Но много не получилось. После первой же кружки дважды полковника аккуратно оттащили в сторону и сообщили княжеский приказ о возвращении. На лице лешего появилась довольная улыбка:

— Домой — это хорошо. А то прямо-таки ностальгия гложет, хоть караул кричи. Только вот этим делом и спасаемся. — Но, заметив укоризненный взгляд кота, поправился: — Мы же без фанатизма.

— Если только так.

— И никак иначе, — заверил Лешаков. — Кстати, а по какому маршруту возвращаться?

— Что, дорогу забыл?

— Помню, чо! Только там жрать нечего будет.

— Совсем? — уточнил Годзилка.

— Ага, до нового урожая. И еще немного дольше.

— Хреново…

Действительно, во время полета Змей видел разоренное Пшецкое крульство и соседнюю с ним Бошецкую Империю, но как-то не задумывался над масштабами случившегося стихийного бедствия. Оказывается, лешие бродили по сопредельным странам хаотично и бессистемно. Имея единственной целью приятное времяпровождение. А что может быть приятнее и полезнее для вырвавшегося на свободу лешака, чем хулиганство в особо крупных размерах?

И что делать теперь? Разве пройти севернее, через Скандию? Заодно и примучить распоясавшихся без строгого руководства вольных свинландских конунгов. Ачоа? Если морем, то рукой подать. Танки деревянные, не утонут, лешие тоже. И под парусами… Ну да, князь как-то рассказывал про парусные танки. И про дверь на спине. Сказки? Да!!! Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

Но озвученное предложение было забраковано ученым котом.

— Долго получится, — пояснил Базека, озабоченно потирая усы. — Николай просил быстрее вернуться.

— Али случилось чего? — нахмурился дважды полковник.

— Пока еще нет. Но какие-то странные шевеления в Диком поле происходят. Непонятные.

— Чего там понимать-то? — Лешаков пренебрежительно сплюнул. — Чай степь не лес, вот и шляется народишко туды-сюды, куды придется. От безделья маются, сволочи. Их бы ко мне в чащу…

— Деревья окучивать или кусты поливать?

— Зачем? На удобрение.

— Так. Не отвлекаться! — Годзилка строго повысил голос. — У кого какие предложения?

— Предложения? — переспросил Хведор. — Только одно — сейчас примем по малой толике и уйдем в ночь… Как былинные герои.

— Долго.

— Ачоа? Мы колдовствам с детства не обучены.

— Погоди, а телепортации?

— В смысле?

— Мгновенное перемещение в пространстве. Можешь?

— Ерунда это — только в пределах прямой видимости работает, а сил отнимает столько, что бегом добежать легче будет.

— А если дальше попробовать?

— Прыгать, что ли? Бесполезно. Еще ни разу не попадал куда хотел. Один раз вообще в Желтомордию забросило — полтора года пешком возвращался, два раза по дороге в спячку залегал.

Годзилка задумался. В его глазах, с круглыми в темноте зрачками, отражались огни костров и напряженная работа мысли.

— А что ты, Федя, думаешь о Шопенгауэре?

— Пока не чешется, я о ней и не думаю. А что?

— Да так, к слову пришлось. А то, что Земля круглая, знаешь?

— А то! Постоянно с нее скатываюсь. Утром ничего, а к вечеру… прямо беда.

— Хм… Впрочем, это не важно. Еще она крутится вокруг своей оси и вокруг Солнца. Понятно?

— Понятно, — с уважением к науке произнес боевой командир. — А зачем она это делает?