Николайо Андретти

Проблема, однако, в том, что я не могу получить доступ к этим деньгам.

Они спрятаны на десятках счетов на случай непредвиденных обстоятельств. Я был глуп, когда заводил эти счета. Все они открыты на мое имя. Мое настоящее имя. И если я получу доступ к деньгам, я дам знать Андретти, где мои деньги, а в этом случае я, возможно, не успею слить все счета до того, как они получат к ним доступ.

Я бы не хотел рисковать.

Как бы то ни было, именно Ашер купил этот дом. В городе, в котором мне разрешено жить, потому что капо Романо разрешил. И я живу на деньги, которые получаю от ударов по врагу моей семьи. Удары, для которых Винсент Романо щедро нанимает меня. Под вымышленным именем Ник Эндрюс, которое создали для меня техники Ашера.

Я очень сильно завишу от доброй воли семьи Романо, и меня это не перестает удивлять, учитывая, что между семьями Андретти и Романо сложилась непростая история.

Но все равно я не против.

Я не могу заплатить за пожизненную охрану, но я могу обратиться за помощью к друзьям моих охранников. А может, даже использовать это как тренировку для нескольких стажеров из охранной компании Ашера, "Блэк Секьюрити".

Предложение я делаю щедрое.

Но по какой-то причине она отвечает мне категорическим "нет".

Она даже не объясняет мне, почему.

Она просто скрещивает руки и хмурится на меня, преисполненная чувством, которое, как я понял, так ей свойственно. Я едва знаю ее, но за все время, что я с ней встречался — буквально каждый раз, — она была полна решимости. Это самая постоянная черта в ней.

Она все еще злится из-за строительного шума?

Я сужаю глаза, глядя на нее. Она похожа на человека, который затаил обиду.

— Это хорошая сделка, — говорю я.

— Ну, я не хочу.

— Почему, черт возьми, нет?

Она кривится от этого ругательства, и я жалею, что произнес его. Я сквернослов. Я ругаюсь, как гребаный моряк. В мыслях, вслух и даже во сне. А она, видимо, нет. Я вспоминаю, что она сказала, когда мы впервые встретились — черт.

Она снова скрещивает руки.

— Я не хочу, чтобы за мной следовали какие-то незнакомые мужчины и шли туда, куда я иду.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— И куда же ты ходишь? — Я не могу не спросить, вспоминая ее позорную прогулку к дому Джона и мои подозрения, что она золотоискательница.

Возмущать ее сейчас, наверное, не самое лучшее решение, но я не осуждаю ее за это, ведь я тоже делаю некоторые сомнительные вещи ради денег. Но я хочу, чтобы она сказала о себе вслух.

По какой-то причине, которая, скорее всего, имеет большее отношение к тому, какой я хреновый, чем к тому, что я думаю о ее поступках, я хочу знать, признается ли она в этом.

Я хочу, чтобы эта великолепная, разгневанная женщина сказала мне свою правду без стыда.

Но когда она этого не делает, когда она говорит:

— Не твое собачье дело, — я слегка прогибаюсь в своем кресле.

Я разочарован.

Но я не могу ее винить.

Я не говорю о себе.

Я не говорю о своем прошлом, настоящем или будущем.

Я даже больше не позволяю людям называть меня Николайо, если только я не собираюсь их убить или они не занимают слишком высокое положение в семье Романо, чтобы я мог их исправить.

Я вздыхаю, потому что мне не нужно ее подтверждение, чтобы знать, что мои подозрения верны. А если она копает золото, то, скорее всего, ей нужны деньги.

Деньги, которые у меня есть, но к которым я не могу получить доступ.

Конечно, я могу порыться в своих сбережениях, полученных от выплат по кредитам, но она также легко может попросить еще, еще и еще, как только я начну ей потакать.

Да и не похоже, что я убиваю достаточно людей, чтобы стать сахарным папочкой этой женщины.

Поэтому я предлагаю единственное, на что, как мне кажется, она может согласиться.

— Ты можешь жить со мной, и я буду тебя защищать.

И, черт возьми, я надеюсь, что не совершаю гребанной ошибки.

В этой жизни я уже совершил их слишком много.

17

Остерегайтесь ярости

терпеливого человека.

Публилий Сир

НИКОЛАЙО АНДРЕТТИ

20 лет

В это время года в Мэриленде холодно.

Но прошел всего месяц с тех пор, как я покинул Флориду, а я все еще не привык к смене климата.

И, конечно, не помогает то, что я бездомный.

Вдоль Потомака есть мост, под которым я сплю, а за десять долларов в месяц у меня есть доступ к душевым и тренажерам в ближайшем "Планете Фитнес". Я провожу в спортзале по несколько часов в день, чтобы спастись от холода и ежедневно принимать душ.

Сотрудники тренажерного зала думают, что я какой-то любитель фитнеса, и я их не поправляю. Я, конечно, выгляжу и веду себя соответствующе. После месяца ежедневных четырехчасовых занятий в спортзале мое тело стало почти неузнаваемым. Я и раньше был строен, но теперь на моем теле появились мышцы в тех местах, о которых я и не подозревал.

Обычно капо Андретти любят, чтобы мы были стройными, но худыми. Слишком много мышц может сделать тебя медлительным. Но с тем количеством и типом тренировок, которые я делаю, я стал быстрее, чем когда-либо, и сильнее.

Жаль, что у меня никогда не будет возможности использовать свои улучшенные навыки.

И, учитывая место, где я нахожусь, я надеюсь, что и у меня не будет такой возможности.

То, что делает Мэриленд идеальным местом для моего укрытия, одновременно делает его и худшим.

Мэриленд — пограничный штат для территорий Романо и Андретти. Проблема в том, что эти две семьи так и не смогли понять, где начинается и где заканчивается граница. Не помогает и то, что, поскольку Мэриленд находится на окраине обеих территорий, обе семьи посылают туда своих лейтенантов, чтобы контролировать территорию.

Это мужчины и женщины, которые ни черта не значат для обеих семей, но все равно чертовски хотят доказать свою значимость.

Поврежденное эго — опасное оружие.

А на границе поврежденное эго заставляет десятников совершать безумные поступки.