Николка Персик. Аня в Стране чудес
Шрифт:
Через некоторое время, убедившись в том, что ничего больше с ней не происходит, она решила немедля отправиться в сад. Но, увы! Когда бедная Аня подошла к двери, она спохватилась, что забыла взять золотой ключик, а когда пошла за ним к стеклянному столику, то оказалось, что нет никакой возможности до него дотянуться: она видела его совершенно ясно, снизу, сквозь стекло, и попыталась даже вскарабкаться вверх по одной из ножек, но слишком было скользко; и, уставшая от тщетных попыток, бедняжка свернулась в клубочек и заплакала.
«Будет тебе плакать. Что толку в слезах? – довольно резко сказала Аня себе самой. – Советую тебе тотчас же перестать».
Советы, которые она себе давала, обычно были весьма добрые, хотя она редко следовала им. Иногда она бранила себя так строго, что слезы выступали на глазах,
Тут взгляд ее упал на какую-то стеклянную коробочку, лежащую под столом: она открыла ее и нашла в ней малюсенький пирожок, на котором изящный узор изюминок образовал два слова: «СЪЕШЬ МЕНЯ!»
«Ну что же, и съем! – сказала Аня. – И если от этого я вырасту, то мне удастся достать ключ; если же я стану еще меньше, то смогу подлезть под дверь. Так или иначе, я буду в состоянии войти в сад. Будь что будет!»
Она съела кусочек и стала спрашивать себя: «В какую сторону, в какую?» – и при этом ладонь прижимала к темени, чтобы почувствовать, по какому направлению будет расти голова; однако, к ее великому удивлению, ничего не случилось: она оставалась все того же роста. Впрочем, так обыкновенно и бывает, когда ешь пирожок, но она так привыкла на каждом шагу ждать одних только чудес, что жизнь уже казалась ей глупой и скучной, когда все шло своим порядком.
Поэтому она принялась за пирожок, и вскоре он был уничтожен.
Глава 2. Продолжение [87]
«Чем дальнее, тем странше! – воскликнула Аня (она так оторопела, что на какое-то мгновенье разучилась говорить правильно). – Теперь я растягиваюсь, как длиннейшая подзорная труба, которая когда-либо существовала. Прощайте, ноги! (Дело в том, что, поглядев вниз, на свои ноги, она увидела, что они все удаляются и удаляются – вот-вот исчезнут.) Бедные мои ножки, кто же теперь на вас будет натягивать чулки, родные? Уж конечно, не я! Слишком велико расстояние между нами, чтобы я могла о вас заботиться; вы уж сами как-нибудь устройтесь. Все же я должна быть с ними ласкова, – добавила про себя Аня, – а то они, может быть, не станут ходить в ту сторону, в какую я хочу! Что бы такое придумать! Ах, вот что: я буду дарить им по паре сапог на Рождество».
87
В оригинале глава называется «The Pool of Tears» – «Лужа слез».
И стала она мысленно рассуждать о том, как лучше осуществить этот замысел. «Сапоги придется отправить с курьером, – думала она. – Вот смешно-то! посылать подарки своим же ногам! И как дико будет выглядеть адрес:
ГОСПОЖЕ ПРАВОЙ НОГЕ АНИНОЙ
Город Коврик
Паркетная губерния
Однако какую я чушь говорю!»
Тут голова ее стукнулась о потолок; тогда она схватила золотой ключик и побежала к двери, ведущей в сад.
Бедная Аня! Всего только и могла она, что, лежа на боку, глядеть одним глазом в сад; пройти же было еще труднее, чем раньше. И, опустившись на поле, она снова заплакала.
«Стыдно, стыдно! – вдруг воскликнула Аня. – Такая большая девочка (увы, это было слишком верно) – и плачет! Сейчас же перестань! Слышишь?» – Но она все равно продолжала лить потоки слез, так что вскоре на полу посредине залы образовалось глубокое озеро.
Вдруг она услыхала мягкий стук мелких шажков. И она поскорее вытерла глаза, чтобы разглядеть, кто идет. Это был Белый Кролик, очень нарядно одетый, с парой белых перчаток в одной руке и с большим веером в другой. Он семенил крайне торопливо и бормотал на ходу: «Ах, Герцогиня, Герцогиня! Как она будет зла, если я заставлю ее ждать!»
Аня находилась в таком отчаянии, что готова была просить помощи у всякого: так что, когда Кролик приблизился, она тихо и робко обратилась к нему: «Будьте добры…» Кролик сильно вздрогнул, выронил перчатки и веер и улепетнул в темноту с величайшей поспешностью.
Аня
подняла и перчатки и веер и, так как в зале было очень жарко, стала обмахиваться все время, пока говорила:«Ах ты, Боже мой! Как сегодня все несуразно! Вчера все шло по обыкновению. Неужели же за ночь меня подменили? Позвольте: была ли я сама собой, когда утром встала? Мне как будто помнится, что я чувствовала себя чуть-чуть другой. Но если я не та же, тогда… тогда… кто же я, наконец? Это просто головоломка какая-то!» И Аня стала мысленно перебирать всех сверстниц своих, проверяя, не превратилась ли она в одну из них.
«Я наверно знаю, что я не Ада, – рассуждала она. – У Ады волосы кончаются длинными кольчиками, а у меня кольчиков вовсе нет; я убеждена также, что я и не Ася, потому что я знаю всякую всячину, она же – ах, она так мало знает! Кроме того, она – она, а я – я. Боже мой, как это все сложно! Попробую-ка, знаю ли я все те вещи, которые я знала раньше. Ну так вот: четырежды пять – двенадцать, а четырежды шесть – тринадцать, а четырежды семь – ах, я никогда не доберусь до двадцати! Впрочем, таблица умножения никакого значения не имеет. Попробую-ка географию. Лондон – столица Парижа, а Париж – столица Рима, а Рим… Нет, это все неверно, я чувствую. Пожалуй, я действительно превратилась в Асю! Попробую еще сказать стихотворение какое-нибудь. Как это было? “Не знает ни заботы, ни труда…” Кто не знает?»
Аня подумала, сложила руки на коленях, словно урок отвечала, и стала читать наизусть, но голос ее звучал хрипло и странно, и слова были совсем не те:
Крокодилушка не знает Ни заботы, ни труда. Золотит его чешуйки Быстротечная вода. Милых рыбок ждет он в гости, На брюшке средь камышей: Лапки врозь, дугою хвостик, И улыбка до ушей…«Я убеждена, что это не те слова, – сказала бедная Аня, и при этом глаза у нее снова наполнились слезами. – По-видимому, я правда превратилась в Асю, и мне придется жить с ее родителями в их душном домике, почти не иметь игрушек и столько, столько учиться! Нет уж, решено: если я – Ася, то останусь здесь, внизу! Пускай они тогда глядят сверху и говорят: “Вернись к нам, деточка!” Я только подниму голову и спрошу: “А кто я? Сперва скажите мне, кто я. И если мне понравится моя новая особа, я поднимусь к вам. А если не понравится, то буду оставаться здесь, внизу, пока не стану кем-нибудь другим”. Ах. Господи, – воскликнула Аня, разрыдавшись. – Как я все-таки хотела бы, чтобы они меня позвали! Я так устала быть одной!»
Тут она посмотрела на свои руки и с удивлением заметила, что, разговаривая, надела одну из крошечных белых перчаток, оброненных Кроликом.
«Как же мне удалось это сделать? – подумала она. – Вероятно, я опять стала уменьшаться». Она подошла к столу, чтобы проверить рост свой по нему. Оказалось, что она уже ниже его и быстро продолжает таять. Тогда ей стало ясно, что причиной этому является веер в ее руке. Она поспешно бросила его. Еще мгновенье – и она бы исчезла совершенно!
«Однако едва-едва спаслась! – воскликнула Аня, очень испуганная внезапной переменой и вместе с тем довольная, что еще существует. – А теперь – в сад!» И она со всех ног бросилась к двери, но, увы! дверца опять оказалась закрытой, а золотой ключик лежал на стеклянном столике, как раньше. «Все хуже и хуже! – подумало бедное дитя. – Я никогда еще не была такой маленькой, никогда! Как мне не везет!»
При этих словах она поскользнулась, и в следующее мгновенье – бух! – Аня оказалась по горло в соленой воде. Ее первой мыслью было, что она каким-то образом попала в море. «В таком случае, – сказала она про себя, – я просто могу вернуться домой поездом». (Аня только раз в жизни побывала на берегу моря и пришла к общему выводу, что, какое бы приморское место ни посетить, все будет то же: вереница купальных будок, несколько детей с деревянными лопатами, строящих крепость из песка, дальше ряд одинаковых домов, где сдаются комнаты приезжающим, а за домами железнодорожная станция.) Впрочем, она скоро догадалась, что находится в луже тех обильных слез, которые она пролила, будучи великаншей.