Никому не скажем

Когда Захар вернулся, я так и висла на его шее остаток ночи и весь следующий день, а он только устало улыбался и говорил, что это тоже часть его работы. Ни слова не сказал про то, что нашел и вынес из беснующейся толпы потерявшегося малыша, которого чуть не затоптали разъяренные нелюди. При этом чудом не пострадал сам. Я об этом узнала от отца, а тот не мог не узнать по долгу службы.

Как только ребят отпускают к родственникам, я забываю о грустном и первая бегу обниматься. Захар ловит, бережно прижимает к себе. На его форменной рубашке остаются влажные следы от моих слез.

— Ну и чего вы ревете? — смеется он. — Хорошо же все.

— Хорошо, — льну щекой к его груди.

Он мягко меня отстраняет, чтобы пожать руку отцу.

— Горжусь, — тихо говорит папа.

— Спасибо, — кивает Захар. — Мам, — шире улыбается он, — ну хватит плакать. Ты на нашей свадьбе так не ревела, как сейчас, — обнимает ее, успокаивающе гладит по спине.

Она целует сына в щеку и тут же стирает след от своей помады. Захар морщится, но терпит это милое и заботливое внимание.

— Домой? — спрашиваю я, прижимаясь к боку любимого мужчины, как только мне его освобождают.

— К нам. Я стол накрыла. И только попробуйте мне сказать, что у вас другие планы! — строго говорит мама.

— Планы у нас, конечно, есть, но на вечер. С парнями договорились отметить. Погоняем, пообщаемся.

— Захар, я же просил, — вздыхает отец. — Твоя профессия не сочетается с уличными гонками!

— Мы на треке, пап. На байках. Я же в команде теперь, ты забыл?

— Да не забыл я! Все равно пора завязывать с этим ребячеством. У тебя карьера, жена…

— Жена со мной поедет, а гонки — часть меня. Я не могу от этого отказаться. Мы едем или так и будем спорить?

— Поехали, — сдается отец.

Я про свои новости пока молчу. Сейчас они за столом расслабятся, папа выпьет и тогда озвучу. А пока можно еще немножко потискать своего любимого героя.

Захар прижимает меня к себе всю дорогу, тихо переговариваясь с отцом о недавних событиях. Разбирательства все еще идут, но нас заверяют, что все виновные будут наказаны. Хочется верить, что справедливость и правда восторжествует, но я живу с людьми, связанными с системой, и хорошо понимаю, как там все устроено.

— Ты чего так грустно засопела? — дышит мне в макушку Захар.

— Звучит забавно, — улыбаюсь. — У меня новости есть. Ты поддержишь? — задрав голову, с надеждой смотрю на него.

Мой муж моментально подбирается, его взгляд становится серьезнее, скулы острее. Даже не представляю, что вдруг включилось в его голове, что он так напрягся.

— Что за новости? — даже голос изменился.

— Я всем сразу расскажу. Волнуюсь очень. Решила узнать, на чьей ты стороне.

— Ты охренела, Стась? Я всегда на твоей стороне. Что случилось? — требовательно смотрит мне в глаза.

От ответа меня спасает то, что мы подъехали к дому родителей.

Поднимаемся на этаж. Мама входит первая, я за ней и сразу с удовольствием делаю глубокий вдох. Здесь пахнет по-особенному вкусно. И дело не в еде, хотя от ее ароматов рот моментально наполняется слюной. Здесь царит особенная атмосфера, которая тут же впитывается в кожу и греет изнутри.

В этой квартире наши с Захаром чувства прошли все свои испытания и обрели постоянную форму — еще одну, пока маленькую семью Шолоховых.

Помню, как папа в ЗАГСе сказал, что я теперь дважды Шолохова, по отцу и по мужу.

Здесь нас всегда поддерживают родители. Мы, конечно, ругаемся, как и все. Захар ревнивый. Иногда вспыхиваю я на фоне его прошлых похождений, случавшихся на моих глазах. Тогда можно прийти в эту квартиру, получить совет и поддержку. Обоим.

Снова улыбнувшись, прохожу на нашу уютную кухню. Помогаю маме накрыть на стол, а Захар выжидательно смотрит на меня. Зря я ему сказала. Надо было дотерпеть до дома. Теперь не успокоится и не отстанет.

— Ладно! — сдаюсь так громко, что мама едва не роняет тарелку с салатом на пол. — Я перевелась в военную медицинскую академию.

Салат все же падает у мамы из рук. Захар нервно дергает головой, а из ванной выглядывает папа с закатанными по локоть рукавами своей белой рубашки.

— Что ты сейчас сказала? — он хмурит свои темные брови.

— Я перевелась в военную медицинскую академию, — произношу гораздо тише. — Вы не представляете, как это было сложно! — начинаю тараторить, пока семья приходит в себя. — Договориться с одним деканатом, доказать в другом, что мне действительно это нужно. Выступить перед академической комиссией, сдать несколько дополнительных предметов и физическую подготовку. А еще… — виновато опускаю взгляд, — скрыть это от вас. И, — пожевав нижнюю губу исподлобья смотрю на папу, — совсем чуть-чуть воспользоваться твоим служебным положением. Капельку. Но я честно все сдала сама. Я готовилась. Вы же знаете, как я хотела именно туда. А еще меня взяли без потери курса. Следующий учебный год будет сложным, но я обещаю, что справлюсь.

— Я думал, ты беременна, — тихо и как-то даже расстроенно отмирает Захар.

— Н-нет, — икнув, удивленно смотрю на мужа.

Мы пока даже не обсуждали эту тему. Мне двадцать, и я мечтаю стать хорошим военным врачом. Да мне потом где угодно можно будет работать! Но я нацелилась либо на госпиталь МВД, либо в МЧС.

— Военка… — задумчиво хмыкает Захар. — Теперь я понимаю, почему не сказала. Я был бы против.

— Я и сейчас против, — присоединяется отец. — Мы с тобой еще в школе об этом говорили. Ты не понимаешь, куда лезешь! Это тебе не старушкам давление в поликлинике мерить!

— Я знаю! — топаю ногой. — Это мой выбор, папа. И я давно его сделала. Проучившись в гражданском ВУЗе эти два года, поняла, что мне недостаточно. Я хочу знать и делать больше. В конце концов, у меня отец и муж служат в органах и мало ли, что может случиться!

Захар вдруг тепло улыбается, встает, подходит ко мне и нежно обнимает.

— Пап, пусть учится. Мы подстрахуем, если что. Она ведь правда столько об этом мечтала. Но учти, мышонок, — чмокает меня в щеку, — я буду страшно ревновать, когда у тебя начнется практика.

— Переживу, — задираю голову и благодарно смотрю ему в глаза.

— Подстрахуем, — вздыхает отец. — И вот пусть мне хоть одна сволочь попробует ляпнуть, что это не мой ребенок. Такими упертыми могут быть только Шолоховы!

КОНЕЦ