Никому о нас не говори
Шрифт:
Из моей груди непроизвольно вырывается тяжёлый вздох, когда я всё-таки беру стаканчик из рук Полины. Он ещё тёплый. Я отгибаю носик у крышки и вдыхаю сладко-цветочный аромат кофе.
— Это лавандовый раф, Просветова, — ворчит она на моё принюхивание. — Между прочим, самый вкусный в этой кофейне. Дали в подарок. А куда мне два? Я обоссусь, пока домой доеду.
Лавандовый раф? Так вот чем так пахнет в машине. Правда, я понятия не имею, что это такое. Делаю осторожный глоток. Чувствую на языке сладкую пенку с явным нотками лаванды. Необычно и вкусно. Даже мой голодный желудок
А Полина уже приподнимает мне навстречу свой стаканчик кофе, словно салютует бокалом шампанского. Не удержавшись, я делаю ещё несколько глотков.
— Мир? — напряжённо интересуется Полина.
Теперь я ковыряю ногтями этикетку на стаканчике и сдержанно отвечаю:
— То, что мы пьём кофе у тебя в машине, не отменяет нашего разговора на парковке.
— Я и не претендую на твои извинения.
О-о-о. А вот и знакомые едкие интонации в голосе. Всё? Мира между нами хватило всего на пару минут?
— Мне и не за что извиняться, Полин! — возмущённо поворачиваюсь к ней. — Ты столько гадостей мне сделала. Я до сих пор не понимаю, чего ты привязалась именно ко мне. То плечом заденешь, то смешки в мою сторону. А то, что ты запихнула меня голой в мужскую раздевалку?
— Зато ты мне пощёчину влепила, — фыркает она.
— Надо было сделать это раньше.
— Серьёзно? — Глаза Петровой сужаются, а лицо перестаёт быть бледным. Да и чёткость теряет тоже. Я даже несколько раз быстро моргаю, пытаясь восстановить резкость.
— Может, если бы я… то... ты… — Неожиданно мой язык становится неповоротливым.
В прямом смысле. К нему как гирю привязали. Да и всё перед глазами слишком быстро теряет резкость. Что за?..
Но и испугаться я не успеваю. Страх вспыхивает лишь на секунду, а потом его топит в ощущении жуткой усталости. Мысли голове уже вязкие. Тело окутывает тяжёлое тепло.
Я говорю. Я точно говорю, потому что чувствую: мои губы шевелятся. Только я не слышу своего же голоса.
Что-то не так… Точнее, всё не так. Мир перед глазами крутится. И через гул в ушах я различаю голос Полины. Он звучит странно, словно его включили на зажёванной аудиопленке.
— Везу, да. Доплата за внезапность тоже будет. Всё, как договорились. Ну почти... Моргает через раз. Вижу, что отрубается.
Я хочу встать. Пытаюсь дёрнуться и закричать, но меня будто бетонной плитой придавливает, когда слышу жуткий, протяжный бас:
— Спи уже, овечка Анечка. Спи.
Глава 48. Тим
Глава 48. Тим
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Я швыряю телефон на кровать, в складки смятого одеяла, и сам усаживаюсь туда же. Что за чёрт? Почему я слушаю этот долбаный голос? Какого хрена у Ани уже четвёртый час срабатывает только автоответчик?
Я опять беру в руки записку, оставленную для меня на тумбочке. В десятый раз читаю текст, выведенный каллиграфическим почерком.
«Тим! Доброе утро. Не стала тебя будить, ты храпишь слишком сладко. Я съезжу в академию, напишу заявление на отчисление. Добровольно. Не дам Петровой насладиться своим триумфом. Сделаю это сама.
Потом домой за вещами. Мама сегодня должна быть на дежурстве. Надеюсь, замки она не поменяла. Ха-ха.
И если ты ещё не передумал, то я готова уехать. Прямо сегодня. Неважно куда, главное, с тобой. Я всё для себя решила».
Провожу большим пальцем по улыбающемуся смайлику, нарисованному в конце.
Аня, конечно, молодец, что всё решила. Только на кой чёрт уехала без меня? А идея отправиться домой в одиночку вообще равна безумию. И почему до сих пор она не включила свой телефон? Хрен уже с этим приложением слежки. Нужно было удалить его сразу, как только мы уехали из Богудонии.
Сжав челюсть, откладываю записку на тумбочку и просчитываю в голове время…
Проснулся я около одиннадцати утра. Названивать Ане принялся примерно через час. Сейчас почти четыре вечера. Даже если собрать все городские пробки, то Аня должна уже быть здесь, в гостинице. Или вот-вот появится на пороге нашего номера.
Сколько мне ещё ждать?
Даю своему терпению ещё час. Все следующие шестьдесят минут наматываю круги по номеру гостиницы, проверяю, не появилась ли Аня в социальной сети или мессенджере, и звоню. Звоню. Звоню. Звоню.
А потом просто хватаю худи, брошенное на спинку стула, засовываю ноги в кроссовки и вылетаю в коридор. Буквально скатываюсь по лестнице в холл. На ресепшен оставляю свой номер телефона и прошу администратора сразу сообщить мне, если Аня появится в гостинице, — свой магнитный ключ от двери она не взяла.
И через полчаса я уже у дома Ани. По памяти нахожу тот самый подъезд, к которому несколько недель назад привозил забытые тетради.
Почему я именно здесь? Ехать сейчас в академию нет смысла. Рабочий день уже закончился. А ещё я сейчас злюсь на Аню. Злюсь так, что сжимаю руль до боли в пальцах.
Она не поехала бы к себе домой одна, если бы поставила меня в известность. Я бы не пустил. Я бы вытерпел сколько угодно часов шопинга, чтобы купить ей всё необходимое: от носков до зубной щётки.
Это хорошо, что она вдруг так поверила в себя, но… твою мать, Аня! Не настолько же и не прямо сейчас! Как можно было додуматься добровольно заявиться туда, где тебя хотят посадить на цепь?
Пристраиваю машину в ближайший пустой карман на импровизированной парковке прямо под окнами дома.
Я не знаю ни этажа, ни квартиры семьи Просветовых, но знаю, что Аня до сих пор не вышла не связь не просто так.
А пока сижу в машине и из окна осматриваю двор и сам дом. Это типичная серая пятиэтажка со старыми балконами. Пытаюсь сосредоточиться и в грязных стёклах рассмотреть хоть что-то, что дало бы мне ответы, где искать. Хотя глупо надеяться, что вот сейчас Аня выглянет в окно и помашет мне рукой: «Эй, Тим! Я здесь. Заходи!»
Ну не стучаться же в каждую квартиру? А если не будет других вариантов?