Никто и звать никак

— А Вовик говорит, что по этому адресу никакого дома нет, там находится трущобная ночлежка.

— В ночлежках, что, не люди живут?

— Ну, ты скажешь… Хотя, мне нравится, что ты такая засекреченная. Мы куда пойдём в следующий раз?

«Мы» прозвучало так естественно, что не было никакого желания оборвать нахала. Пришлось шить платье, достаточно дорогое, достаточно простое и невообразимо элегантное, чтобы можно было появляться на сборищах университетской аристократии, не заставляя краснеть своего кавалера. Честное платье даже не пыталось взрослить Сонечку, её шестнадцать лет были видны всякому внимательному взгляду. Но ведь всё равно, никто не поверит своим глазам; сказано — восемнадцать, значит, так оно и есть.

Зачем понадобились подобные ухищрения, Сонечка ещё сама не понимала. Просто хотелось не подвести Рината, а что он значит для неё, как-то не думалось.

В следующий раз они собрались на студенческую Ассамблею. Несмотря на демократическое название, вход на Ассамблею был настолько дорогим, что лишь немногие из студентов могли туда попасть.

Сонечка договорилась встретиться с Ринатом в одном из кафе. До сих пор они встречались исключительно на нейтральной территории, не торопясь узнать друг о друге больше. Ринат запаздывал. Сидеть в бальном платье под любопытными взглядами посетителей было неуютно, но Сонечка старалась не обращать внимания на такие мелочи. Наконец, появился Ринат. Вид у него был не ассамблейный. Огромные чёрные очки не могли скрыть багровой опухоли, заливавшей пол-лица. Левая бровь и скула были рассечены, судя по всему, одним ударом, покрасневший глаз чуть заметно поблёскивал среди вздувшейся плоти.

— Где это тебя? — испуганно спросила Сонечка.

— Так получилось. Я пришёл извиниться. Мне в таком виде на Ассамблею нельзя.

— С билетом на Ассамблею можно в любом виде. А просто так даже бомж по морде не получает. Давай, рассказывай, что у тебя стряслось.

Ринат прикрыл лицо ладонями и глухо сказал:

— Это Вовик. Никогда ему не прощу.

— Вы что, подрались? Так кулаком не расквасить, это доской надо. Студенты называется… у бездомных бродяг и то такого не бывает.

— Никто не дрался, — Ринат оторвал руки от лица и здоровым глазом поглядел на Сонечку. — У нас был междусобойчик, и мы заспорили, у кого выше толерантность к спиртному. Кто сколько может выпить и не опьянеть.

— Тоже мне, достоинство! — фыркнула Сонечка.

— У мужчин такие споры часто бывают. Начинают выяснять, кто кого перепьёт, упиваются в хлам, и попробуй уклонись от попойки.

— Теперь понятно, чему учат на факультете менеджмента…

— Я же рассказывал, что у нас главное — корпоративные отношения. А я пить не могу, у меня желудок болит. Вот я и придумал соревнования, чтобы на равных. Каждый должен сколько-то выпить, а потом переписаться в трезвое тело и пройти по гимнастическому бревну.

— Погоди, — со злым прищуром спросила Сонечка. — Где вы тело свободное берёте?

— Никакого тела не надо. Просто один остаётся трезвым, а остальные пьяные по очереди в него переписываются и ходят по бревну. Я пить не могу, вот и предложил, чтобы ходили в моём теле.

— С ума сошёл! — с видимым облегчением воскликнула Сонечка. — Это же вредно. Тут такие искажения психики могут быть…

— Это же ненадолго. Ничего не будет. У парней столько развлечений связанных с переписью индивидуальности… И телами меняются на время, и чего только не делают. Одна игра в бомжа чего стоит…

— Это как? — удивилась Сонечка, знавшая о бомжах больше всех прочих.

— Соберётся человек десять, запишутся в одно тело и толкаются, кто кого в гипоталамус загонит.

— Понятненько… — кивнула Сонечка, живо вспомнив любимое выражение обитателей Семейного.

— Ну вот, закупили ящик рома и отправились в спортзал. По стакану приняли и по очереди в моём теле по бревну прошлись. Я сидел тихо, не вмешивался, но всё видел. Тело трезвое, а личность пьяная — удивительные вещи получаются. Потом выпили по второму стакану и снова начали ходить. И тут Вовик нарочно сорвался и моим лицом о бревно! Хорошо ещё зубы не вышиб или глаз. И смеётся, сволочь: «Ах, я такой неловкий, такой нетолерантный!» Ему смех, в своё тело вернулся, и не болит ничего, а мне теперь как? Я ему этой подлости никогда не прощу…

Казалось, Ринат готов заплакать, а, впрочем, оно и не казалось.

— Не переживай, — сказала Сонечка. — До свадьбы заживёт. Вставай и пошли на Ассамблею. Хочу посмотреть на твоих однокашников.

— Куда я в таком виде? — возразил Ринат и послушно поднялся со стула.

— А что? — Сонечка взяла Рината под руку и повернулась к зеркалу. — Чем мы не пара? У меня грим хороший, хочешь я себе тоже фингал нарисую?

Сонечку отметили ещё с прошлого раза и могли оценить если не элегантность, то стоимость платья. Тех, кто помнил о бриллиантах, брошенных едва не на пол, не могла обмануть искра единственной брошки. Ринат с багровым украшением на физиономии изящно оттенял Сонечкин наряд.

Почти сразу к ним подошёл ничем с виду не примечательный юноша.

— Ну, Ринат, ты, я вижу, стал ещё красивей. У врача был? А то заживёт неправильно — шрам останется.

Ещё по дороге в студенческий клуб Сонечка потребовала, чтобы Ринат неприметно указал ей подлюгу Вовика. Сейчас Ринат ощутимо напрягся, но никакого знака не подал. Значит, это не Вовик, а один из будущих хозяев жизни, расположения которых следовало добиваться.

Сонечка улыбнулась и процитировала:

— Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже.

Всё-таки замечательная штука история литературы! В древнем фольклоре всегда можно подобрать подходящее к случаю высказывание.

Миллиардерский сынок окинул Сонечку оценивающим взглядом. Молодого человека явно учили, как следует общаться с незнакомыми. Взгляд не липкий, а равнодушно-доброжелательный; сначала на лицо и лишь потом вниз по фигуре, нигде особо не задерживаясь. Нормальный взгляд, но всё же не избавиться от ощущения, что тебя оценивают. Результат оценки был не утешителен: использовать можно, но не более того. Оставалось, правда, лёгкое удивление: Сонечка была явно не по рангу Ринату, которого знатный студент считал полным ничтожеством. На дерзкий взгляд можно было бы ответить колкостью, но Сонечка не хотела вредить Ринату, который мечтал о дружеских отношениях с этим типом.

Мечты, мечты, где ваша сладость? Какие уж тут дружеские отношения? Держат за клоуна — и то спасибо.

По счастью, именно в эту минуту к Сонечке и её кавалеру подлетел ещё один студент из тех, кто мог выложить за билет на ассамблею месячный заработок папы-Серёжи. Невысокий, коренастый, с широчайшей дружелюбной улыбкой, с быстрыми, но не суетливыми движениями; удивительно симпатичный парень. Но пальцы Рината сжали Сонечкин локоть, предупреждая, что это и есть Вовик, от которого каждую секунду следует ожидать подлянки.

— Мадмуазель! — возгласил Вовик. — Я счастлив видеть вас! Скажите, куда подевались адаманты с вашего подола? Впрочем, я знаю это и так. Они оборвались, а поднимать с пола упавшее, ниже вашего достоинства. Иначе не может быть, ведь вы — лучший из адамантов!

Пышная тирада, обращённая к Сонечке, но адресованная Ринату, содержала оскорбление, понятное лишь аристократу или тому, кто изучал психологию под руководством деда Саввы. Обращение на «вы», подразумевает, что собеседник мультиличностен и, значит, к сливкам общества не относится.