Никто не хотел убивать

Это был совершенно не тот Игнат, каким его увидел Голованов после уроков. Парень был явно доволен собой и чувствовал себя едва ли не хозяином жизни.

— Вкололся с-с-сучонок! — уже злясь на самого себя, пробормотал Голованов, осознавая, что не в силах поправить случившееся.

И еще он подумал о том, что этот толковый, но слишком самонадеянный мальчишка кончит плохо. Плохо, даже несмотря на то, что ас сыска Александр Борисович Турецкий был его крестным отцом. Подобная беда не очень-то разборчива в званиях и регалиях и отлавливает жертву по своему выбору. Короче говоря, надо было в срочном порядке вытаскивать парня из этого болота, а не сопли жевать, думая о том, что слишком радикальные меры будут неприятны его отцу.

Проводив взглядом Игната, Голованов тяжело вздохнул и потянулся к мобильнику. Турецкий отозвался тут же, словно ждал этого звонка.

— Ну? — требовательно произнес он.

— Гну! — огрызнулся Голованов. — Как я и думал! Судя по всему, наш мальчишечка уже отоварился наркотой, а заодно и дозу принял, не отходя от кассы.

— Ты в этом уверен?

— Послушай, Александр Борисович! — вскипел Голованов. — Я же не сомневаюсь в твоей компетентности как следователя, так уж будь добр…

— Ладно, не кипятись, — буркнул в трубку Турецкий. — Просто до конца поверить в то, что мой крестник, сын Димы Шумилова, подсел на эту дрянь… В общем, сам понимаешь, страшно все это и не очень-то хочется верить в подобное.

— И все-таки поверь! Поверь и сделай выводы.

— Ты о чем?

— Да все о том же! Хотя этот самый Игнат и твой крестник, но должен заметить тебе, что парень он говнистый и, пожалуй, слишком самонадеянный, а резину тянуть с этим делом нельзя. Упустить можешь, и тогда…

— И что? — перебил Голованова Турецкий, которому, видимо, не очень-то приятно было слушать подобное.

— Надо срочно звонить в управление по наркоконтролю, тем более, что с их генералом у тебя вполне человеческие отношения, и пускай уже ребятишки Васильева занимаются этим гнездом. Я имею в виду того пушера, у которого отоваривается Игнат.

— Я понял, что ты имеешь в виду, — огрызнулся Турецкий, — но это исключено. По крайней мере, сейчас.

— Но почему?! Ты же сам видишь, парень гибнет на глазах!

— Я тебе уже говорил, — каким-то очень уставшим голосом отозвался Турецкий. — Дима, я имею в виду Шумилова, и без того находится сейчас в стрессовом, если даже не в предынфарктном состоянии, и узнай он, что его сын — наркоман?.. А это непременно высветится, когда в дело ввяжутся опера Васильева…

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я говорил, постараться самостоятельно выйти на этого пушера, сдать его со всеми потрохами Васильеву, и когда Игнат останется без подпитки, заставить его покаяться отцу, хотя бы в малых грехах, и лечь в какую-нибудь приличную клинику.

Турецкий замолчал и не очень-то уверенно добавил:

— Думаю, при таком раскладе все мы обойдемся малой кровью. По крайней мере, Шумиловы.

— Отец и сын? — не удержался, чтобы не съязвить, Голованов.

— Да! — упрямо подтвердил Турецкий. — Отец и сын.

— Да ты хоть понимаешь, что все эти сопливые прожекты не имеют ничего общего с реальностью?

— И все-таки будем работать по этой схеме!

В голосе Турецкого уже звучали привычные металлические нотки, однако он тут же немного сбавил тон:

— Кстати, какие у тебя планы на вечер? А то бы приехал, у меня прекрасный коньяк скисает.

— Не обещаю, — хмуро отозвался Голованов. — Мне еще надо бы с Самсоновым встретиться. Влип мужик как кур в ощип.

Не очень-то рассчитывая на хлебосольство опального отставника, который, видимо, уже сушил сухари, готовясь к длительной отсидке, Голованов перекусил в небольшой забегаловке на Кутузовском проспекте, цены в которой могли сравняться с ценами первоклассного парижского ресторана, и еще не было шести вечера, как он входил в шикарный подъезд вполне престижного дома, где в квартире убитой вдовы художника проживал с семьей генерал Самсонов.

Открыл ему невысокий, плотного телосложения мужчина лет шестидесяти, который, видимо, уже не только сухари сушил, но и примерял на себя камерную одежонку. Его живот и ляжки обтягивали вздувшиеся на коленках «треники», в которых мог бы позволить себе ходить только вконец пропившийся безработный бедолага. На «треники» спускался подол застиранной «ковбойки», цвет которой напоминал о давно забытых временах советского дефицита. Судя по всему, генерал в свое время даже дома не вылезал из казенных штанов с лампасами, да и сейчас, уже будучи в отставке, решил не тратиться на такие мелочи, как штатский прикид.

Голованов знавал подобных генералов и полковников и отношение к ним было соответствующим. Как говорится, чем богаче — тем жаднее. Когда бывало, приходилось сбрасываться на спирт или на водку, они всегда находили вескую причину не вложить ни рубля, но когда начиналась пьянка, то глотали в три горла. На халяву с дармовщинкой, естественно.

Открыв входную дверь и стоя на пороге, Самсонов критическим взглядом, словно перед строем солдат на плацу, осмотрел гостя и как бы нехотя пригласил его в полутемную прихожую, где, как в старой московской коммуналке, едва светилась под потолком лампочка сороковатка.

— От Варламова? — спросил он, видимо не понимая, как это сорокапятилетний, вполне интеллигентный на вид, седеющий мужик может заниматься сыскным делом.

— Точно так, от Сергея Николаевича, — подтвердил Голованов, думая о том, что, видимо, правильно сделал, перекусив салатом с кофе в забегаловке.

— А вас, простите, как?

Этот козел в трениках, по отношению к которому у Голованова накатывала непроизвольная антипатия, прекрасно знал, как звать-величать гостя, однако хотел удостовериться в этом еще раз.

— Всеволод Михайлович.

Он думал, что после этого Самсонов пригласит его, наконец-то, в комнату, однако тот не спешил.

— Он кажется говорил, что вы где-то служили? Вроде бы даже вместе?

Это уже начинало надоедать, и сейчас бы расхохотаться в лицо этому сапогу, который, судя по всему, своих подчиненных мытарил так, что из задницы парок шел, однако Голованов смог сдержаться. Все-таки обещал Варламову разобраться в этом деле.

— Да, служили, — кивком головы подтвердил Голованов. — В горячих точках.