Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ниоткуда с любовью
Шрифт:

– Просто… наверное, ему нет смысла врать мне здесь, понимаешь? Незачем придумывать такую запутанную историю — если бы он хотел, он бы отправил меня к матери еще очень давно. А если бы она хотела, она всегда могла бы вернуться за нами, хотя бы позвонить! Но она не сделала ни одной попытки. И сейчас… выходит, что я только-только начинаю узнавать своего отца.

– Везет тебе.

Она слишком сильно отводила взгляд, слишком прятала глаза, слишком натягивала шарф — Родион не выдержал и бросил в нее горсть желтых листьев. Она отвернулась, вскрикнув, но на губах ее Родион заметил быстро промелькнувшую улыбку. Тень улыбки прежней

Польки, но Расков все равно засчитал ее за хороший знак.

– В конце концов, — ставя точку в их разговоре, заметил он, — я только сейчас задумался, что никогда не хотел найти ее. Столько лет упрекал отца — и ни разу, хотя бы, чтобы доказать себе, что он неправ… Вот Машка, например, у меня перед глазами был ее пример, а ведь она столько лет подряд пыталась найти отца, собирала какие-то доказательства, выяснила, что он уехал в Европу, нашла его адрес. У меня ни разу не появилось подобное желание. Все-таки… дети не должны искать подтверждения родительской любви. У них даже мысли такой не должно возникать.

Они поднялись по ступенькам, он открыл перед ней дверь.

– И когда ты успел так помудреть? — тихо поинтересовалась Полина.

Вика еще не закончила, хотя от Паганини давно уже перешла к Григу. Глаза ее были полузакрыты, как и всегда в такие минуты, и Полина искренне ей завидовала. Как будто она перемещалась в иную Вселенную, где боль и тоска были настолько абстрактными понятиями, что растворялись от волшебного прикосновения к скрипке. Полина знала совершенно точно — боль не растворяется. Как не растворяет ее снотворное, не растворяют слезы, не растворяет музыка. В такие моменты душа твоя зависает между небом и землей, и парит, парит там в невесомости. Но невесомость заканчивается и вместе с ней приходит отрезвление.

– Все, — неожиданно хлопнул по столу вошедший в комнату отец. — Мы уезжаем.

Полина с Родионом так и замерли на пороге. Вика оборвала свое соло на резкой ноте и повернулась к мужу.

— Куда?

– Я беру нам троим путевки. Польша. Отель. Две недели. — И добавив, обозрев каждого человека в комнате. — Просто… я не могу видеть, как мы и дальше замуровываем себя в доме.

Полина и Вика неожиданно переглянулись. И утопили растерянность в своих взглядах.

Вряд ли они были готовы к реальной жизни.

Вечером на кухне Родион просил не забирать Полину. Он объяснил все честно и правдиво. Он предъявил все возможные аргументы ее отцу, пока мать и дочь вяло ковырялись в тарелках в пустой столовой. Он уверял, что даже смени она двадцать Польш, всем вместе им не выйти из этого состояния скорби.

Отец Полины слушал-слушал, а потом недоверчиво хмыкнул.

– Интересно и складно ты говоришь, Родион… Вот только не будет ли хуже, если она останется здесь одна? Даже если нас не было, всегда была Нина… — голос его пресекся, но он справился и выплыл на нужную интонацию. — Честно говоря, не могу похвастаться тем фактом, что воспитал их обеих. По крайней мере, после 14 лет.

Он помолчал, задумчиво качая головой, а потом неожиданно добавил (хотя Родион уже и не ждал от него ответа):

– Забавно, что вам с Полиной пришла эта мысль в голову одновременно. Она тоже просит оставить ее в доме.

– Просит?

— Да. Я и не думал разрешать, пока… — он красноречиво посмотрел на Родиона.

– Да. — Ответил тот. — Понятно.

– Ну еще бы, — усмехнулся глава семейства и вышел, похлопав Раскова по спине

и оставив его в достаточно смятенных чувствах.

* * *

Иногда его будто волной толкало в грудь, он делал судорожное дыхательное движение и пытался понять, зачем все это делает. Почему, несмотря на ее равнодушие (вполне понятное), ее попытки показать, что она ни в ком не нуждается и особенно в нем, почему он продолжает нянчиться с ней, забывая о своих делах, проблемах, планах, почему он даже толком ни разу за последний месяц не задумался о своей жизни серьезнее, чем как о малоприятной и неволнующей его вещи.

Ответы напрашивались сами собой — и разные, но все увиделось несколько иначе, когда он набрел в гостиной на их старую фотку: обоим лет по 13–14, взгляды независимые, сидят плечом к плечу, закинув ноги на впереди стоящий стол или стул… У него волосы немного светлее, чем сейчас, а она — темная, еще не успела перекраситься, хоть до этого и недалеко. В остальном — почти никаких отличий. Он перевел взгляд на фотографию, которая стояла рядом, и перестал улыбаться. Нина и Полина стояли рядом и обнимали друг друга за плечи. Странно, почти невероятно похожие внешне.

Неужели и он начинает жить жизнью Полины, как она жила жизнью своей сестры, ее интересами, мечтами и даже ссорами с ней? Нет…

— Мы мало изменились, — проговорила она, стоя за сего спиной.

— Нет, — он обернулся. — Изменились. Изменились, хоть тебе и хотелось бы, чтобы это было не так. Мы выросли.

Она отступила на шаг, покачала головой.

– Сомневаюсь.

— Мы выросли, Полька. Ты больше не Полли, так же, как и я больше не Рудик. Признай это, наконец.

– Не хочу, потому что это не так, — твердо сказала она, но взгляд ее лгал.

Родион отставил фотографию, сделал шаг ближе.

— Признай, что пришла пора задавать вопросы себе, а не мне, родителям, Штроцу, Нине.

– Прекрати! — крикнула она судорожно. — Мы же договорились!

– Мы с тобой? Я же актер, я могу лгать совершенно искренне, веря в свою ложь.

Она рассмеялась нервно.

– Бред какой! Еще один стереотип, который ты всегда презирал!

Да, возможно. Но можно соврать, если того требуют обстоятельства. Сейчас они того требуют. Нина бы простила мне это. Но она ни за что не простила бы тебе твою трусость. — Он больше не делал попыток приблизиться к ней. Проговаривал каждое слово четко и жестко, как чужой. И некуда было скрыться. Не было силы, за которую можно было спрятаться.

– Я не хочу говорить о ней, я же сказала! О чем угодно, но только…

– Ты же понимаешь, что если будешь молчать о ней, то она не уйдет из этой комнаты, из твоих мыслей… — он подтолкнул фотографию к ней и десятки других снимков вспыхнули в ее глазах — они царили в этой комнате, изображали детство, юность, планы, мечты, стремления, характеры и, конечно, связь. Несомненную, бессловесную, незримую связь.

Полина долго терпела — слишком мучительно. Подскочив к ближайшей их с Ниной фотографии, она швырнула ее об стену, и рамка раскололась на куски. Одновременно с Родионом они перевели взгляд на фотографию, лежащую в осколках — две девочки сидят на одном диване, старшая положила подбородок на сомкнутые руки, локтями оперлась о столик, она улыбается; младшая смеется, искоса глядя на сестру и отечески покровительственно обнимает ее за плечи.

Поделиться с друзьями: