Ниоткуда с любовью

Город напоминал огромный суетящийся муравейник. Люди в нем гомонили и суетились, разбегаясь по своим делам. И совсем-совсем не обращали внимание на тех, кто рядом. Ну, может быть, исключая близких людей. Очень и очень близких.

И Полина, подумав об этом, неожиданно рассердилась на саму себя — почему она должна зависеть от кого-то — тем более, от актеров? Тем более ее ровесников!

А это значит, что она может и должна пойти домой своим обычным путем — мимо Драмтеатра. Закинув сумку на плечо, Полина резко свернула на знакомую улицу, а потом еще раз — к Драму.

И естественно, едва она с гордым видом прошагала половину улицы, из театра высыпали все актеры, с которыми она беседовала несколько часов назад.

У них, видимо, только что закончились занятия. Или репетиция. Или…

Какая, к черту, разница?

А ведь, действительно, какая?

Полли поправила сумку на плече и зашагала мимо. Как назло, улица была полупустынной. Актеры что-то бурно обсуждали, остановившись на ступеньках. Размахивали руками, доказывали… Вниз полетели сумки, кто-то уже усаживался поудобнее. Полина все подходила и проклинала эту дорогу за то, что она никак не может закончиться.

Ее заметили. Голоса постепенно стихали, а к тому моменту, как ее позвал жизнерадостный Миша Яковинцев, уже воцарилась полная тишина.

Полина сделала вид, что не услышала.

– Полина! — повторил голос. Девушка повернула голову и вместо Яковинцева пересеклась взглядом с самым ярым противником журналистов — Родионом Расковым. И в тот же миг, когда он усмехнулся и отвел глаза, до нее совершенно явственно дошло, что не может так больше. Эта напряженность должна закончиться, иначе она просто не сможет работать. И отчасти, может быть, из-за этого, она остановилась и нехотя направилась к компании.

Она переходила дорожку — все молчали. Проехала машина — слышно было негромкую музыку внутри салона. Ситуация казалась Полине преглупейшей.

– Я… слушаю, — проговорила она, выжидающе глядя на Яковинцева (на других не смотрела).

– Мы тут… — начал Миша.

– Нет. — Неожиданно резко откликнулся Родион. Сказал, как отрезал. Миша посмотрел на него. — Нет, не стоит. Что она тут может сказать, она вообще ничего не решает?! — Он перевел взгляд на Полину. — Это все, большое спасибо. Нам ничего не нужно.

И воцарилась тишина. Она воцарилась специально для того, чтобы Полина поняла, что тишину «пережидают», пока Орешина свалит отсюда.

Она развернулась и, не говоря ни слова, двинулась в сторону дома. И никто так и не заговорил, пока она не отошла на безопасное расстояние.

Полина чувствовала себя униженной. И дала себе зарок, после сдачи интервью не связываться больше с этими актерами.

III

Март, 7-е

Ночь

Комната была душной и казалась к тому же еще и пыльной из-за царившего здесь полумрака. Хотя… возможно она такой и была.

Маша перешагнула через ворох вещей, лежавших прямо на полу, и, дотянувшись через кресло до окна, распахнула его. Шпингалет на окне был старый, и когда она с трудом выдернула его, с рамы посыпалась краска, а стекло легонько зазвенело. Она обернулась, не в силах сдержать порыв и отряхнуть руки, и оглядела комнату. От ворвавшегося внутрь свежего воздуха, комната ни капельки не стала привлекательней. Но все же…

Город утопал в сумраке, а свежий весенний ветер дышал близостью моря.

Когда Олег впервые подвозил ее домой, был такой же вечер, как и сегодня. И такой же ветер дул с моря, и такое же настроение преследовало ее в тот день.

– А… это что за машина? — спросила тогда Маша, для того, чтобы хоть что-то спросить и нарушить напряженную тишину в теплом вкуснопахнущем салоне автомобиля.

– Это БМВ, — любезно отозвался Олег, покосившись на нее, и словно вложив в этот взгляд всю снисходительность к маленькому ребенку, коим она в его глазах, конечно, и была. Да-да, она еще ни на минуту не забывала, что ей лишь девятнадцать и с его тридцатью тремя она и рядом не стояла, не забывала, что он «уже почти старый», да и вообще крайне занятой человек, настолько, что у него почти нет времени просто спать, а не то, чтобы делать это с кем-то.

– Понятно, — с такой же интонацией откликнулась она, затем положила ногу на ногу и сцепила руки на коленях. — И в машинах я, естественно, тоже ничего не понимаю.

— Что? — он посмотрел на нее. Он, конечно, не знал о ее мыслях, но в этот момент Маша расстроилась. Черт, ну почему же он не знал?

Но он знал. В том, что касалось нее, он все прекрасно знал и понимал. А почему? Да потому что она на целых четырнадцать лет моложе него, вот почему! Нет, потому что все ее эмоции можно прочитать на ее лице, как открытую книгу, — так всегда говорила ее мама, и неоднократно говорил он.

Правда, когда он говорил ей это в последний раз, он был начальником, к которому она пришла устраиваться на работу, и который просто убил ее своими вежливыми формулировками и белоснежными манжетами.

* * *

Конец января

— В архитектурную компанию требуется помощник… Высшее и незаконченное высшее образование… архитектурный факультет… возможность поработать с профессионалами и приобрести бесценный опыт… — Маша водила пальцем по строчкам газетного объявления, в который раз проводя ногтем тонкую не стираемую полосу. Она глубоко вздохнула, сунула газету в сумку и потянула на себя тяжелую богатую дверь. За стойкой сидел внушительного вида охранник, и, прошествовав по гулким плитам пола, Маша решительно остановилась перед ним.

– Здравствуйте. Я… по поводу работы…

– Вы договаривались о собеседовании? — спросил страж, оглядев ее колким бульдожьим взглядом.

«Да нет, просто зашла на огонек», — явственно подумала Маша и, непроизвольно копируя выражение лица и интонации охранника, сказала: — Конечно. На пять часов.

– Паспорт покажите, — сунул он ей под нос лапищу. Маша, скучая, вложила в нее подготовленный заранее паспорт.

— Проходите. Второй этаж, 210 кабинет.

Маша пошла, бросив на охранника неприязненный взгляд напоследок. Ей уже здесь не нравилось. Она проклинала все на свете, и эту потенциальную работу тоже. Зачем она?.. Да ее даже слушать никто не станет! Так, все, надо прекращать эти пережеванные мысли. Слезами, как говорится, горю не поможешь.

* * *

Март, 7-е

Ночь

– Скажи, а ты всегда спишь со своими молоденькими помощницами? — поинтересовалась Маша, тоскливо замерев над туркой с варящимся кофе.

– Что? — он подошел сзади, и Маша знала, что сейчас он по всем законам жанра должен положить ей руки на талию. Но он не положит. Хотя бы просто потому, что она этого ждет.

А она ждет? Ну конечно.

Ее бесила собственная манера все анализировать и продумывать за четыре шага «до», хотя исполнение этих самых шагов, как правило, и не воплощалось в жизнь.