Нить Ариадны

В моей чудовищной голове вызрела мысль, что пора бы как-нибудь выбраться из Лабиринта. Я желаю увидеть окружающий мир вживую, а не отраженным во снах. Меня поместили в Лабиринт таким крохой, что я почти ничего не помнил. Уже несколько месяцев, с середины зимы, когда дни начали расти, сны звали меня и подначивали на прогулку.

Моя сестра запнулась и, что совсем на нее не похоже, быстро оглянулась по сторонам – сперва через одно плечо, потом через другое. Хотя в путанице Лабиринта можно не бояться, что нас подслушивают. Я понял, что сестра подошла к главным новостям.

– Бог нашего дяди становится сильнее с каждым днем… все сильнее и голоднее. Рабов убивают почти ежедневно, в одном из дворцовых двориков. Хорошо, что хотя бы не под моими окнами. Рабов и пленных – и все для того, чтобы потешить убийством Шиву.

Она помолчала, потом спросила:

– Он тебе не снился?

– Шива? – переспросил я и покачал рогатой головой. – Но в последнее время мне снится отец, я слышу его голос.

– Отец?

– Минос, – сказал я, и Ариадна чуть расслабилась. – Будто он зовет меня из дальней дали. Но я не слышу его слов.

– Из царства Аида? – вздрогнула сестра.

– Я… не знаю.

Я понятия не имел, общался ли я с Загробным миром, но ведь мне всегда трудно было объяснить сестре свои приключения в царстве Онейроса, бога снов.

Конечно же, я не помнил, каким образом получилось, что я родился таким, как есть. Были обрывки снов – несомненно, обычные, ничем не примечательные сны, – где чудовищные изменения происходили со мной уже после рождения. В этих грезах моя мама постоянно умирала при родах, но вовсе не из-за моих рогов на звериной голове.

Для чего такому уродливому ребенку сохранили жизнь? Моя старая няня – первая представительница короткой череды людей, которых мне довелось видеть, – шептала, бывало, что я – дитя самого Отца Зевса.

– Говорят, что Громовержец, бывает, принимает вид быка. В таком вот виде он и явился твоей матери.

Воспоминания о том, что приключалось со мной во снах, смешались с реальными событиями, так что я не всегда мог отличить одно от другого. Однажды, так давно, что и не припомню всех подробностей, я, Астерион, взглянул в зеркало. В настоящее зеркало из прекрасного и гладкого стекла. Потом я часто ложился на живот у какого-нибудь спокойного холодного пруда Лабиринта и разглядывал свое отражение. В любой зеркальной поверхности я видел морду, резко отличавшуюся от привычных людских лиц. Самые худшие мои сны всегда были связаны с зеркалами.

Половина моего обрывочного образования касалась богов – как эти странные и пугающие создания играли главенствующую роль в делах людей много лет тому назад, а потом сошли со сцены. Да так надолго, что многие люди стали сомневаться в самом факте их существования.

Нет, я, Астерион, никогда не видел ни одного бога. Не видел в реальной жизни.

Тем весенним днем Ариадна рассказала мне подробности одной истории, которая лишь недавно долетела до острова Корик от материка, лежащего в сотнях миль отсюда. В этой истории рассказывалось о том, как год назад великие боги Аполлон и Аид, вкупе с поклонявшимися им людьми, сошлись в смертельной битве. Как Аполлон объявил Оракула своим и запретил человеческие жертвоприношения на этой горе, на которой, говорят, находится сам Олимп.

– Но это старые вести, – отметил я.

– Конечно, – вскинула подбородок сестричка. – Но разве плохо будет, если жители Корика тоже станут служить Аполлону?

– Возможно… но шансов у них маловато. Сомнительно, чтобы на острове нашелся хоть один действующий храм или алтарь Аполлона. Наш почтенный дядюшка поклоняется совсем другому богу.

– Я только что говорила с некоторыми Людьми Дани.

Нет, Ариадна не меняла тему разговора, хотя, возможно, ей и хотелось это сделать.

– Девять юношей и девять дев, как и требовал дядя?

Сестра кивнула.

– Ну, раз уж Дань прибыла, что же собирается сделать с ними дядя? Они же не рабы какие-то?

– Нет, среди них есть даже с благородной кровью в жилах. Дядя официально заявил, что они…

Ариадна замялась, потом сказала:

– Мне неловко кое-что рассказывать тебе, брат, а одна новость и вовсе ужасна.

– Говори. Начни с ужасной.

Но хотя я отважно приказал сестре говорить, сам же боялся того, что мог услышать. Что уже приходило ко мне в некоторых сновидениях, но что я с радостью позабыл. Но это уже не сон.

– Наш почтенный дядюшка, – начала Ариадна, – и все служители Шивы, которые слетелись на остров как мухи на падаль…

– Ну?

– …они говорят всем, что девять юношей и девять дев предназначены в жертву Минотавру. Тебе.

Я знал, что меня иногда так называют, словно чудище какое, не допуская даже мысли о моей причастности к человечеству. Тут уж ничего не поделаешь.

– В жертву, – повторил я. – То есть на смерть. Как рабов и пленных, о которых ты говорила раньше.

– Да.

Какое-то время я мучительно пытался осознать смысл ее последнего сообщения.

– Принести мне в жертву? Мне?

– Знаю, что это звучит глупо…

Внезапно рассвирепев, я развернулся и широким шагом начал мерить площадку, стискивая и разжимая кулаки.

– Глупо? Это еще слабо сказано! Они что, считают меня демоном, который требует человеческих жертв? Что, по их мнению, я буду делать с этими юношами и девушками? Съем? Я даже мяса не ем! Выпью кровь? Или залюблю их до смерти, буду гоняться за ними… Но ты знаешь, что я даже не…

– Я знаю! Знаю, милый Астерион!

Сестра попыталась мягко успокоить меня. Ухватила за палец огромной, но вполне человеческой руки и держала как на привязи, пока я метался туда-сюда.

– Зевс создал тебя не таким, как остальные. Я люблю тебя и понимаю. Но мир не знает тебя, как знаю я. Люди всегда готовы послушать страшилку про какое-нибудь чудовище. Боюсь, что все поверят царской сказке.

– И, конечно, Люди Дани действительно предназначены в жертву.

– Так хочет Шива. По крайней мере об этом шепчут его служители. Мы-то редко видим самого бога. Ходят слухи, что большую часть времени он проводит, распутывая заговоры.

Я считал, что человеческие жертвоприношения не были первоначальной целью узурпатора, когда он потребовал Дань. Скорее всего, молодые люди нужны ему были как заложники. Чтобы побудить враждебные народы найти способ с нами уживаться. Когда новый Минос с Шивой за плечами впервые потребовал Дань, он объяснял это желанием распространить свою власть на окрестных глупцов и сбить их разрозненные царства в одно – его собственное. Вышлите Дань, иначе мои корабли сметут с лица земли ваши гавани, верфи и суда!