Нить надежды
Шрифт:
Через какое-то время дверь снова открылась. Охранник в дурацкой какой-то форме – зеленом мундире с золотом – притащил мне воду, ужин (безвкусную кашицу в железной миске) и еще одну таблетку. Причем таблетку он заставил меня съесть тут же, в его присутствии. Я и не думала сопротивляться. Наоборот, я бы еще и попросила таблетку – рука болит просто жутко, я и заснуть не смогу без лекарств. И голова тоже болит. И ребра.
Хорошо еще, что у меня забрали это идиотское платьице и дали нормальную, ну пусть плохонькую, но все же удобную и человеческую одежду – серую рубашку и штаны до щиколоток, внизу висящие живописными лохмотьями. В общем, что ни говори, в этом закутке мне гораздо больше нравится, чем в компании господина Аригайрта. Когда охранник ушел, я намочила рукав водой и облепила им больное распухшее предплечье,
– А где Лус? – спросила я, – и девчонки?
Мика ничего не ответила. Почему-то улыбнулась. Я поняла так, что с девчонками все хорошо. Мне очень хотелось увидеть Лус, объяснить ей, что я не виновата, что я не могла поступить иначе. И ведь если бы не я, Элдженет погиб бы. Но я не понимаю, почему он не пошел к командиру… Что ему помешало? А может быть, он все-таки погиб? Мне хотелось поговорить об Элдженете. А почему, собственно, я виновата? Что за глупость? Ведь я выполнила свой долг. Но мне кажется – что-то не так во всем этом. Что-то не так… Я увидела, что Мики уже нет, а на ее месте сидит почему-то грал Сабана, и требовательно, и сердито смотрит на меня. И будто он сидит за письменным столом, хотя по идее никакой стол сюда войти не может. Но при этом мои глаза на одном уровне с его лицом… Впрочем, тут все как-то не по-людски. Не будем обращать внимания на мелочи. Сабана сказал голосом Аригайрта (мерзкий такой, но при этом сексапильный, между прочим, голос):
– Все будет хорошо, моя девочка, – и подтекст такой, что наоборот, все будет хуже и хуже. Как хорошо, что я теперь умею читать мысли! Я понимаю все, что человек на самом деле думает и хочет мне сказать. И я сама могу сказать ему все, что думаю! Он мне ничего не сделает. Я ведь на самом деле очень боюсь. Аригайрт, наверное, думает, что я не боюсь… да нет, очень боюсь. Только ненавижу его еще больше. Так ненавижу, как никого и никогда. Я не просто хочу его убить. Я бы хотела его замучить. У меня еще никогда и ни к кому не было таких чувств. Сабану, по сравнению с этим гадом, я просто люблю. Сабана мне, можно сказать, отец родной. А вот и Аригайрт появился. Как хорошо! Теперь-то я смогу выцарапать ему глазки. Начнем, пожалуй, с левого… Ах, какая жалость, и он исчез. Да что же они все сегодня исчезают?
Тут навалилась темнота.
Меня разбудили чьи-то вопли. «Вставай, сука! Вставай!» – и что-то там еще, очень неприятное и нецензурное. Я встала и пришла в себя, уже стоя на ногах – рефлекс еще со школы. Сознание было удивительно ясным. С той страшной ночи оно еще не бывало настолько ясным и отчетливым. Рука болела гораздо меньше, значит, не перелом все-таки. Слава Адоне-творцу! Охранник попался знакомый, с фонарем на глазу – это я ему поставила, когда они пришли меня забирать из камеры на полицейском катере. Я мило улыбнулась ушибленному мной охраннику, на что он никак не отреагировал, лишь буркнул: «Выходи. К стене». Я выполнила его указание, теперь уже никакого смысла сопротивляться нет, я на чужом корабле.
Охранник, видимо, памятуя нашу первую драку, предусмотрительно надел мне силовые наручники.
Я уже усвоила, что на первом ярусе у Аригайрта располагались всякие там жилые апартаменты – там все выглядело по классу люкс, и даже шикарнее, даже, пожалуй, слишком аляповато и роскошно. На втором ничего такого не было, все просто и строго, военный корабль. Здесь мы сейчас и находились. Охранник повел меня к лифту, и мое сердце предательски сжалось, когда я поняла, что лифт едет вниз – к самому центру гравитации корабля. Именно там, на третьем ярусе, находилось то самое жуткое помещение… Неужели меня опять туда потащат? С Аригайрта станется. Я впала в депрессию. Однако на всякий случай задрала подбородок и сделала наглый вид – не стоит сдаваться заранее.
Однако мы отправились в другую сторону по коридору. Охранник распахнул какую-то дверь и втолкнул меня туда,
предварительно разомкнув наручники.Я постояла, осматриваясь. В помещении было полно народу. Лица полузнакомые – в основном, серетанцы с полицейского катера… Лили вот не видно что-то. Я сказала громко по-савойски.
– Здравствуйте, господа!
И повторила то же самое на линкосе. Мне ответили нестройно несколько голосов. Я успела отметить, что все полицейские одеты так же, как и я – в серые рубашки и штаны разных темных цветов, в меру изорванные, что все они босы, женщин в помещении было три, две солидные дамы и одна моего возраста, служащая полиции, я ее еще на Беллароне заметила, страшненькая такая, черная, крючконосая, даже жалко бедную девушку…
К женщинам я и направилась. Несмотря на их явно неодобрительные и косые взгляды. Села рядом на пол – никакой мебелью помещение местной тюрьмы оснащено не было.
Я обратилась к молоденькой полицейской – уж с ней-то мы сможем найти общий язык!
– Меня зовут Синь. А тебя? – я протянула ей руку. Ладонь девушки вяло скользнула по моей руке.
– Дерри, – выдавила она. Старшая из женщин, полноватая и седоватая, процедила.
– Дерри, не надо с кем попало разговаривать.
Я посмотрела на нее с обезоруживающей улыбкой.
– Вам не кажется, что мы все сейчас находимся в одинаковом положении? И нам лучше было бы вместе держаться?
Мне уже самой так не казалось. Но баб следовало поставить на место. Нашли место и время для демонстрации своего превосходства! Особенно эти две канцелярские крысы…
– В положении, в положении, – проворчала бабка, – мы в таком положении, что не приведи Адоне!
Дерри отодвинулась к стене и, уткнувшись лицом в колени, обхватив голову руками, полностью ушла в себя. Я подчеркнуто отошла от женщин, символически обмахнула ладонью пол под собой и легла.
Все равно когда-то придется ложиться спать на пол. А я чувствую себя все еще хреново.
Интересно, где же Лили? Впрочем, догадываюсь… Она, как и я, молода и красива. Вероятно, ей были сделаны те же предложения, что и мне. И очень сомневаюсь, что Лили от них отказалась.
Нет у нее для этого ни твердости духа, ни умения терпеть, ни, собственно, даже и желания – чего бы не пойти в наложницы к такому красивому и сексапильному мужчине… когда еще так настойчиво просят!
Ну что ж, Лили из тех, кто всегда и везде выкрутится. А вот я…
Кажется, я начала впадать в депрессию. Я лежала на жестком полу «общего отделения», и подвергала основательному пересмотру свои жизненные принципы и образ поведения.
Может быть, я действительно неправа? Ведь все у меня получается как-то не так… Все не по-людски. Школу я не закончила… с первым заданием… ну, пусть справилась, но так получилось, что все считают меня несправившейся и даже предательницей… вот ведь в чем суть – я не только предала на самом деле Танга, своего друга, но и мои друзья-серетанцы будут считать меня предательницей, якобы перевербованной белларонцами… ужас! И вот теперь, здесь – тоже. Ну что мне действительно стоило подыграть этому идиоту? Быть чуть гибче, чуть пластичнее… Можно было бы и от пытки этой избавиться, и будущее себе обеспечить. А там, как знать, может, и бежать бы удалось.
Нет, у меня несчастный, неправильный строптивый и злой характер. Мне очень не повезло. Я слишком гордая, слишком высокого мнения о самой себе. Ласковый теленок двух маток сосет, говорят… Ну а злой теленок и от своей-то матери молока не дождется. Это про меня. Я даже то, что мне положено судьбой, не могу получить, потому что – слишком строптива. Не могу принять то, что другие принимают легко. Не могу смириться.
Проклятье Змея на мне…
Так я лежала, и мысли мои становились все чернее и беспросветнее. Я не знала, что меня ждет впереди. Ясно, впрочем – или смерть, или вечный труд на плантациях Нейамы, планеты, принадлежащей этому типу. Меня даже не это расстраивало, в конце концов, с момента раскрытия заговора я уже и не надеялась ни на что хорошее в жизни. Нет, я огорчалась потому, что увидела всю глубину своей гордыни, низости и ненависти к людям… Таким образом я самоуничижалась довольно долго, пока не принесли жратву. И вместе с ней нам снова выдали белые закапсулированные шарики. И уже через четверть часа после того, как я приняла таблетку, мысли мои приобрели куда более веселое направление.