Нить в прошлое

Оставив мешки в нём, Санька спозиционировал себя на территории Устиновского склада и, выйдя из него, отправился к Устинову в офис, разглядывая оживающий посёлок, Санька вспомнил, как в нём какое-то время жил в ведомственном жилье и исполнял функции местного главы лесхоза. Тут он едва не «сел», когда расстрелял Владивостокского авторитета с двумя охранниками, вывезшими его в тайгу на расправу. Из их оружия расстрелял.

Тройное убийство сошло ему с рук, но пришлось скрываться от бандитов в Воронежских лесах на территории лесного хозяйства бывшего сокурсника по техникуму в Шиповом лесу. Именно тогда Санька стал постепенно и незаметно для себя спиваться. Охотников, желающих поблагодарить за хорошую охоту, было много и пили они основательно. Вот и «не вынесла душа поэта позора мелочных обид». Санька вернулся в Приморье и стал соболевать. Сейчас он вернулся сюда совсем в другом качестве, но жить здесь так, как жил тогда, уже не смог.

Ни сам Лучегорск, ни, собственно, Приморье, не вызывали в нём не малейшего колыхания души. Наоборот. Санька боялся этого мира, так, как физически ощущал, как его силы таяли. По капле, но истекали, словно песок из колбы песчаных часов. Санька даже обвешал себя амулетами, которые когда-то делал для своих воинов, вынужденных совершать большие маршевые переходы, как, например, персидский шахзаде Мустафа с войском, когда он делал переход по Кавказу в Персию.

Кстати, у Мустафы всё получилось. Он сверг своего папашу султана Сулеймана и воцарился на троне Османской империи. Его продолжали охранять Санькины воительницы и поэтому он за него был абсолютно спокоен. За него и за Российско-Турецкие отношения.

— Да-а-а… Походить бы сейчас по Чёрному и Средиземному морям, — подумал и вздохнул Санька. — Столько я кораблей настроил, а в Средиземное море так и не вышел.[1]

Санька очень любил море. Наверное, даже больше, чем лес. Лес это был его дом, а море это был сказочный мираж и мечта всей его жизни. Он с детства мечтал «обплавать» острова Океании, но по велению родителей поступил в «лесхоз». Лес он тоже любил, водь прожил всю жизнь в посёлке, стоящем в тайге. До ближайшего населенного пункта было более ста километров. Поэтому лес и был его домом, а море так и оставалось мечтой.

Потому Санька и решил ставить в устье Сучана кораблестроительную верфь. Хотя, после того, как ему подсказали, что «больной» корабль может стать «здоровым», Санька задумывался об эксперименте. А вдруг получится «реанимировать» «дышащее на ладан» судно? А вдруг? Тогда перед ним раскрываются удивительные перспективы. Сколько парусных-кораблей разобрали по ветхости? Сотни! И все их он может в любой момент выкупить за бесценок, или забрать даром и перенести в новый мир. Это если получится оживить старый корабль.

Целую неделю Санька занимался поиском информации о кораблях в интернете. О деревянных парусниках и, всё-таки, прорабатывал вариант и с относительно современными стальными кораблями. Особенно его интересовали рыболовные траулеры, но это так, в виде фантазии. Не верил он, что справится с обслуживанием. Да и команда…

А вот по парусникам вопросов не стояло. Команды у него уже были сформированы. Те «экипажи», что перевозили войска Мустафы, вернулись на Родину и занимались либо торговыми перевозками, либо вообще сошлина берег за ненадобностью и списанию плавсредств по ветхости.

Он мог и «свои» корабли шестнадцатого века, списанные по ветхости, перенести в новый мир. Они были современнее тамошних и соответствовали примерно восемнадцатому столетию. Но и в девятнадцатом веке гафельные шхуны для торгово-транспортных перевозок использовались повсеместно.

В начале двадцатого века был просто бум в строительстве таких судов. В 1880 году была спущена на воду первая в мире четырехмачтовая шхуна — «Уильям Уайт». Затем стали появляться пяти, и даже шестимачтовые гафельные шхуны. Они были удобны тем, что брали много груза и в то же время не требовали большой команды. Все эти качества так вдохновили кораблестроителей, что в конце концов в Америке была построена шхуна-великан с семью мачтами. Она была длиной более ста метров.

Так что, Санькина верфь могла бы зарабатывать неплохие деньги, ибо Санькины корабли были очень неплохи. Хотя и требовали большего балласта, чем корабли с прямыми парусами. Так например, тридцатиметровая шхуна, перевозящая сто тонн груза имела чугунный балласт в двенадцать тонн. И где его взять? Тоже надо покупать. Вот он и рылся в интернете двух миров…

Кажется, зачем деньги тому, кто может их взять, допустим, из чьих ни будь «закромов»? Но ведь это ж и де юро, и де факто — воровство. А воровство претило принципам Александра. Даже то, что он пока питался из, вроде, как, «своих», царских кладовых, тревожило его совесть. Ведь он уже не был царём. Это, как прийти на старую работу, где раньше работал директором, но уже не работаешь, и забрать деньги из сейфа настоящего директора. Хе-хе…

Так и про всё остальное. Ещё то, что храниться в его личных закромах, он мог тратить по своему усмотрению, но этих богатств, после того, как он вернул в царскую казну, всё что хранил у себя и то, что проходило по бухгалтерским книгам, осталось не очень много.

Там, кстати, остались самые древние, не перечеканенные иностранные деньги. Довольно ценные, если верить аукционам. Только как их продать?

Нашёл Санька и чугунный судовой балласт в виде чушки с ручкой. Цена за тридцатикилограммовую чушку была три тысячи, двадцатикилограммовую — две. Вот и поделить двенадцать тысяч килограмм на тридцать и умножить на три. Или тупо разделить на десять. Миллион двести рублей, получается нужны, только чтобы балласт положить. Так-то вот. Вот тебе и кораблик. Вот тебе и закрома…

— Надо налаживать какое-то производство, чтобы зарабатывать деньги, — вздохнул Санька. — Можно оленей разводить. Поставить ферму: кормушки, загородка под заселение молодняка[2], обустроить укрытия для животных, где олени могут переждать непогоду, помещение для процедур.

— Опять понадобится современное оборудование: корморезка, зернодробилка, тележки, скважина, баки, мини-трактор, сеялка, косилка и другое оборудование, а это большие деньги. Он помогал организовывать оленью ферму в Шиповом лесу и был знаком не только с общими положениями, но и с нюансами.

Мужиков в свой бизнес брать он не собирался. Слишком много у него своих «нюансов», в которые Санька никого из смертных посвящать не желал. Решил, что пусть сами своё «мутят», если хотят.

С Устиновым долго поговорить не получилось. Тот был занят с бизнес партнёрами из Китая, и только смог показать Саньке оборудование: кондиционеры и холодильники, которое приготовил для него. Ещё тридцать дней назад Селиванов отдал Саньке пару компьютеров и планшет, которыми Санька и пользовался, блуждая по глубинам интернета в поисках необходимого для своего хозяйства.

* * *

Санька сидел и, по привычке чертя на листке бумаги различные геометрические фигуры, думал о том, чем бы заняться здесь, чтобы зарабатывать деньги там? Постепенно, он склонялся к тому, что в этом мире, ещё не сильно испорченном цивилизацией, можно наладить производство всего и добычу любых природных ресурсов и не просто можно, а нужно налаживать производства. Природа природой, сила — силой, но он не был чужд благам цивилизации. А сии блага нужно на что-то покупать, ибо все его «подручные» не создадут ни простейшего нормального мороженного, ни иных изысков, например копчёных шпрот, которые Санька любил. Да, мало ли имелось продуктов, доставляющих человеку радость. Те же ананасы в банках. Плоды манго. Соки….