Нити жизни

И пока я еще в сознании, я решаю немного поговорить.

— Знаете, — обращаюсь к маске со знакомыми глазами. — Это плохая идея позволять моим родственникам топтаться под дверями.

— Сюда им нельзя, — отвечает «маска», как будто, я глупенькая и сама не понимаю этого.

— Вы не поняли, — повторяю я, — их даже в больницу пускать было не надо! Так что,

если со мной что-то случится, вы — труп.

— Этого никто не допустит, — в разговор влез «светило» медицины. Я тут же укорила его достопочтенность:

— А подслушивать нехорошо!

Он по-доброму ухмыльнулся:

— Больше двух говорят вслух!

«Ну что ж, замечательно!» — подумала я и ляпнула:

— Может, вы все выйдите?!

По комнате послышались дружные глухие смешки.

— Вот приведем тебя в порядок и вместе отсюда выйдем, — он твердо возразил.

На что я, скаля ему зубы, трелью пропела:

— Удача приходит и сидит на моем плече, разговаривает со мной. Я ей верю, хотя, чаще она попросту со мной играется.

Он вовсе не удивился. И молча, отступил на шаг, уступая место анестезиологу.

Руки в перчатках рутинно выровняли мне локтевой сгиб, подложив под него специальный валик. На руку выше места пункции наложили венозный жгут.

— Сожми и разожми пальцы кисти, — отдал указ прокуренный бас.

Я не успела испугаться, как мне стандартно пунктировали периферическую вену, и начался мониторинг работы моего сердца и дыхания.

Следом подогнали и подключили наркозный аппарат.

С полным изнеможением я оглядела то, что позволял узреть лежачий взгляд. Призадумалась, а затем, словно со стороны, я услышала, как произношу:

— Знаете, а всё это место — Титаник, а люди в нем — пассажиры. Вопрос лишь в одном, кого найдут в списках выживших?

Сразу же почувствовала на себе мощные, гипнотические и расчетливые взгляды без эмоционально настроенных медиков. Они уже переключились в стадию роботов, точно знающих, что будут делать и в какой последовательности.

Голос у меня дрогнул, я приостановилась, чтобы оправиться. Опустила веки и ухватилась за шелковую ниточку, ведущую к самообладанию, закончила:

— Как думаете, я там окажусь?

Ответ дал Итан Миллер, оттянув маску и широко улыбнувшись:

— Ты будешь в первой строке этого списка!

Я скорчила ему рожицу, показывая, что у него на этот счет преумножен энтузиазм.

После этого, анестезиолог поднёс к моему лицу пластиковую маску и попросил спокойно дышать через неё. Это был ингаляционный наркоз. И я знала, что выключусь примерно через одну-две минуты. Однако, наряду с этим, упорно продолжала генерировать великие идеи, как обмануть действие препарата и под шумок уползти отсюда. Но, иммунитет не вырабатывался, и я плавно впадала в состояние опьянения. Всё отчетливее ощущая, как изменяется — сознание, пульс, дыхание, состояние фокусировки зрачков, тонус и чувствительность мышц, общие рефлексы.

И теряя ориентацию в окружающей обстановке, находясь в дремотном состоянии, я уловила телепатически.

— Оставайтесь со мной, Полина, — настойчиво повторил Итан. — Ставь на жизнь.

«Конечно», — прошептала я, поглотив слова в себя.

Потом всё вокруг озарила яркая белая вспышка и наступила кромешная тьма.

Я провалилась под общим наркозом в глубокий сон, без сновидений…

19 Такие люди, как мы — в вечной борьбе с самими собой

Со сбитым с резкости взглядом, вяло шевелящимися конечностями и подсоединенной дыхательной трубкой, я пробудилась и попыталась идентифицировать местонахождение своего тела. Невероятно. Но, оказалось, оно в палате интенсивной терапии, а не в морге или гробу, как я ожидала.

Чувствовала я себя жутко неприятно и дискомфортно, першило и точило в горле, мучила жажда.

Над моей головой сразу возникло лицо, состоящее: из двух точек, дуг, одного ромба и какого-то странно кривого прямоугольника. Приглядевшись, поняла, что этот набор черт принадлежит операционной сестре, которая все время караулила меня, наблюдая за давлением, пульсом и температурой тела.

Мне показалось или её рот задвигался? Нет, не показалось. Голос прозвучал для меня глухо, но порядком воспринимаемо:

— Ты очнулась после операции. Сейчас ты дышишь через аппарат, поскольку после наркоза была слишком слаба, чтобы дышать самостоятельно. С ним ты не можешь разговаривать. На вопросы отвечай кивками. Один кивок — это да, два кивка — это нет. Понятно?

Вопрос — за кого она меня держит?! Мне вроде, как операцию не на мозгах делали, чтоб сомневаться в моих умственных способностях и смотреть так, словно я умственно отсталая.

— Ты слышишь меня? — повторила она, заметив нулевую реакцию.

Я легонько кивнула.

— Ощущения сухости во рту, першит в гортани? — она замолчала, оставляя время для кивка.

Я её этим удостоила.

— Это временное ощущение, пройдет после извлечения аппарата. Относись к этому спокойно, старайся ровно дышать.

Я сузила глаза, думая — сама-то пробовала?! Она сделала вид, что её это не впечатлило, и продолжила допрос.

— Небольшая пульсация боли в области груди и разных частях тела?

Мах головой. И — очередная галка в дневник наблюдения.

— Характерное ощущение, не волнуйся. Тебе дают обезболивающее средство, при необходимости дозу увеличат.

Она отложила бумаги и склонилась надо мной. Я прикинула, что может мне, стоит уже начать паниковать, как красной шапочке при сером волке?

— Сейчас я отсоединю устройство, — сообщила она, — старайся глубоко дышать, но с медленным вдыханием воздуха.

Я моргнула. Почувствовала, как выдрали трубку и нацепили канюлю на корпус носа. Самостоятельно задышала. И вот загвоздка — не помню, что случилось после.

Усталость. Слабость. Тяжесть век.

Хлоп. Хлоп.

Шум в ушах и голове.

Спутанность сознания.

Пелена перед глазами. Расплывчатые очертания предметов.

— Где я? — хрипит мой голос, но я говорю.

— Всё в порядке. Успокойся. Видишь меня? — говорит мягко женский голос.

— Мари?!

— Да, я.

— Что со мной? — боль в гортани.

— Всё хорошо.

— Я ничего не помню, что случилось?

— Упало давление, но не беспокойся, сейчас всё нормализовалось.