Нити жизни

Мама тогда только и повторяла: «в России такие операции люди жду годами, а у нас всё в течение месяца. Хвала всевышнему!».

Однако я, как-то, не сильно стремилась запомнить в каком порядке меня должны разрезать. Честно говоря, мне это уже будет малоинтересно, потому что в это чудесное время я буду спокойно спать и не факт, что очнусь.

Операцию назначили через две недели — на седьмое мая.

Тогда же, в присутствие родителей, я подписала договор о согласии на необходимое хирургическое вмешательство и возможные последствия. Я не горела желанием, но выхода-то нет — либо под нож, либо в ящик. Такой вот расклад.

И, тут-то, за меня взялись основательно. Группа медицинского персонала, которая обязалась быть мне сиделками в послеоперационный период, приступила к разъяснению и обучению правильного поведения в этот отрезок времени. Я ощутила себя снова в школе, сидящей на самых скучных уроках. И главное, ведь, что не сбежишь.

Меня инструктировали: как следует кашлять, учили приемам глубокого дыхания, показывали, как применять прижатую к груди подушку, помогающую правильно дышать и унимать грудные приступы, обучали упражнениям, которые надо выполнять уже в послеоперационной палате, а также правильному дыханию с помощью не только мышц грудной клетки, но и диафрагмы. Но, это еще была малая часть из того, что мне приходилось терпеть. Помимо всего, я теперь существовала по новому графику приема диетической пищи и лекарств, которые увеличились, чуть ли, не в три раза. Так, что мой бедный желудочек вынужден был выполнять функцию внутриутробного склада для медикаментов.

Мне же хотелось столько запретного: шампанского, сливок, клубники, мандаринов, кофе гляссе, поджаренного зефира и молока с топленым печеньем, перчика чили, меда. Да и вообще делать — что хочу, когда хочу и в тех местах, где пожелаю.

Так, в один из дней, когда меня в очередной раз запрягли обниматься с тренировочной подушкой, я не выдержала. Решила: пусть все катится к чертям! Вскочила. Откинула эту обузу от себя подальше. И скинув с ног тапки, на носочках стала вращаться по периметру зала, повторяя танцевальные движения «Сальсы», которые подсмотрела из роликов на «Ютьюбе». Вот смеху-то было! Потому что, покрутившись тут, я пришла к выводу: а площади-то маловато, чтобы, как следует зажечь, да и зрителей негусто. Не раздумывая, сразу переместилась в коридор и вдобавок, стала напевать, да прищелкивать пальцами в такт телодвижениям.

Вот здесь-то и началась масштабная эпидемия, переросшая в настоящий флэшмоб.

Танцевали — все! Народ подтянулся поглазеть у кого очередной заскок, но втянулся по полной программе. Таким вирусом мне было приятно себя ощущать! Подключились пациенты из соседних палат: девочка двумя годами младше меня, с ишемической болезнью сердца, поставила на повторное проигрывание рингтон — «Shakira — Whenever, Wherever». Таким образом, мне больше не требовалось использовать голосовые связки. И я полностью погрузилась в свои па: двигала бедрами, махала руками и крутилась по проходу. В этот момент присоединился пацан с дефектом в перегородке, пару подростков с пролапсом митрального клапана, медсестры из дежурки, мои мучители и даже задиристый дедушка после инфаркта миокарда, в сторонке размахивал в такт музыке костылем.

В общем, картина такая: кто может, отчеканивает вместе со мной, кто не может, около стенки хлопает в ладошки. Отлынивающих нет!

Я счастлива так, как будто, только что в подарок получила весь мир. Но в нем кое-кого не хватает… Действительно, и нужно-то совсем немного — человек. Именно тот, который запал в душу. И я иду за ним.

Уплывая в танце, сквозь лица, смазанные стеной, я вихревым столбом пронеслась до кабинета — доктора И.

Раскинула руки и, кружась вокруг собственной оси, навострила лыжи к нему.

Но, не тут-то было. Когда из берлоги с табличкой «главный» — вылез медведь.

— Что здесь происходит?! — крякнул он, оглядев меня, а потом и остальных нарушителей спокойствия.

Медперсонал — притих. Но остальным-то терять нечего, кроме, как больничной койки, а мне и подавно.

Я прислонила палец к губам и шикнула на него. Подбородок у него упал в шейную выемку, там и остался.

Я отвернулась. И сунулась в нужную дверь, а когда мыс стопы зацепил край двери — толкнула. Дрейфующей походкой вплыла в кабинет с вытянутой рукой в жесте-вызове, слегка поманивая пальцем. Мол: вставай, вставай!

Он так и сделал: пошел на встречу.

Я улыбнулась ему: интересно, помнит ли он еще тот день?

Закинула руку на его плечо и летящими шагами обвила партнера, вытанцевав вокруг.

— Эй, дитя, успокойся! — подал он голос.

Я надула губы, сложила их в букву «о» и выдула:

— О-ш-и-б-а-е-т-е-с-ь!

Следом, толкнув его бедром, объявила:

— Я давно взрослая.

Он улыбнулся уголками губ и, испытующе прищурившись, заглянул мне в глаза.

— М-м. Вечности не хватит, чтобы ты повзрослела.

Хотела высказаться, но он взял меня за руку и сжал, переплетя мои пальцы со своими — раскрутил. Я зашлась смехом.

Из коридора нарисовался главный блюститель порядка. Ни кто иной, как — главврач.

— Это чистая провокация! — импровизированно оправдался доктор И.

На что каменное лицо, хмыкнув, ответило:

— Чтоб через пять минут все по кроватям были!

Итан Миллер кивнул, после его ухода покосился на меня:

— Зачинщица?

Я покачала головой.

— И что же ты вытворяешь, неугомонное создание?!

— Живу! — отозвалась я.

С каждой минутой во мне крепло чувство собственности. И я подумала — с какой скоростью я должна жить, чтобы создать немного новых воспоминаний? По крайней мере, чтобы почувствовать, что в этой жизни я хоть что-то успела сделать, чтобы дотянуться до счастья и разделить его с дорогими сердцу людьми. Мне казалось, я всегда буду непоколебимой, но что-то случилось. Начала мечтать о вещах, которые мне никогда не будут принадлежать, и нашла своё счастье в том, чем никогда не смогу обладать.

Но когда, кажется, что ты в тупике, невозможно дышать, и нет выхода, в конце пути всегда есть просвет. Мы просто не замечаем очевидности.

Любить — значит, жить в аду и сгорать каждый день, как пламенная свеча, охваченная огнем маленькой спички.

Пусть, даже это, так называемая — безответная любовь.

* * *

Сестра лежала поперек больничной койки, сучила ногами и вырисовывала пальцем ромбики на пододеяльнике. Я же, приковав себя к книге, с интересом пожирала глазами бестселлер прославленной ирландки Сесилии Ахерн — «P.S. Я люблю тебя», когда услышала:

— Он тебе нравится?

Я подняла на неё взгляд:

— Кто?

— Нейл!

Я перевернула страницу:

— С чего бы?

Она перспективно скосила глаза на тумбочку, где красовался букет.

Повода скрытничать не было, я сразу ответила:

— Обычный знак внимания… больному.

Она насупилась, выдав:

— Жестоко… я-то подумала, что вы… После того, как оказалось, что он и ты… — Она глубоко задумалась.

— Мы, что?! Пациенты одной больницы? Не смеши меня, ладно?