Низушка айсберга
Шрифт:
Ну да. Шел мимо кладбища, тогда еще не знал – что мимо кладбища, просто догадывался – нечисто что-то, когда слышал в черных зарослях вздохи, шорохи, шепотки… Спохватился – когда на дорогу выпало нечто, грязное, наполовину истлевшее, стряхивающее с себя комки земли.
– Мол-чел-ловек… – костистые руки потянулись к Рюхе, – р-рубля не будет?
Рюха поморщился, мертвые, а туда же… Вспомнилось что-то давно забытое, дедов говорок – из прошлого, из детства:
– …это когда мертвые из могил встанут…
– Ой, хватит на ночь глядя… про мертвых из могил… – мать протирает стол, косится
Было… когда эта тварь плелась за Рюхой, мертвая, смрадная, и не побежишь, нет сил бежать, идти уже и то – нет сил. И главное, знает Рюха, не помогают тут никакие серебряные пули и ладанки, нет спасения. Кончилось время людей, и так долго земля терпела… и поздно уже – исправляться, замаливать, просить прощения, обнимать врагов и переводить бабушек через улицу… На всякий случай шептал что-то, Отче Наш, а как там дальше, Рюха не знал.
Вспомнил – когда что-то темное, мохнатое свалило Рюху на дорогу, откуда столько прыти у этой твари, а, это не та тварь, это собака, много их тут, голодных, вот черт, ножичек где, ножичек… Хватка ослабла, пес кинулся на кого-то там, в темноте, бежать, бежать, пока он рвет эту мертвечину… И сама собой тянется рука к ножу, и сама собой – клинком по мохнатому горлу…
– А гляди, как она мне ногу, – нежить показывает глубокую трещину на бедренной кости.
– До свадьбы заживет, – кивает Рюха, – спасибо… ловко ты псину эту…
– Это ты мне предложение делаешь? Про свадьбу?
Рюха смотрит на лохмотья на трупе, остатки платья, когда-то атласного, вот черт…
– А ты куда, в Томск идешь?
– В него, – кивает Рюха.
– Не ходи, там нечисто… лучше крюк сделать…
Рюха кивает. Тварь плетется за Рюхой, ну что тебе надо-то, иди в свою могилу… или повыгнал вас всех Ка-Эс этот…
– А тебя как зовут?
– Рюха я. Кирюха.
– А я Тюша…
– Это что за имя такое?
Было… Черт принес Рюхе эту Тюшу, да кто как не черт… Сколько уже отмывал ее, все без толку, моешь, с нее куски гнилого мяса падают…
Джип замирает, Рюха смотрит вперед, морщится, через дорогу, щелкая по асфальту, вереницей скачут кладбищенские кресты.
– Давай живее… тут вообще перехода нет, на хрена поперлись, – шипит холеный.
– Ой, не кричите на них, а то на нас еще кинутся…
– Вы меня, молодой человек, еще строить будете?
Рюха кусает губы, на хрена ляпнул… Джип набирает скорость, вот это машина так машина… Чш, чш, не про машины надо думать, машину с собой туда все равно не возьмешь… хотя кто знает, этот, может, договорился, и джип свой туда, и яхту, и виллу… Фыркает радио, давится собственным звуком, плюется новостями, шипит.
– По последним… ш-ш-ш-ш-ш-население пла-ш-ш-ш-ш-сократилось на треть… Как сообща-ш-ш-ш-ш-ш-яркость солнца умен-ш-ш-шш-шестьдесят про-ш-ш-ш-…
– И треть людей умрет, и солнце на треть померкнет… – бубнит холеный, – о-ох, продрали землю… продрали… Думали, после нас хоть потоп… а вот не после нас… все поколения так думали…
Рюха сжимает зубы. Какая-то злость берет,
неужели все, неужели ничего не сделать… Ладно бы там война какая или эпидемия, там еще можно, воевать, лечить людей, восстанавливать разрушенные города… а тут что… Что тут сделаешь, когда людей не осталось… Вон, Тюшу подобрал… хотя нет, за Тюшу Рюха в аду будет гореть, с нежитью связался…С-суки…
Рюха не понимает – что случилось, что там клацает по стеклам, почему дядька швыряет Рюху на дно салона, пригнись, мать твою, пригнись, Рюха успевает заметить откуда стреляют – из матерого джипа, вот он, за легким туманцем…
Люди замирают. Все, как один, смотрят на север, на север, где болотце, что там шевелится, что оттуда лезет… рогатое… мохнатое… сверкает кошачьими зрачками…
– Рогатое, хвостатое, рогом проткнет, хвостом починит, – голос дедушки из детства, – это что?
– Черт, – лопочет Рюха.
– Тьфу на тебя, черт, иголка с ниткой.
Черти выбираются из болота. А вот не иголка, а вот не с ниткой, а вот черт… Рогом проткнет, и не починит…
Мохнатые твари с визгом бросаются на людей…
Память…
Рюха ее не зовет, она сама приходит, наваливается… Короткий привал в пустом доме, в пустом городке, скрипучая кровать, что-то черное проносится за окнами…
– А я это, как бы… видела… машины по проспекту едут, а из земли лапища такая черная, и хоп, машины хватает…
– Ты спать будешь, или нет?
– Да мы-то не спим… отоспали свое уже…
– А мы еще нет, мы живые еще…
– А-а-а, прости, я и забыла… а я это… я же как, такая иду вечером домой, а в переулке шпаны до хрена… и сумочку дергают… а у меня там зарплата, восемь штук…
– Нехило получаешь…
– Тьфу на тебя, сама знаю, деньги позорные… Мне бы сумочку отдать, а я, дура, схватила, ору… они меня ножичком и по горлу…
И что?
– И все… знаешь, страшно так, как со стороны смотришь, как гроб твой несут, мама плачет, Тюша, Тюша, я ее дергаю, да вот же я, она меня не видит…
– Ты мне спать не дашь, я тебя убью.
– А-а, попробуй… убивали уже.
Рюха чувствует, что краснеет.
– Родителей, что ли, поискать… – вспоминает Рюха, – тоже в сырой земле… Это в Питер переться…
– Да брось ты, сейчас все там… к Цели идут. Там и встретитесь…
К Цели… Рюха вздыхает. Если есть она, эта Цель…
Рюха не понимает – что случилось. Рюха смотрит – как демоны догрызают что-то, что осталось от больших людей с большими деньгами, зыркают в сторону джипа, не подходят. Вот так, холеного этого увидели, разбежались…
– Это… к-как?
– Это т-так… – холеный посмеивается, сжимает три иконки, – знать надо… чего встали, поехали… или с этими останетесь…
Джип чихает, фыркает, дергается, замирает.
– Приехали, блин… – шипит холеный.
– Бензин?
– Какой на, хрен, бензин… все, откатали свое машинки…
– А как? – не унимается Тюша.
– Так… Свет есть? Нигде уже не горит. Компы сдохли? Сдохли. Телеки сдохли? Ну. Теперь и машин черед пришел… последние дни. Чего расселись, пешком пошли…