Низушка айсберга

– Ну, это вы загнули.

– Не загнул. Правда… Где ж вы раньше-то были… Вот так вот, лет десять в какой-нибудь шарашкиной конторе просидели, думали, все это не нужно никому…

– Я в школе работала.

– Во-во, еще хуже, с дебилами этими…

– Никакие они не дебилы, нормальны ребята. И вообще… мне нравилось.

Черт, опять не то сказал. Как это у других получается, у того же Андрея, вот уж людей убалтывает, как под гипнозом, ей-богу… Пылесосы свои продавал, у тетки какой-то ковер почистил, открывает пылесос, там шерсти с полкота дохлого… Ничего, и Рустам выучится, и к нему будут толпами ходить…

– Давайте я вам все-таки… чаю налью.

Заходит за спину женщины, щелкает чайником. Засуетилась… чш, чш, только не оборачивайся…

Рустам взводит курок…

Рустаму страшно.

Первый раз по-настоящему страшно.

Нет, всякое, конечно, бывало… сколько раз ходил на краю пропасти, сколько раз уже ждал звонка в дверь, день добрый, вы арестованы…

Но такого…

Такого еще не было.

Сидит, смотрит на кровавую кляксу на полу, теребит в руке револьвер. И ведь не скроешь, вот они, белесые кусочки мозга…

А сейчас придут эти… эти…

И что им Рустам скажет. А говорить что-то надо будет. Грязно сработано. Очень грязно. И ведь до чего обидно-то, сколько стрелял быдло всякое, графоманов, поэтиков мелкого пошиба, бумагомарателей… всегда чистенько, без сучка, без задоринки. А тут на тебе…

Такой мозг испортил…

Или спрятать женщину эту совсем, зарыть где-нибудь, типа, ничего не знаю, вот, двое приходили, двоих ухлопал… Уж патроны-то в пушке проверять не будут…

Хлопнула дверь. Они не звонят. Они приходят… вот так…

Рустам вытягивается в струночку, кланяется. Кланяться никто не просит, но все-таки… начальство, все-таки… а как еще, руку им не пожмешь…

Заходят. Что заходят, заползают, что-то членистоногое, членисторукое, кольчатое, извивается, хлопает по линолеуму.

– Вот… пожалуйста. Сто восемь сосудов…

Сто восемь… черт, надо было сказать – сто семь…

Они смотрят. И странно, что смотрят непрозрачные сосуды, и видят, черт возьми, видят, что в них… Как они вообще делают, чтобы мозги не портились… формалином, вроде, не пахнет…

Кольчатый-перепончатый замирает перед последним сосудом. Рустам холодеет. Стучит по клавишам битого жизнью компа.

Черт…

В сто восьмом мозг поврежден.

Рустам вздрагивает, как от пощечины.

– Ну… да.

Кольчатый еще раз считает сосуды. Разворачивает мешок на груди, отсчитывает пятитысячаные банкноты. Черт, и за эту заплатил, поврежденную… Во народ… Спросить бы, чего они потом с мозгами делают… лучше не спрашивать. Меньше знаешь…

Вы молодец, Рустам.

– А-а… рад стараться.

Лучший работник.

– Неужели…

Вот оно как… мучился, сомневался, терзался… Чувствовал себя никчемным… все, наверное, через это проходят, кажется, что у тебя ничего не получается, все испортил… а тут – лучший работник.

Чаю им предложить… какого чаю, для них тут какую-нибудь серную кислоту держать надо… или плутоний обогащенный…

Снова кольчатый червь присасывается к клавишам, выщелкивает:

У нас к вам деловое предложение.

Так… хватаемся за предложение, не выпускать ни за что.

Когда вам удобно с нами встретиться?

А разве мы сейчас не встречаемся? – так и хочется спросить. Не спрашивает. Отвечает:

– Хоть сейчас.

Членистоногие грузно поднимаются, невнятным жестом зовут за собой. Рустам идет – медленно, как по воздуху, не оступиться бы, не… Черт, чего ради я всего бояться начал, не маленький, чай… нет, Андрейка наглее… пробивной… Ничего, наглость – дело наживное… Уж медведей на мотоцикле учат кататься, а человек и подавно всему научится…

Входите.

Первый раз Рустам входит в святую святых, в темный шар, зависший над поляной в лесу. Боязно. И опять же боязно – как войти, как сесть, как лечь… свернулся в какую-то немыслимую позу, ничего, вроде, молчат, терпят…

Знать бы, что они с этими мозгами делают… Жуткая все-таки картина, это же, получается, цвет человечества вырубаем… а что цвет, он бы так и зачах у нас, этот цвет, можно подумать, кому-то это надо все… стишочки, картиночки… Так что это не к Рустаму, это вон… к людям… ко всем…. К…

Выходите.

Рустам не выходит – выпадает, тело не слушается, становится непомерно тяжелым. Черт… Нет уж, с вашего разрешения я лягу… вытягивается на полу, и снова никто слова не сказал… делай, что хочешь.

Мы хотим… предложить вам новую должность. Начальник отдела.

– Сочту за честь.

Повторяет мантру – я смогу, я сумею, у меня получится.

Вы самый лучший работник. Мы хотим наградить вас.

– А-а… большое спасибо.

Что вам хочется?

Что мне хочется… все мне хочется. Квартиру хочется, надоело по съемным углам жить. Машину… чтобы приличную, а не это вот горе, на котором езжу. Потом…

Ох ты черт…

Только сейчас понял. Сидят. Записывают. Слушают… мысли Рустама.

А раньше не говорили, что мысли читают… Да чего ради они должны перед работягой своим отчитываться…

Хорошо, Рустам. Мы все сделаем. Пройдемте…

Рустам идет – кто-то уже сует ему в руки пятитысячные банкноты, много, кто-то распахивает перед ним двери… нет, что-то здесь не так… Рустам бросается назад – движимый каким-то инстинктом, не успевает, мир рассыпается болью…

Готово?

Готово.

Сердце мое в радости. Надежного взял?

Надежного.

Сердце мое в радости. Покажи оружие.

Вот оружие. Хорошее оружие. Знатное оружие.

Из чего сделано?

Из злого сердца сделано.

Из жестокого сердца?

Из жестокого. Своих предавал, не щадил.

Дай взглянуть.

Взгляни.

Плохое оружие.

Чем плохое?

Слабое. Другое надо. Еще хуже сердце взять надобно.

Возьму.

– Ан Дре? Ан Дре, – неловко щелкает клавишами, слушает гудки, включает автоответчик, – Андрей, мы хотим вас видеть. Встретимся завтра в полдень. Вы нужны нам. Мы платим… за ваши мозги.