НЛО майора Казанцева

Давно пора было возвращаться, но какой-то черт все гнал меня вперед. Казалось, что впереди что-то очень важное.

Это было крайне неразумно и опасно даже в ясную погоду. А сейчас собиралась песчаная буря. Тут даже полный энтузиазма Алиев заметил:

– Командир, а не пора нам в вездеход?

– В вездеход, - отозвался как эхом я. В моей голове царил полный кавардак.

Тут я и увидели проход. Точнее, никакого прохода не было, когда я смотрел туда. Скала была чистая. Но когда мы нырнули за гребень и поднялись ближе, в скале уже была видна непонятно откуда появившаяся круглая дыра. И изнутри она светилось люминесцентным светом.

– Ух, ты, - Алиев хотел вытереть рукавом мигом вспотевший лоб, но, естественно, наткнулся на прозрачный пластик шлема.

Это свечение, будто огни реклам, манило нас внутрь. Ну, мы и двинули туда всей толпой. Как туристы!

Это было уж совсем грубое и безрассудное попрание всех наших правил. Но меня бурным потоком несло вперед. Если бы мне еще недавно сказали о таком поведении майора Казанцева, я покрутил бы пальцем у виска. Однако сейчас я легко, даже с каким-то удовлетворением, освобождался от всех уставов, вколоченных в подкорку.

Коридор был гладкий. Будто отесанный какими-то механизмами. И весь усеян светящимися разноцветными точками.

– Биолюминесценция, - оценил иллюминацию поляк.

Коридор был короткий – метров пятнадцать. И вскоре моя ладонь коснулась гладкой стены.

– А где сокровища Али Бабы? – хмыкнул Алиев. – Так хорошо все начиналось.

И вдруг стена перед нами рухнула вниз. Резко и быстро, как нож гильотины. Яркий сиреневый свет ударил нам по глазам…

Проморгавшись, увидел перед собой квадратный, просторный и с виду совсем обычный машинный зал. Стены из пластика салатового цвета – все такие гладкие, ни трещинки, ни грязи. Массивный металлический вогнутый пульт. Черные экраны вдоль стен.

Гжеляк сразу рванул внутрь, так что мой окрик «Стой» запоздал. Нам ничего не оставалось, как двинуть за ним следом.

И как только мы все втроем ступили на каменный пол зала, начали перемигиваться контрольные лампочки на стенах и на пульте.

Мы стояли в центре помещения и ошеломлено озирались. Кто это мог построить? Не мы, это точно. О таком руководители нас поставили бы в известность. Американцы? Притворялись космическими слабаками, а в это время ваяли станцию на Марсе? Которую потом и бросили? Глупости! И что остается?

– Приехали! – воскликнул казах, глядя, как закрывается стена за нашими спинами.

Я выругался. Ну что, и, правда, приехали. Мы здесь замурованы. Господи, какой же я идиот! Сам всем вдалбливал, что строгое соблюдение инструкций – это шанс на выживание. И сам отнял этот самый шанс.

Но холодная мысль мелькнула и растаяла на сковороде новых эмоций. Я вдруг нутром ощутил, что сейчас это неважно.

Меня будто в спину что-то толкнуло. И я уверенно направился вперед. Уселся в широкое кресло перед пультом, явно сконструированное под фигуру человека. Ранец за спиной уперся в спинку.

Справа на широком подлокотнике был вдавленный отпечаток пятипалой руки. И моя рука в печатке легла туда, как влитая.

Тут же зажегся огромный, во всю стену, экран перед пультом.

Изображение было цветное, двухмерное, без всяких голографических украшательств. Немножко схематично, но узнаваемо, на нем появился Марс. А потом во всю сторону от него разошлись голубые волны.

– Черт, - воскликнул Алиев, будто очнувшись от ступора. – Кажется, мы подали кому-то сигнал!..

Глава 2

Бункер отпустил нас спокойно, без каких-либо проблем, головоломок и прочих издевательств. Как только мы подошли к стене, тут же открылся проход-гильотина.

Мы, какие-то пришибленные и ошарашенные, выползли в марсианский сумрачный день, который начинал напитываться стремительным ветром и песком.

Пыльная буря приближалась. «Муравью» и его обитателям она была не страшна, но обычно при ней наблюдаются перебои в радиосвязи. Точнее, они уже начались – в наушниках наши голоса пробивались сквозь неприятное, карябающее уши шуршание. А дальняя связь наверняка блокирована. Так что мы даже не могли доложить о своей сногсшибательной находке.

Обратный путь был тяжелее. Налетали порывы ветра. Бросали пыль в прозрачный колпак шлема.

Когда мы поднялись на гору, с которой был виден наш желтый вездеход, пошатывающейся Гжеляк выдал:

– Я… Черт, я оставил контейнер с образцами.

– Ну и Бог с ними, - кинул я. – Наберем еще.

– Нет! Я не уверен, что отыщем такие! Это же открытие, командир! Надо вернуться.

И, не обращая на меня внимания, двинул обратно, к расщелинам.

– Стой! Я провожу! – крикнул я ему вслед.

– Иди к вездеходу, Анатолий, - сказал казах. – Мы пройдемся вместе. Тем более я тоже упустил по дороге один образец.

Я нехотя кивнул. И направился к «Муравью».

Прождал я их два часа. Носимые рации уже не работали, так что я не мог понять, что с ними.

Потом было возвращение. Точнее, вернулся один поляк. Я открыл ему тамбур люка. Очищение. Продувка.

Когда Гжеляк проник в жилой отсек, я схватил его за плечи:

– Где Алтай?!

– Он… Он сорвался вниз… Я говорил, не нужно туда лезть. Но он, увидев какой-то заковыристый булыжник, как обезумел…. Алтай… Его больше нет!

– Что?!. Это ты, чертов кретин, потащил его туда! – я еще сильнее встряхнул поляка.

– Виноват я! Виноват! Мне застрелиться? Или будем искать тело нашего товарища?

– Будем искать! Пока не найдем!

Остаток дня мы провели, обшаривая скалы. Нашли пропасть, куда загремел казах. Она уходила настолько глубоко, что терялась во тьме. Хотя на Марсе тяжесть и не земная, но все же семьдесят процентов от нее. Так что шансов после такого падения у Алиева не было никаких.

Ночь прошла в полусне, щедро разбавленном кошмарами. Я не мог простить себе гибель товарища. Поляк же всю ночь шарился по салону, искал что-то из оборудования, на вопрос, на фига, отвечал, что надо. Он был так придавлен и пришиблен произошедшим, что грешно было давить на него еще больше.

Связи все не было. Буря крепчала.

Наконец, просветлело. Поднялось слабенькое марсианское солнце, едва видное сквозь бурю, но все же дающие свет. Пора было возвращаться на базу. Дальнейшие поиски были бесполезны. Энергетического картриджа и запасов кислорода нашему товарищу все равно не хватило бы. А без них на Марсе смерть.

Буря все нарастала – такой мы еще не видели. В груди было какое-то смешанное чувство. Терпкая горечь от потери, отчаянье от того, что не поворотить время назад. И вместе с тем какое-то будоражащее кровь ощущение великого открытия. Ну а заодно и липкий страх перед этим открытием…