Ночь - царство кота
Шрифт:
— Тогда прощай, — Хори повернулся к выходу.
— Прощай, сын Осириса.
Хори вышел из шатра. Город вновь, уже в который раз за этот день, сменил свой облик. Теперь его улицы заполнили исключительно детские голоса. Взрослое население завершало Первый День Праздника Великой Убасти обильной трапезой из жертвенного мяса, предоставив младшему поколению вытворять все, что заблагорассудится. Ребенком Хори был лишен этой радости — отец неизменно сажал его и сестер за стол вместе со взрослыми, когда так и подмывало выбежать на улицы Гераклеополиса вместе со всеми детьми. Игры плебеев — не для господ, бросил тогда отец в ответ на его мольбы. Да и теперь, будучи ненамного старше их, он с завистью смотрел на мелюзгу, с визгом носившуюся друг за другом с факелами; с искрами во все стороны, с отчаянными прыжками через огонь. Дети постарше жарили на огне разную снедь, овощи и фрукты по большей части, но возле домов побогаче ударял в ноздри запах жаркого. На Хори поглядывали с подозрением, даже самый последний бродяга получал в этот вечер если не кусок мяса, то миску похлебки, и мог сколько угодно сидеть у огня в таверне. Факела у него не было, и он шел от костра к костру, пока не добрался до выхода из города. Лунного света не хватило бы, чтобы добраться до Храма Осириса, и он задержался у огня. Дорогая одежда дала повод отнестись к нему с должным почтением, и сразу несколько мальчишек вызвались сопровождать его до Храма, надеясь на щедрое вознаграждение. Он дал двоим по мелкой монетке, вспомнив девочку из шатра, — завидев деньги, мальчишки с неистовым
— Пить или не пить? — Хори понюхал остывшую жидкость. Она приятно пахла мятой. Он отхлебнул глоток — вкус был явно хуже, чем запах, к тому же, маслянистая пленка противно плавала на поверхности.
— Фу, гадость, — подумал он вслух и, зажав нос, выпил содержимое, пока на зубы не налипла гуща. — Тьфу, — он сплюнул остатки листьев на землю. О том, чтобы есть эту дрянь, в рецепте речи не было.
Хори закрепил факелы у самого входа в Храм и медленно вошел внутрь. Статуя Осириса неясными отсветами угадывалась у дальней стены. Хори, почти на ощупь, подошел ближе и поставил сосуд на пол. Он собрался с духом и неторопливо начал произносить слова гимна:
Слава тебе, Осирис,Владыка вечности, царь богов!Многоименный, дивный образами,Тайный обрядами в храмах,Владыка поминаний в Месте двух истин.Душа Ра и тело его собственное,Чье имя пребывает в устах людей,Издревле сущий для всего Египта.Пища и яства пред Девяткой богов,Дух блаженный среди духов.Излил ему Нил воды свои,Дует к югу для него ветер северный,Рождает небо ветер для носа его,Для успокоения сердца его.Растут растения по воле его,И родит ему поле пищу.Покорно ему небо и звезды его,И открыты ему врата великие.Владыка восхвалений в небе южномИ прославлений в небе северном.Незаходящие звезды пред лицом его,И жилище его — неподвижные.Девятка богов восхваляет его,В преисподней сущие целуют землю,И жители некрополя склоняются.Предки ликуют, когда видят его,И находящиеся там — в страхе перед ним.Обе Земли вместе восхваляют егоПри приближении его величества.Знатный, дивный, первый среди знатных,С вечным саном и укрепленной властью.Могучий, прекрасный для Девятки богов,Сладостноликий, любят смотреть на него,Исполнивший страхом своим все земли,Да называют они имя его.Пред всем, что приносят они ему.Владыка поминаний на небе и земле.Многохвалимый на празднике Убасти,Творит ему хвалы весь Египет.Всестарейший из братьев его,Древнейший из Девятки богов.Укрепляющий истину на берегах обоих,Утверждающий сына на месте отца.Великий силой, повергнет он врага своего,Могучий дланью, поражает он противника своегоНаводящий ужас на недруга своего,Сметающий границы замышляющего зло,Твердый сердцем, попирает он врагов.Наследник Геба на царстве Египта.Увидел он благости его,Велел ему вести к блаженству страны,И взял он землю эту в руку свою,Воды ее и воздух ее,Растения ее и скот ее весь,Летающее все и порхающее все,Пресмыкающихся и мелкий скот,И Египет радовался этому.Воссиявший на троне отца своегоПодобно Ра при восходе его на горизонте.Дает он свет лику омраченному,Засветил он солнце двумя перьями своими,Разлился он по ЕгиптуПодобно солнцу утром.Корона его пронзила небоИ породнилась со звездами.О, вожатый бога каждого,Благодатный повелениями,Хвалимый Девяткой великой,Любимый Девяткой малой,Защитила его сестра его,Удалившая противников,Отразившая дела злодеяБлагодатью уст своих.Праведная речью, не лживая словами,Благодатная повелениями.Исис благая, защитница брата своего.Искавшая его без устали.Обошедшая землю эту в печали,Не остановилась она, не найдя его,Сделавшая тень перьями своими,Сотворившая ветер крыльями своими.Ликуя, извлекла она брата своего на землюПоднявшая усталость утомленного,Приявшая семя его.Сотворившая наследника,Вскормившая сына в одиночестве,И не знали места, где он был.Приведшая его, когда рука его окрепла,Во внутрь залы Геба.Собрался для него суд истины,Девятка богов и вседержитель сам.Владыки истины, соединившиеся там.Отражающие неправду,Сели в зале Геба, чтоб вернуть сан владыке его.Царство тому, кому следует отдать его.Найден был Гор правогласным,И отдан ему сан отца его.Вышел он, венчанный по велению Геба,И взял он власть над Египтом.Корона крепка на челе его,И владеет он землей до границ ее.Небо и земля под властью его,Подчинены ему люди, народ, смертные и человечество,Египет и народ островов моря,И все, что обтекает солнце, — под властью его,Северный ветер, река и поток,Плодовые деревья и все растения.Приносит он насыщениеИ дает его во все земли.Люди все ликуют, сердца сладостны,Сердца радуются, все смеются.Все прославляют красоты его:«О как сладко любим мы его!Благость его окружила сердца,Велика любовь к нему в теле всяком».Дали сыну Исис врага его…Сотворили злейшее злодею…Защитил сын Исис отца своего,Сделано прекрасным и благостным имя егоСила заняла место свое,И благость пребывает в законах своих.Дороги открыты и пути отверсты,О как радуются Обе Земли!Зло исчезло, и мерзость удалилась,Земля спокойна под владыкой своим.Утверждена правда для владыки своего,Обращен тыл ко лжи.Сын Исис взял корону,Присужден ему сан отца его в зале Геба.Ра изрек, и Тот записал,И суд промолчал.Повелел тебе отец твой Геб,И сделано как он приказал.Глаза слипались, последние слова он произносил уже в полусне. Права девчонка, подумал он сквозь сон, когда говорила, что чем длиннее — тем лучше.
Он увидел себя ястребом, делавшим круги над Бубастисом. Внизу была дворцовая площадь, на холме к востоку от города возвышался Храм Осириса, а в западной стороне, скрытый под кронами деревьев, угадывался Храм Убасти. Хори-ястреб медленно кружил над площадью, замечая, как кошки, испугавшись его тени, стремительно мчащейся по земле, бросаются в стороны, ища укрытие. Хори пролетел над Храмом Убасти, вызвав и там кошачье смятение, и повернул в сторону Нила. Было прозрачное весеннее утро, и он мог видеть далеко вперед. Пирамиды, так поразившие его вблизи, казались детскими игрушками, могучий Сфинкс, котенком охранял покой усопших. У домишек, почти неразличимых сверху, только по тени, копошились люди, похожие на мелких козявок. Он летел на юг над великой нескончаемой рекой, следуя причудливым извивам нильского русла, повторяя в обратную сторону дорогу, проделанную им недавно по реке, на которой щепками болтались рыбацкие фелюки.
Постепенно солнце поднялось выше и сместилось к югу, оно отражалось от поверхности реки, рябило бликами, огнем играло на медных носах фелюк. Вдалеке справа, на западном берегу показались знакомые очертания Храма Девяти богов, а через некоторое время и дворец Ахмеса. Хори-ястреб сделал круг над Гераклеополисом и не узнал свой город. Все оставалось на месте, и Храм, и дворец, и дома, и базар, но людей почти не было видно, даже базар, казалось, вымер. Редкие фигуры торопились заскочить в дома, как-будто за ними гнались. Хори спустился пониже и сделал круг над дворцом: теперь он все понял — почти все мужчины собрались во внутреннем дворе и готовили оружие. Но где же враг? Или это взбунтовались рабы? Хори поднялся повыше и сделал еще один круг. Даже крестьян не было видно в полях. Тогда Хори-ястреб решил подняться как только можно: он кругами начал набирать высоту, пристально вглядываясь в окрестности. Другие птицы взирали на него с удивлением, чего, мол, делать дураку на такой высоте. Воздух стал заметно холоднее, когда Хори заметил далеко на востоке, на другом берегу Нила, поднимающийся дым. Он прекратил кружить над городом и ринулся поперек реки. Острое ястребиное зрение его не обмануло — он увидел множество шатров и большое количество воинов вокруг, гораздо больше, чем население города. Хори снизился над шатрами и сделал несколько кругов: сомнений не было, Гераклеополису грозила недюжинная опасность. Теперь он заметил то, что упустил на большой высоте: на берегу скопилось множество лодок, вокруг которых копошились люди, загружая и привязывая поклажу. Другие занимались тем же, чем и горожане — готовили оружие, третьи тренировались в стрельбе из луков и метании копий, конные рубились саблями на скаку, вздымая столбы пыли.
Хори-ястреб, пытаясь разглядеть все получше, снизился настолько, что испугал снующих по лагерю воробьев. Тогда и люди обратили на него внимание, они сочли нехорошим знаком, что ястреб кружит так низко над их лагерем. Не успел он опомниться, как в него полетели десятки стрел. Всей его быстроты не хватало, чтобы увернуться от обстрела, и тогда он камнем упал вниз, раскрыв крылья перед самой землей. Один из конников попытался достать его копьем и задел за крыло, но Хори удалось увернуться и на этот раз.
Он взмыл обратно в небо, пора было возвращаться в Бубастис.
Хори открыл глаза, когда утренний свет разогнал темноту в Храме Осириса. Болело плечо — на нем красовалась глубокая царапина от острого камня, на который он улегся, не заметив в темноте. Ночной холод сковал его тело, и каждое движение давалось с трудом. Он выбрался наружу и сел на ступенях погреться на солнце. Остатки костров все еще чадили, окутывая Бубастис терпким прогорклым туманом, запорошенные копотью улицы напоминали давно не чищеный дымоход. Собаки бродили меж дымящихся костровищ в поисках остатков вчерашнего пиршества. Хори побрел ко дворцу. Его слегка пошатывало — то ли подводили застывшие члены, то ли сознание того, что участь Гераклеополиса практически решена, а с ним и участь отца, уславшего дочерей и его самого подальше от беды и верной смерти. Вот так выглядит сожженный город, кисло подумал Хори, глядя на покрытые пеплом головешки, рассыпанные по улицам вместе с горами мусора. Для полноты картины не хватало только разрушенных домов.
Юсенеб. Ему нужен Юсенеб, теперь Хори понял, почему отец так не хотел с ним расставаться, а потом, скрепя сердце, послал его вместе с ним и сестрами в Бубастис. Но Юсенеб теперь знаменитость, почти что Бог, сошедший на землю. Хори вспомнил его взгляд, там, в покоях Осоркона, напомнивший взгляд Сфинкса, проникший внутрь, заставивший беспрекословно подчиниться. Подул утренний ветерок, и дышать стало легче. На улицы выползали жители, принимаясь сгребать и сжигать оставленный мусор, обмениваясь впечатлениями о вчерашнем празднестве. На входе во дворец стража преградила ему дорогу, но пропустила без лишних слов, когда он назвал себя.
— Хори! — бросилась ему на шею Нинетис. — Где ты был всю ночь? Ты не был даже на пиру во дворце, Осоркон наверняка разгневается на тебя.
— Есть вещи поважнее, чем гнев Осоркона, мы должны собираться обратно домой.
— Почему, праздник же только начинается?
— Отцу грозит опасность, не только отцу, но и всему Гераклеополису. Чужое войско стоит за Нилом, переправься они через реку, и ничто им не может помешать разрушить город. Наши силы слишком малы, чтобы противостоять им.
— Но как ты узнал?
— Я ходил к предсказательнице, а потом провел ночь в Храме Осириса.
— А если предсказание не верно?
— Не может быть, Нинетис, я был там.
— Где?
— В Гераклеополисе!
— Но как? Мы плыли вниз по Нилу пять дней, а вверх будет все шесть, как ты мог за одну ночь побывать в Гераклеополисе?
— Осирис дал мне крылья ястреба и его острый взор. Мне нужен Юсенеб, может он подскажет, как можно быстро добраться обратно, ты права — по реке это займет дней шесть, мы не успеем на помощь.
26
Юсенеб принимал царские почести, ему отвели лучшие покои во дворце Фараона, на пиру он сидел по правую руку Осоркона и вместе с ним взирал на раболепие гостей, старавшихся друг друга перещеголять. Ему было непонятно, то ли он был гостем Фараона, то ли присутствовал на празднике в качестве Фараонова кота, ранее усопшего. Если считать один котиный год за семь человеческих, то Анубис почил глубоким стариком — ему перевалило за сто двадцать лет. Не дай Бог дожить до ста двадцати, подумал Юсенеб, и его восьмидесяти хватит, но какой неожиданный поворот: вчера его едва не скормили заживо зверям, а сегодня он на вершине мира. Но все-таки Осоркон его побаивается, не доверяет, поэтому и держит при себе, а за дверьми всегда находится стража, на всякий случай. Хотя, что может против него стража?