Ночь греха
Шрифт:
– Если я так поступлю, это обернется для вас несчастьем. Если вы не получите окаменелость обратно, кто-нибудь из этого сброда скользнет ночью вам за спину с проволокой. Вы им обещали. Вашим единственным желанием, когда вы заручались их помощью, было вернуть Клык Дракона и уничтожить его, но ваши россказни начали жить собственной жизнью. Нанятые вами убийцы стали вашими хозяевами.
– Значит, вы не отдадите ее мне?
– Напротив, я попросил вас приехать сюда именно для этого.
– Но вы хотите что-то взамен. Что?
– Записные книжки вашего кузена.
– Я сжег их.
– Вот беда, – сказал Джек. –
– Вы не можете уйти, не обещав мне по крайней мере окаменелость!
Джек улыбнулся, словно отмахиваясь от собеседника.
– Разумеется, могу. Я могу сказать вашим друзьям, что вы никогда не собирались искать для них Клык Дракона, что их ввели в заблуждение, обманули и притащили с другого края света в эту холодную сырую страну напрасно. Не думаю, что они отнесутся к этому с пониманием.
– Они убьют меня, – сказал Торнтон.
– Без вас, сэр, мир может стать чище.
Человек с собачьими глазами схватил Джека за рукав.
– У меня несколько штук – этих записных книжек, но я уже уничтожил описания и зарисовки поля с костями…
Джек стряхнул его руку.
– Значит, вам следовало бы не так усердствовать, сэр. – Он отошел к камину, роняя слова через плечо: – Посмотрим, …однако, может ли спасти вашу жалкую шею то, что вы сохранили.
Человек в синем тюрбане, который не сводил взгляда с резных драконов, повернулся. Его стойка обещала действие. Джек остановился и заговорил с ним. Человек зашипел в ответ на том же неведомом языке. Последовал быстрый разговор, потом матрос низко поклонился, прикоснулся ко лбу обеими руками, после чего обратился к другим морякам. Кое-кто упал на колени и прижался лбом к полу.
– Что вы делаете? – спросил Торнтон.
– Возвращаю вам ваши жалкие долгие дни жизни.
Джек потянул за ленту звонка. Вошел лакей – Грейем, который вызвал их из усыпанного лепестками дворика. Он был по-прежнему бледен.
– Изволили звонить, милорд?
– Этих людей нужно проводить обратно через мост и позволить им свободно уйти. Сам мистер Торнтон вернется позже. Его нужно провести в мой кабинет в башню Досент. Я приму его наедине. Не нужно нам мешать.
– Очень хорошо, милорд.
Джек кивнул человеку в синем тюрбане, который дал знак остальным. Они двинулись из комнаты вслед за Грейемом. Урия Торнтон смотрел, как они уходят, – взгляд бледен, как зимняя луна.
– Мы с вами встретимся сегодня вечером в девять часов, чтобы произвести обмен, – сказал Джек. – Вы принесете мне записные книжки вашего кузена, а потом, возможно, получите окаменелость.
Собачьи глаза бросили на Джека взгляд, исполненный настоящей ненависти, и Торнтон отвернулся. Урия Торнтон, стуча каблуками, вышел из комнаты следом за своими наемными убийцами.
Энн встала. Каждый мускул был напряжен, как тугие струны скрипки. Джек обернулся – какое-то странное, мрачное спокойствие в глазах.
– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы не испугались?
– Нет. Да. Я ничего не понимаю, – сказала она, – кроме того, что вы отдадите нашу окаменелость, чтобы спасти жизнь вашему врагу.
Гибкий, явно расслабившийся Джек провел пальцем по бьющему хвосту резного каменного дракона.
– Единственную вещь, которая, вероятно,
важнее, чем знание? – Он улыбнулся. – Если я могу еще спасти чью-то жизнь – даже такую бесполезную, как жизнь Урии Торнтона, – и получить при этом другие важные сведения, почему бы и нет?Она отвела глаза, чтобы скрыть отчаянный вопль своих нервов. «Думаю, что ему так или иначе все равно, жить или умереть…»
– Но что, если сделка – ваша жизнь в обмен на его? Этот человек уже пытался причинить вам вред, но вы собираетесь снова с ним встретиться?
– Да.
Совладав со вспышкой паники, Энн взмахом руки обвела комнату, словно посетители все еще стояли здесь в своем странном великолепии.
– Почему вы хотели, чтобы я присутствовала при всем этом?
– Не знаю. Может быть, какая-то моя часть хотела бы, чтобы вы поняли. Может быть, я почувствовал, как только что почувствовал ваш отец, что вы имеете право присутствовать при окончании вашего приключения.
– Но это еще не окончание, – сказала она. – Это только начало. – Она попыталась улыбнуться, осветить мрачные тени, которые таились в его глазах. – Я полагаю, мы все еще обязаны пожениться, милорд.
– И вы считаете, что женитьба для меня опаснее, чем встреча с безумцем и его приспешниками?
– О, я знаю, что это так.
– Уверен, что вы говорите серьезно, мисс Марш. Не одарите ли вы меня толикой этой прямой честности диссентеров и не скажете ли почему?
Ее глаза отчетливо видели кровоподтеки и тени. Ее сердце видело только красоту и приятные изгибы мужских губ. Сердце тяжело забилось.
– Благодарю вас, милорд, но я даже не знаю уже, кто я. Я в совершенной растерянности. Все, на что я полагалась в прошлом – спокойный разум, тихий свет в сердцевине моего существа, – побито, как пшеница в грозу.
– Ах! – Он протянул руку и обвел ее щеку кончиком пальца. – Да. И вам жаль.
Ласка была прохладной, твердой и прохладной, словно ее лицо вдруг охватил жар лихорадки под его строгим прикосновением. Огонь вспыхнул под ее корсетом, и пламя распространилось по всей ее крови.
Энн отодвинулась.
– Вы не должны. Именно это я и имела в виду. Это несправедливо.
Он опустил пальцы, точно ожегшись.
– Конечно, – сказал он.
Звук его шагов по плитам был похож на погребальный звон, когда он выходил из комнаты, его гроза следовала за ним, как альбатрос.
«Как трус, – думал Джек. – Я хочу ее и не могу устоять перед ней. И вот бегу, как трус!»
Ему страшно хотелось схватиться с кем-нибудь на шпагах или на кулаках или сесть на быстрого коня. Но вместо этого Джек пробежал по лабиринту Уилдсхея к зубчатому ограждению на верху стены. Он оказался над входом в замок, где арочный мост простирался ветвью над рекой Уильд.
Ветер в волосах, и ласточки вьются над головой, а он смотрит, как его враг отъезжает верхом на гнедом с римским профилем морды. Матросы бегут следом за Торнтоном стаей, как гончие. Одинокий лакей сидит на каменной стене, обрамляющей мост, и смотрит им вслед.
Джек уперся лбом в кулаки, лежащие на зубце. Энн Марш!
Она великолепна. Она не сует нос в чужие дела. В ее вопросах никогда не услышишь обычного любопытства или глупости. С этой ее чистой, честной прямотой она просто погружается в самую суть проблемы.