Ночь лунного страха

— Вот как?

— Понимаете, я отчетливо услышала голос своего отца.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет… Я постучала, и они сразу замолчали… Я сказала: «Пап, это я!» В ответ — тишина. А когда Кубоцкий открыл наконец мне дверь, то…

— Да?

— Папы там уже не было… Понимаете? Он ушел.

Другая дверь номера, видите ли, выходит в сад… Понимаете? Он приезжал сюда… Но даже не захотел меня увидеть!

— Не ошибаетесь?

— Да нет же! Понимаете, я слышала, слышала его голос там, за дверью, в этом восьмом номере!

— Дэзи, не судите строго… Иногда жизнь загоняет человека в такой угол, что…

— Что? Что он даже не может повидать собственного ребенка? Этакий Штирлиц среди врагов, да?

Сидит в углу пивной и глядит с любовью на близкого родственника — в глазах тоска, а подойти нельзя, кругом враги?

— Ну, а что, если это и в самом деле так? Я бы не исключала и такой вариант.

— Да?

Девушка испытующе уставилась на Светлову:

— Значит, вы тоже об этом подумали? Первое, что приходит в голову, прадца?

— Что именно я подумала?

— А то… Он замешан в каких-то темных делах?

— Дэзи… Видно, что вы давно не были дома. В России, когда речь идет о доходном бизнесе, все дела темные. По крайней мере мне светлых видеть еще не доводилось.

— Но не настолько же.

— Что — не настолько же?

Девушка только вздохнула.

— А кто-нибудь еще там был, в этом номере? — спросила Светлова.

— Да… Кроме дядя Кости, был еще какой-то тип.

— Какой именно тип?

— Трудно поддающийся запоминанию. Какая-то жалкая безликая личность. Наверно, из тех, что у Кубоцкого обычно на побегушках.

— В общем, я не вижу ничего особенно трагического… — Аня лицемерно попробовала успокоить девушку.

Но та не дала ей договорить.

— А я вижу! — упрямо сказала она.

— Даже так? Именно трагическое!

— Да… Видите ли, в ту же ночь, как вы знаете, дядя Костя погиб. А потом, почти сразу же, случился этот пожар в кабине фуникулера. И те трое тоже погибли.

— Совпадение.

— Особенно если учесть слова, которые я слышала.

— Какие еще слова?

— Дело в том, что, когда я подошла в тот раз к дверям номера, папа и дядя Костя о чем-то спорили…

Очень серьезно. Что-то вроде: «Вы все время торопитесь в последнее время… Это мешает. Вы стали суетливы… И вы стали делать ошибки. Неужели не чувствуете?» Кажется, так сказал Кубоцкий. И еще он сказал: «Не позже вторника. Не позже». И я отлично слышала, как отец ответил ему: «Все-таки вы пожалеете об этом… Гореть вам всем адским огнем за то, что вы натворили».

— Они что же, на «вы»? — мельком заметила Светлова. — Старые друзья — и на «вы»?

— Нет… — рассеянно заметила девушка. — Вообще-то они обычно на «ты».

— Вы не могли ошибиться? Я имею в виду голос вашего отца. Точнее сказать, голос, который вы слышали.

— Ошибиться?

— Да… В конце концов у того типа мог быть голос, похожий на голос вашего отца… Вы не слышали голос человека, который находился в номере вместе с вашим Кубоцким?

— Нет, я не слышала голос этого типа… При мне он и рта не открыл. Но зато я отлично знаю голос своего отца! Как бы я могла ошибиться?! Вы хоть знаете, что такое телефонный ребенок?

— Телефонный ребенок?

— Ну да… Телефонный ребенок! Понимаете, сколько я себя помню, с самого раннего детства, я видела своих родителей не больше получаса в сутки.

Ясли, детский сад, школа… Пятнадцать минут за завтраком и иногда — вечером, если я еще не спала, когда они возвращались… Это не значит, что они мной не занимались… Едва приходишь из школы — звонок по телефону. И голос отца или мамы: «Ты уже дома? Почему задержалась?» И все время звонки: «Ты делаешь уроки? Ты разогрела суп? Чем ты сейчас занимаешься?» По телефону мне давали советы, по телефону я рассказывала о своих неприятностях, по телефону меня хвалили, распекали, жалели, поучали, воспитывали… А потом и вовсе… Когда от нашего дружного семейства остались рожки да ножки… — Дэзи на несколько секунд умолкла, явно пытаясь справиться с волнением…

Светлова терпеливо ждала.

Наконец девушка продолжила дальше:

— Видите ли, я уже очень долгое время общаюсь со своим отцом только по телефону. Я не могу его обнять, взять за руку. Все, что у меня есть, — это его голос. И вы спрашиваете, могла ли я спутать его голос с чужим?!

— А что вам сказал Кубоцкий, когда вы вошли?

Вы ведь наверняка набросились на него с вопросами?

— Сказал, что он очень рад меня видеть и что мне все почудилось…

— Что — все?

— И голос отца, и их разговор… Он сказал мне: "Ты слишком взволнована, тебе надо успокоиться, отдохнуть… Тебе нельзя так нервничать! Уже поздно…

Давай встретимся утром!"

— И что же?

— Как вы знаете, до утра он не дожил.

— Вы, очевидно, сразу же после этого странного визита к Кубоцкому позвонили отцу?

— Сначала нет… Я обиделась… Хотя Кубоцкий тоже советовал мне сделать это, чтобы, как он сказал, прояснить недоразумение. Но я так обиделась, что даже не хотела ему звонить… Потом я, конечно, все-таки позвонила.

— И что же?

— Папа говорил со мной ну точно теми же словами, что и дядя Костя: «Тебе почудилось, ты слишком взволнована… Поверь, я сейчас далеко — сама подумай: как бы я мог оказаться в твоем отеле?! Тебе надо успокоиться…» Конечно, спросил, принимала ли я лекарство.

— Лекарство?

— Ну да, что-нибудь успокаивающее.

Светловой показалось, что девушка немного смутилась, отвечая на этот вопрос.

— Ну, вот видите… Откуда в самом деле он мог взяться в комнате у Кубоцкого? Пани Черникова что-нибудь сказала вам по этому поводу?

— Нет… Она не видела никаких новых посетителей.

— Даже того жалкого типа, которого вы застали в номере Кубоцкого?

— Да, и его тоже пани Черникова, представьте, не видела.

— Ну и что же получается?

— Ну… Я думаю… Я думаю, что отец обманывает меня — на самом деле он, возможно, и сейчас где-то рядом. Просто он не захотел тогда со мной встретиться. А в номер Кубоцкого, я думаю, он вошел так же, как потом вышел, — через дверь, ведущую в сад. Я слышала, как раздался стук закрываемой двери…

— Но зачем ему такая таинственность? Как ты, Дэзи, сама все это объясняешь?

Она на минуту задумалась. Потом медленно произнесла:

— Мне кажется, что они, отец и дядя Костя, очень сильно поссорились…