Ночь – мой дом

У его ног лежал мертвый человек. Который по большому счету умер лишь потому, что когда-то родился Джо.

Не говоря больше ни слова, они забрались в патрульную машину. И, словно получив долгожданное разрешение, два аллигатора одновременно приблизились к телу: один вышел из мангровых зарослей, равномерно шлепая по воде, словно толстенный пес, а другой приплыл по воде, по кувшинкам, покачивающимся позади их шин.

Эстебан отъехал; обе рептилии добрались до трупа в один и тот же миг. Одна отхватила руку, другая предпочла ногу.

А в соснах Эстебан ехал на юго-восток вдоль края болота, параллельно дороге, но пока на нее не сворачивая.

Джо и Грасиэла расположились на заднем сиденье. Аллигаторы и люди оказались сегодня не единственными хищниками на болоте: у кромки воды стояла пума, лакая медно-красную воду. Зверюга была того же коричневатого оттенка, что и некоторые деревья, и Джо мог бы ее не заметить, если бы она не подняла голову, когда они проехали в двадцати ярдах от нее. Длиной не меньше пяти футов, воплощение силы и изящества. Подбрюшье и горло у нее были кремово-белые, и от ее влажного меха поднимался пар. Она внимательно смотрела на машину. Нет, не на машину, а на него. Джо встретился взглядом с ее влажно блестящими глазами, древними, желтыми и безжалостными — как солнце. В измождении он вдруг словно бы услышал у себя в голове чей-то голос:

От этого ты не убежишь.

От чего — от этого? Ему хотелось задать вопрос вслух, но тут Эстебан повернул руль, и они отъехали от края болота, машина запрыгала по корням упавшего дерева, и, когда Джо снова посмотрел в ту сторону, животного уже не было. Он обвел взглядом деревья, но так и не увидел ее.

— Заметили эту кошечку?

Грасиэла непонимающе воззрилась на него.

— Пуму, — пояснил он, широко разведя руки.

Она прищурилась, словно опасалась, что с ним приключился солнечный удар. И покачала головой. Она была в ужасающем виде — вся исцарапанная, с лицом, распухшим от его ударов, искусанная москитами и слепнями. Платье разорвано на плече и на левом бедре, подол разодран. Туфли исчезли.

— Можешь его убрать, — проговорила она.

Джо проследил за ее взглядом и увидел, что до сих пор держит в правой руке пистолет. Большим пальцем он поставил его на предохранитель и сунул в кобуру за спиной.

Эстебан выехал на Сорок первое и вдавил газ так сильно, что машина сначала затряслась на месте, а потом уже рванулась по дороге. Джо сидел и смотрел на засыпанную толченым ракушечником мостовую, убегавшую от них, на безжалостное солнце в безжалостном небе.

— Он бы меня убил. — Мокрые волосы плескали ей в лицо и в шею.

— Я знаю.

— Он охотился на меня, словно я — белка ему на обед. Он все твердил: «Крошка, крошка, я всажу одну тебе в ногу, крошка, а потом вставлю тебе». «Вставлю тебе» — это значит?..

Джо кивнул.

— И если бы ты оставил его жить, — добавила она, — меня бы арестовали. И потом тебя бы тоже арестовали.

Он кивнул. Он рассматривал укусы насекомых на ее лодыжках и потом поднял глаза на ее голени, выше, выше, вверх по платью — и встретился с ней глазами. Она спокойно выдержала его взгляд. И через какое-то время перестала смотреть ему в лицо. Она поглядела на апельсиновую рощу, мимо которой они неслись. А уже потом, не сразу, снова посмотрела на него.

— Думаешь, мне сейчас скверно? — спросил он.

— Не могу сказать.

— Совсем не скверно, — сообщил он.

— И не должно быть.

— Хотя ничего хорошего я не чувствую.

— И не должен.

— Но и ничего плохого — тоже.

Пожалуй, это исчерпывающе описывало все.

Я теперь не просто живу вне закона, подумал он. Я гангстер. А это — моя шайка.

На заднем сиденье открытой патрульной машины, среди резкого запаха цитрусовых, который снова уступал место вони болотного газа, она целую милю выдерживала его взгляд, и никто из них не сказал больше ни слова, пока они не доехали до Западной Тампы.

Глава семнадцатая Насчет сегодняшнего

Когда они вернулись в Айбор, Эстебан высадил Грасиэлу и Джо возле дома, где у Грасиэлы имелась комната над кафе. Джо отправился провожать ее наверх, а Эстебан с Сэлом Урсо поехали в Южную Тампу, чтобы бросить там угнанную машину.

Комнатка у Грасиэлы оказалась очень маленькая и очень опрятная. Здесь стояла кровать из кованого железа, выкрашенная белым и не уступающая белизной фарфоровому умывальному тазу под овальным зеркалом, подходящим к нему по стилю. Ее одежда висела в стареньком сосновом гардеробе, который, судя по всему, был старше этого здания, однако она содержала тот в порядке, оберегая от пыли и плесени, что, по мнению Джо, было почти невозможным в здешнем климате. Единственное окно комнатушки смотрело на Одиннадцатую улицу; штору она оставляла опущенной, чтобы сохранить прохладу. В комнате имелась ширма из того же узорчатого дерева, что и гардероб, и она жестом велела Джо отвернуться к окну, скрываясь за ней.

— Теперь ты король, — произнесла она, когда он поднял штору и стал смотреть на улицу.

— Извини?

— Ты заполучил рынок рома. Станешь королем.

— Принцем — может быть, — признал он. — Но мне еще нужно разобраться с Альбертом Уайтом.

— Почему мне кажется, что ты уже решил, как это сделать?

Он закурил папиросу, присел на край подоконника.

— Планы — это всего лишь мечты, пока они не исполнены.

— Это то, чего ты всегда хотел?

— Да, — ответил он.

— Ну что ж, тогда поздравляю.

Он обернулся на нее. Замызганное платье висело на ширме, из-за нее виднелись ее обнаженные плечи.

— По-моему, ты как-то неискренне это сказала.

Она ткнула пальцем в сторону окна, чтобы он отвернулся:

— Искренне. Это то, чего ты хотел. Ты этого добился. В каком-то смысле достойно восхищения.

Он хмыкнул:

— В каком-то смысле.

— Но как ты удержишь власть? Теперь, после того как ты ее получил? Мне кажется, это интересный вопрос.

— Думаешь, я недостаточно сильный? — Он снова оглянулся на нее, и на этот раз она позволила ему на себя смотреть, потому что успела надеть белую блузку.

— Я не знаю, достаточно ли ты жесток. — Ее темные глаза были ясными-ясными. — А если жесток, то это печально.

— Тем, у кого есть власть, не нужно быть жестокими.

— Но обычно они жестоки. — Ее голова нырнула вниз, скрываясь за ширмой: Грасиэла надевала юбку. — Ну что ж, ты видел, как я одеваюсь, а я видела, как ты застрелил человека. Можно теперь задать тебе личный вопрос?

— Ну конечно.

— Кто она?

— Кто?

Ее голова снова показалась над ширмой.

— Та, кого ты любишь.

— Кто сказал, что я кого-то люблю?

— Это сказала я. — Она пожала плечами. — Женщины знают такие вещи. Она во Флориде?

Он улыбнулся, покачал головой:

— Ее уже нет.

— Она тебя бросила?

— Она умерла.

Грасиэла поморгала, внимательно посмотрела на него — убедиться, что он ее не разыгрывает. Поняв, что нет, она произнесла:

— Прости.