Ночь напролет

Уэбб потянул девочку к двери. Та вяло и равнодушно подчинилась. Шлейф ее миниатюрного белого свадебного наряда жалко волочился за ней по ковру.

Экран компьютера потух. Через секунду на нем появилась новая картинка – цветистая розово-белая, точно свадебный торт, спальня. Судя по тому немногому, что попадало в объектив, и приглушенному освещению, эти съемки тоже производились скрытой камерой. Ребенок-невеста, неподвижно, как статуя, стоял возле постели, сжимая в руках букет.

В поле зрения появился Уэбб. Он был обнажен. Его уже немолодое тело, лишенное камуфляжа мастерски сшитой одежды, оказалось рыхлым, дряблым, обрюзгшим и неприличным. Уэбб, протянув руку, приподнял вуаль, скрывавшую лицо девочки.

– Я больше не могу на это смотреть, – сказала Айрин и отвернулась от экрана, пока ей не стало совсем худо.

– Я тоже. – Тесс опустила экран компьютера.

У Айрин зазвонил телефон.

– Люк?

– Фил едет, – сказал Люк. – Что там в этом клипе?

Айрин посмотрела в окно, устремив взгляд на темную гладь озера.

– Думаю, мы только что узнали, из-за чего была убита Памела.

Глава 42

Памела смотрела в камеру. Она по-прежнему сидела на диване с бокалом вина в руке. Ее губы изгибались в усмешке, но глаза оставались холодными, как северное море.

«Это снято во время последней заграничной поездки моего папочки. Гнусное дельце, не правда ли? Съемки – заслуга Хойта Игана. Сопровождая папу в различных зарубежных вояжах, он смекнул, что к чему, и, подкупив служащего публичного дома, сделал эту запись. А я, пока не узнала, что Хойт Иган шантажирует отца этим видео, убеждала себя в том, что папа завязал со старым и больше не имеет дела с девочками. Выходит, он просто стал делать свои грязные делишки за границей. Вот тебе и завязал».

Айрин стиснула в руке сотовый телефон.

– Люк, тебе слышно?

– Я все слышу, – тихо подтвердил он. – Уэбб педофил, и он намерен участвовать в президентских выборах. Ты права: то, что ты видишь, – настоящий мотив для убийства, да еще какой! На самом деле даже для двух.

– Для убийств Памелы и Хойта Игана.

– Я должен позвонить Танаке, – сказал Люк. – Я хочу, чтобы он выяснил, где в данный момент находится Уэбб. Только узнав, что сукин сын далеко от Дансли, я почувствую себя спокойнее. А пока что убедись, что двери дома Тесс надежно заперты.

Сидевшая рядом Тесс слышала, что говорил Люк в телефонную трубку, и немедленно вскочила на ноги.

– Пойду проверю.

– Приеду, как только освобожусь, – пообещал Люк. – Не впускайте никого, кроме Фила.

– Я поняла, – ответила Айрин.

Люк дал отбой.

Тесс вернулась в гостиную и снова села на диван.

– Все спокойно, как сказал бы Фил.

Памела на экране отставила в сторону бокал.

«По выписке с банковского счета и распечатке авиарейсов, которые я даю отдельным файлом, ты можешь проследить, как часто за последние несколько лет папа ездил за границу. В особенности его привлекала Юго-Восточная Азия: там много детских публичных домов.

Хотя потребности такого рода в полной мере можно удовлетворить где угодно. В прошлом году отец отыскал один такой публичный дом в Европе. Это его ты только что видела на экране. В настоящее время этот бордель – излюбленное заведение отца. Адрес я для тебя записала. Я знаю: репортеры любят всевозможные подробности».

Тесс повернулась к Айрин:

– Это для него смертный приговор. Как только информация попадет в СМИ, кампания Райленда Уэбба сгорит синим пламенем.

Взгляд Айрин был прикован к экрану.

– Точно.

«Айрин, если ты уже ввязалась в это дело, то, вероятно, успела понять: в качестве журналиста, который должен предать гласности информацию о милом маленьком хобби моего папаши, я выбрала именно тебя. По крайней мере это я обязана для тебя сделать».

– Она знала, что ты стала журналистом, – задумчиво проговорила Тесс. – Все эти годы она следила за твоей судьбой.

– Видимо, так.

Памела на экране откинулась назад и, забившись в угол дивана, выпрямила ногу.

«Но прежде чем ты решишь взорвать эту информационную бомбу, я должна рассказать тебе, что на самом деле случилось с твоими родителями. Я уже говорила, что в их гибели виновата я, и это чистая правда. Видишь ли, в то лето в определенный момент твоя мама начала догадываться о том, что я жертва надругательства».

– Уэбб насиловал свою собственную дочь, – проговорила Тесс с перекошенным от гнева лицом.

«Ты, наверное, тогда недоумевала, почему это твоя мама не разрешала тебе оставаться у меня ночевать, когда мой папа находился в городе. Хотя она зря беспокоилась: он тогда уже перестал заходить по ночам в мою спальню. Мне к тому времени уже стукнуло шестнадцать – я стала для него слишком старой. Ему больше нравятся девочки помоложе. Так мне исполнилось десять, когда все это началось. А закончилось, когда мне было около тринадцати».

– Бедная Памела, – прошептала Айрин. На сердце тяжким камнем навалилась печаль. – А я ничего не знала. Она всегда мне казалась такой искушенной, холодной и опытной.

«Я, конечно, делала вид, будто все в порядке. В подобных ситуациях все дети поступают так – никому в этом не признаются, иногда даже самим себе. Ни одному из врачей, что наблюдали меня все эти годы, я никогда не рассказывала об этом. Не могу объяснить, почему это так. Кажется, это называется «обособление». Я где-то читала, что это такой механизм выживания или что-то в этом роде. Как бы то ни было, а мне это здорово удавалось».

– Интересно, как мама об этом догадалась? – произнесла Айрин вопрос вслух.

«Айрин, у твоей мамы была нечеловеческая интуиция. И, почуяв неладное, она начала меня расспрашивать. Сначала я увиливала от ответов. Но в один прекрасный день вдруг почувствовала острую необходимость открыться ей. Сделать это в личной беседе мне, конечно, не хватило духу. Но я знала, где папа хранил свои любимые видеозаписи, ну, те, на которых он был со мной».

Айрин замерла.

– Она подсунула видеозаписи моей маме, которая непременно должна была сообщить о них моему отцу.

– А он, в свою очередь, не оставил бы так это дело, – тихо закончила Тесс.

Айрин тяжело вздохнула:

– Да.

Памела на экране сосредоточенно смотрела в камеру.

«Я подбросила видеокассету твоей маме и устроила так, чтобы ты в тот вечер была со мной. Сидеть в неизвестности и ждать, что будет дальше, очень тяжело, и поэтому мне не хотелось оставаться одной».