Ночь Охотника

И топор Бренора охватило пламя.

Однако это пламя не пожирало оружие, оно, казалось, придавало ему силу, дополняя заклинание на языке Предвечного, придавало мощь топору, повидавшему сотни сражений.

Бренор надел на другую руку щит и силой мысли погасил языки пламени.

– Теперь мы можем идти, эльф, – произнес он, словно выйдя из транса. – Ага, вот теперь мы можем идти.

Дзирт взглянул на Амбру, которая качала головой в благоговейном ужасе. Он похлопал ее по плечу и указал на труп гигантского драука и оружие, так и лежавшее на полу рядом с ним.

Взвизгнув, Амбер Гристл О’Мол побежала к своему драгоценному Крушителю Черепов, и когда она вернулась, то умоляюще взглянула на Бренора и горн.

– Нет, девочка, – покачал головой дворф. – Не сейчас. Я не знаю, что сейчас такое произошло, но это была не просто работа кузнеца.

– Это был дар, – объяснила Кэтти-бри. – Тебе. Дар дворфских богов, дар Гаунтлгрима. – Она помолчала, и они с дворфом, ее приемным отцом, обменялись пристальными взглядами. – И это было требование.

– Ага, – кивнул Бренор. – И я с радостью соглашаюсь на эту сделку.

– Требование? – одновременно спросили Реджис и Вульфгар.

– У нас впереди долгий путь, – ответил Бренор и двинулся к выходу. – И только что он стал немного длиннее.

Все последовали за ним, и Дзирт замыкал цепочку.

Он несколько раз оглянулся в сторону камеры Предвечного, думая о Далии, думая об Энтрери. Смерть эльфийки стала для него настоящим ударом – он даже не ожидал, насколько сильным. Конечно, он никогда по-настоящему не любил ее – а если и любил, то далеко не так сильно, как Кэтти-бри, – но судьба ее была ему небезразлична.

Он надеялся, что она обрела покой. Возможно, спустя все эти долгие годы Далия наконец обрела покой.

Последние слова Энтрери, обращенные к нему, все еще звучали у него в мозгу, они ранили его в самое сердце. Он так хотел, чтобы этот человек ушел с ними, покинул это место и отправился навстречу новым приключениям с ним, Дзиртом.

Но Дзирт постарался успокоиться; он был уверен в Энтрери, в его ловкости и искусстве воина, и ничуть не сомневался: они с Артемисом Энтрери еще встретятся.

Эпилог

«Я видел чудесные вещи», – услышал Громф Бэнр голос в своем сознании, и слова эти были сказаны с восхищением. Архимага встревожило уже то, что произошло нечто неслыханное, ужасное, потому что он никогда не видел иллитида в восхищении.

Он услышал второе сообщение – требование как можно быстрее отправиться к Мефилу вместе с Верховной Матерью. В обычное время архимаг не обратил бы на ото внимания, но возбуждение, с которым говорил Мефил, заинтриговало его.

Вскоре они с Квентл уже стояли рядом с иллитидом в небольшой комнатке по соседству с камерой Предвечного.

– А мой элементаль?! – сразу же воскликнул Громф. – Где страж?

– Уничтожен, – бесплотным голосом ответил Мефил. Щупальца пожирателя разума устремились в сторону арки и мостика, приказывая им выйти.

Верховная Мать тоже беспокоилась, и ужас, охвативший ее, был сильнее ужаса архимага, когда она пересекла окутанную паром яму и увидела, что часовня осквернена. Один из нефритовых пауков куда-то пропал, второй без признаков жизни лежал на спине у входа в туннель, соединявший камеру с Кузней. Большая часть паутины исчезла, пряди валялись на полу, усеянном хрустящими телами десятков сгоревших пауков.

– Кто сотворил это святотатство? – настойчиво спросила Мать Квентл, и Громф взглянул на Мефила в ожидании объяснений.

– Битва богов, – мгновение спустя ответил Громф своей сестре, и, судя по голосу, он сам не верил в то, что говорил. Он поднял взгляд на стену над алтарем – главного украшения священной часовни не было на месте.

– Дартиир была принесена в жертву, – пробормотал он.

Они с Квентл обернулись к вмятине, пока Мефил телепатическим образом передавал им картины последних мгновений битвы. Иллитид направился к куче, дроу последовали за ним. Он протянул руку Громфу, и тот взял ее.

Мефил беззвучно объяснял ему, в чем дело, и Громф кивал.

– Что это такое? – сурово спросила Мать Квентл.

– Подойди, – попросил он, протянув ей руку.

Квентл помедлила, с подозрением глядя на него и на странное существо пожирателя разума. Но Громф продолжал протягивать к ней руку, она взяла ее, и немедленно ощутила себя как-то странно, будто тело ее стало невесомым.

– Что бы ни произошло, не отпускай руку, – мрачно предупредил ее Громф, когда Мефил повел их к странной куче – и внутрь ее.

Квентл пришлось призвать на помощь все силы, чтобы не вскрикнуть от отвращения и ужаса, пока ее бесплотное тело скользило сквозь камни и грязь. Не между ними, как это могли бы сделать жрица или маг, превратившись в нежить, а прямо сквозь камни, словно она и окружающее теперь существовали в разных измерениях.

Верховная Мать чувствовала, как камни проходят сквозь нее, и это было неприятное ощущение.

Миновав кучу камней и очутившись на открытом пространстве, они оказались в такой кромешной тьме, что даже будучи дроу, обладающими способностью видеть в темноте, пришли в замешательство. Громф произнес несколько слов и взмахнул рукой, и вокруг возникло тусклое алое свечение. Они находились примерно посредине туннеля, решил архимаг; неподалеку он заметил магическую металлическую дверь, которую сам же создал.

«Что это?» – услышал он вопрос Квентл и, оглянувшись, увидел, что Мефил во время их бесплотного путешествия подобрал что-то.

– Посох дартиир, – объяснил Громф, взял Иглу Коза и подал ее сестре.

Мефил указал вниз, на кучу камней, и пошевелил щупальцами. При помощи псионической магии он сдвинул в сторону несколько небольших камней, и показалась нога – нога с нежной светлой кожей, нога женщины-дартиир.

– Значит, она мертва, – без выражения в голосе произнесла Верховная Мать, потому что Далия была похоронена под тоннами камней.

Но мгновение спустя Громф хмыкнул, и они с сестрой увидели, как Мефил снова стал полупрозрачным, ухватил Далию за щиколотку, и его псионическое состояние передалось ей.

Иллитиды не сильны физически, но Далия легко выскользнула из-под кучи обломков. В этот момент она существовала в ином измерении.

Мефил положил ее на землю; затем он и Далия снова приняли материальный облик, но дартиир не шевельнулась – действительно, на первый взгляд она была мертва.

Однако Мефил знал, что это не так, о чем и сообщил темным эльфам.