Ночь с лучшим другом

— Да и так все ясно, — отвечает он, выкидывает мусор и укладывается обратно. — Митю забрали, от тебя откупились квартирой.

— Это была моя мать, — выговариваю я, прижимая коленки к груди и прижавшись спиной к бетонной стене. — Алекс мне все рассказал. Митя от другого мужика, а я ей не нужна. Представляешь?

Слезы сами, непроизвольно стекают по щекам, и я жду от Мирона хоть какой-то поддержки. А он лежит, убрав волосы за уши и смотрит на меня. Просто смотрит.

— Ну скажи хоть что-нибудь! — кричу я и толкаю его ногой в живот, стирая слезы и сопли с лица. И вдруг слышу.

— Давай ремонт здесь сделаем?

Я ожидала чего угодно. Даже предложения заняться сексом. И самое страшное, что сейчас я бы согласилась. На что угодно, только бы не думать о предательстве тех, кого я люблю. И полном равнодушии Алекса.

Но ремонт?… Даже хорошо, что не секс.

— Давай… А… — совершенно не знаю, как спросить про нас с ним. Просто совместный ремонт делают пары. А мы с ним кто? Друзья? — Мы будем встречаться?

— Давай пока просто ремонт сделаем, — усмехается он и тянет меня на единственную подушку. — А потом посмотрим…

Мирон прижимает меня спиной к себе, обнимает талию, но ничего вниз больше не подкладывает. И я все жду, когда возникнет этот самый стояк. Спустя пол часа, когда затылком ощущаю спокойное дыхание, становится ясно, что возбуждаться Мирон не намерен. А значит можно расслабиться и погрузиться в сон.

И там мне снятся цвета, которые потом мы и используем для покраски стен. Бежевые, желтые, красные. Все строго по учебнику одного блоггера в ютубе.

Только вот времени на это мало, потому что Мирон каждое утро улетает на трек, тренироваться, потом работать, а я работаю в кафе официанткой.

Мало кому нужна девушка без образования и опыта, но в «шашлыкоффе», что располагался на линии метро, ближнем к дому Мирона меня берут почти сразу. Хозяин Рашид сделал выбор в мою пользу, когда на собеседование пришла другая, пухленькая девушка.

И все бы ничего, работа не пыльная. Только контингент посетителей мне не очень нравится, а их шуточки и постоянные шлепки по заднице создают ощущение, что я трактирщица из романа о средних веках. Вот-вот какой-нибудь заезжий лорд или сам Рашид, предложит мне серебряник, чтобы я с ним провела пару часов.

Но когда я думаю о том, чтобы найти другую работу, я вспоминаю незаконченный ремонт и сколько удовольствия он мне приносит. А еще сколько денег на него уходит, а чаевые эти мужики, жрущие мясо тоннами и запивающие все это пивом очень неплохие. Так что скрепя зубы делаю свою работу и каждый вечер сажусь на мотоцикл Мирона, показывая всем, что несвободна.

И я бы может и хотела быть с ним, чтобы и врать не приходилось хозяину ресторана, но Мирон упорно делает вид, что мы с ним просто друзья. Даже шутить пошло он больше не пытается. Он просто рядом. Просто всегда на связи. Родной, близкий, но всегда держащий дистанцию.

И спустя месяц, когда работа над ремонтом таки была закончена, а в квартире даже появилась икеевская мебель, я решилась на вопрос.

— Я тебе больше не нравлюсь?

Мирон собираясь выпить вино, что мы купили в честь окончания ремонта, отставляет бокал.

— Тебя что-то не устраивает?

— Да, причем тут это? Просто ты говорил, что мы сделаем ремонт и посмотрим…

— То есть ты делала ремонт, чтобы залезть мне в штаны? — усмехается он, откидываясь на спинку синего стула, на что я вскакиваю. Это его черствость, проявляющаяся, когда речь заходит о романтике убивает. Злит. Бесит!

— Нет! Но ты говорил…

— Хочешь потрахаться? Давай, — берется он за пряжку ремня, а я ему в лицо вино из стакана выплескиваю.

— При чем тут секс! Я про другое! Про близость, про дружбу, про свидания, про любовь в конце концов.

— Да не могу я! — орет он в ответ и уходит на балкон. А я стою и не понимаю.

Я какая-то не такая? Почему меня все отвергают? Что со мной не так?

Тогда что я здесь делаю? Почему живу у Мирона, когда, например, от своей квартиры на работу мне ехать ближе.

Разворачиваюсь, хватаю сумку и начинаю складывать не многочисленные вещи, а когда из рук все выхватывает Мирон, растущая внутри обида выливается в пощечину.

Но он обхватывает мое лицо, смотрит в заплаканные глаза и я жду поцелуя. Сейчас, ведь я вижу, что он меня хочет. Он и сам признавался не раз.

И я хочу его поцелуя. Момента близости, когда из головы все проблемы должны вылететь.

Но вместо этого Мирон обнимает меня и прижимается всем телом.

— У меня женщина есть. Я ее трахаю. И последнее что я хочу, это марать тебя этим дерьмом. Саш…

Я его отталкиваю. Не могу поверить в то, что он говорит. Даже в голове не укладывается.

— Ну что ты смотришь? — орет он.

— Ты поэтому мне советовал с Алексом переспать? Потому что сам такой же?! Знаешь, как это называется?

— Знаю. Только вот без этого мы бы ремонт не сделали, и все что ты имела этот месяц и развлечения и одежда… Кино, шмотки…

— Ты издеваешься?! Я живу за счет твоего члена?! Господи! Да мне ничего этого не надо! Я же работаю! Каждый день херачу на этого урода, пока ты просто занимаешься сексом?! — кричу я и хватаю свою сумку. И на протест Мирона, снова даю ему пощечину.

— Прекрати бить! В ответ прилететь может.

— Да пошел ты! Проститут! Я жду, когда ты соизволишь меня поцеловать, а ты целуешь другую. Или чем вы там еще с ней занимаетесь…

С этим и выбегаю из квартиры, только чтобы не видеть не ремонт, в который я вложила душу, не идиота, в которого я чуть не влюбилась.

Глава 21.

— Шурочка, тебя довези, моя дорогая..

Голос за спиной с явным акцентом врезается в мозг и заставляет замереть с тряпкой в руках. Посетители уже ушли, поваров отпустили час назад, а пытаюсь заработать еще несколькими часами смены. Но обычно в это время меня забирал Мирон, а теперь я добегаю до метро, которое вот-вот закроется.

— Нет, Рашид Мурадович, — не оборачиваясь, отвечаю. — Меня Мирон заберет, — вру, ну а что еще остается.

Последнюю неделю кажется только ленивый не спросил, где мой красавчик. И что они красивого в Мироне нашли?

— Ну зачем ты врешь, моя красавица, — обдает мое щеку его гнилостное, прокуренное дыхание и я резко оборачиваюсь, роняя тряпку к его начищенным до блеска остроносым ботинкам. Он совсем рядом. Нависает как коршун, которого он мне так напоминает со своим огромным носом, где ноздри раздуваются как у быка перед нападением. — Бросил тебя твой патлатый. Но ты не волнуйся, одна такая спелая девочка не останется.