Ночь с лучшим другом

— Чтобы из головы дурацкие мысли выкинул.

Мы идем вдоль шоссе все дальше, пока мимо нас в разные стороны несутся машины. Мне все так же некомфортно. Мирону же все нипочем. Он словно что-то в уме просчитывает.

— Надо было для легенды хоть гитары взять, — думаю вслух, когда пассажиры в очередной машине на нас обернулись.

— Зачем?

— Сошли бы за бременских музыкантов, — бурчу я, невольно поглядывая в лес. — Может туда?

— Нет, — отрезает Мирон. — Там идти дольше будем, а я уже жрать хочу.

— Я тоже голодный, — канючит Митька.

— Да вы че! — кричу я. — Хватит ныть! Нам дальше идти надо, останавливаться нельзя. Я не хочу спать на улице, в лесу!

— Ложись… — что? Ничего не понимаю, но мне и не требуется.

Мирон буквально толкает меня на дорогу поперек разметки и кладет ровно на край, при этом трогая тело и ноги.

— Хватит меня домогаться.

— Да кому ты нужна? Лежи, и не двигайся, — говорит он, и я вижу, как он достает из рюкзака внушительный камень и кидает на дорогу.

Именно в этот момент из-за поворота со стороны Приюта появляется джип, резко затормозивший из-за брошенного камня, а Мирон уже убегает и кричит из-за кустов.

— Притворись умирающей и не забудь про прокуратуру.

— А ты?! — кричу я, с волнением наблюдая, как он скрывается, словно еще один кусок мозаики, открывающей для меня мир взрослых. — Как же долг?!

— Я тебя найду, не сомневайся! — шипит он и скрывается ровно за секунду до того, как дверь машины открывается. А по асфальту слышатся тяжелые шаги. Я прикрываю глаза, шепчу Мите:

— Подыграй.

Пауза затягивается, а открывать глаза я боюсь. С другой стороны, может мужик маньяк какой, раз даже слова произнести не может.

Я даю себе установку открыть один глаз. Только один, чтобы узнать, что с Митей все хорошо. И тут же почти задыхаюсь от взгляда, которым осматривает меня мужчина.

Высокий, с этого ракурса кажется просто нереально огромным. И что самое главное, он не планирует даже спрашивать, в порядке ли я. Словно ему все равно, а я просто неинтересна.

— Отдохнула? — спрашивает он совершенно бестактно, что не вяжется с его стильным костюмом серого цвета и отчерченной квадратом челюстью. А руки в карманах говорят о его нетерпении. — Вставай, у меня нет времени с тобой возиться.

— Возиться? — не понимаю я совершенно ничего. Митя тоже хлопает глазами, смотря на мужчину. — О чем вы говорите?

— Кто кинул камень? — неожиданно спрашивает он.

— Мирон, — автоматически говорю я, невольно бросая взгляд на ту часть лесной полосы, где он скрылся, но в голове такой сумбур из мыслей, что меня начинает подташнивать. — Но откуда вы знаете, что камень бросили. И почему…

— Саша, — ошарашивает он меня знанием имени. — Не напрягай мозг, морщины будут. Просто садись с машину.

Он осматривает колеса на своем джипе, пинает их, после чего открывает заднюю дверцу, и мне действительно становится не по себе. Настолько, что я даже торможу уже было рванувшего Митю. Он всегда любил дорогие тачки, понимаю, в то время как вопросы плавают в голове пираньями, то и дело пытаясь сожрать часть сознания и повергнуть меня во мрак.

Почему Мирон остановил именно эту машину? Почему именно в этот момент? Откуда он знал? У них заговор? Что со мной хотят сделать?

— Вот, я же говорю, — усмехается он и первое, что я замечаю, это ямочку на щеке. — На лбу уже морщина. Садитесь быстрее.

— Мы вас не знаем.

— Зато я знал ваших родителей. Садитесь, я все вам расскажу, — говорит он, уже теряя терпение, что выражается раздувавшимися ноздрями и почти шипением. — Ну!?

— Тогда почему вы раньше не объявлялись? — упираю руки в бока, начиная заводиться от злости и осознания собственного невежества. Но тут вдруг рядом с нами затормаживает черный мерседес. И на заднем сидении я вижу пару отморозков, что не раз появлялись у нас в приюте. Именно это, а не что другое, заставляет меня схватить Митю за руку и сверкнуть пятками в сторону машины.

Мужчина хмурится такой реакции и вдруг поднимает полы пиджака, где на поясе я вижу кобуру с пистолетом.

Он идет разговаривать с отморозками, что вышли из своей тачки и уже прицелили взгляд в нас. Жестикуляцией я понимаю, что они начинают борзо угрожать, демонстрируя оружие. Мы с Митей переглядываемся.

— Может сейчас убежим?

— Не волнуйся, — прошу я, хотя у самой душа давно плашмя валяется в пятках. Просто учитывая целый неизвестный мир, мужчина, знавший наших родителей, кажется почти надежным.

«И красивым», — мелькает мысль. Может и глупая. Это ведь только в детских сказках красивый, значит, добрый, а уродливый, значит, злой. В жизни это так не работает, и порой за позолотой скрывается ржавчина.

— Ты думаешь, он хороший? — спрашивает Митя, а я только и думаю, что понятия хороший и плохой сильно размыты. Вот и сейчас высокий незнакомец демонстрирует свое оружие, и после того, как мужчины посверлили его взглядом, что-то им говорит и преспокойно разворачивается к машине.

Сердце на каждый его широкий, почти солдатский шаг отбивает стройный ритм, особенно от того, как он на меня смотрит.

Не могу понять, как к этому относиться, не сказать, что я много общалась с мужчинами. Особенно такими вот загадочными. Обычно парни предлагали мне разные финтифлюшки, типа украшений или сигарет за возможность со мной встречаться. И я бы может и согласилась бы хоть раз, но в слово «встречаться» мы вкладывали разный смысл. Так что мне приходилось их отваживать, порой отбивать атаки на свое тело. И почему-то сейчас меня волнует вопрос, смогла бы я сопротивляться такому крупному и сильному мужчине. Но самое главное, захотела бы?

Незнакомец открывает двери, садится за руль, заводит двигатель. И я уже хочу открыть рот и начать задавать череду своих вопросов, как он поворачивается к нам, вынуждая провалиться в омут его серых глаз.

— Я — Алекс.

Я Алекс. Как просто. Имя под стать его равнодушию. Но меньше всего я должна думать о нем. И об этом человеке в принципе. Уж точно не замечать изгиб губ или форму ушей.

— Они хотели забрать Митю? — законы вежливости меня не очень интересуют. Тем более мое имя он знает. — Почему они даже не попытались?