Ночь Седьмой тьмы

Уцелевшего человека зовут Феликс Саймон. Он сумел добраться до Майами и выйти с нами на связь вскоре после этого. К сожалению, он был серьезно ранен при нападении и сейчас находится в больнице, иначе он был бы здесь со мной и сам рассказал бы вам все, что ему известно. Я, однако, беседовала с ним два дня назад, и мне удалось воссоздать примерную картину того, что, по моему мнению, происходит на Гаити в данный момент.

Она прервалась и сделала глоток воды из стакана, который стоял на столе перед ней. Напряжение в комнате нарастало. Даже звуки ребячьей возни, казалось, отдалились куда-то.

– Как большинству из вас уже известно, ситуация на Гаити нестабильна больше, чем обычно, с тех пор, как генерал Цицерон пришел к власти. Оппозиционные группировки образовались во всех крупных городах. Деньги поступают с Кубы. Со временем, как мы полагаем, полномасштабная революция могла бы прочно утвердить Гаити в составе стран коммунистического лагеря. Я понимаю, многие из вас могут не согласиться с подобным анализом. К сожалению, это никак не повлияет на то, что там вот-вот произойдет.

Факт состоит в том, что Седьмой Орден считает коммунистическую революцию неизбежной, если ничего не будет сделано, чтобы предотвратить ее. Предпочитая не ждать, пока Цицерона свергнут и их собственные планы затормозятся на неопределенное время, они решили сделать упреждающий ход. У них есть свой кандидат на президентской пост, генерал Валрис, нынешний министр обороны.

– У нас есть... – Она подошла к самой трудной части. – У нас есть два человека, которые в данный момент выполняют наше задание в Порт-о-Пренсе. Оба не имеют никакой оперативной подготовки. Один из них является лейтенантом нью-йоркской полиции, другая – гаитянка, чей брат возглавляет национальную службу безопасности при Цицероне.

Лейтенант Абрамс и Анжелина Хаммел были направлены на Гаити в качестве... приманки. – Салли закрыла глаза. Она увидела черных рыб с рядами треугольных зубов, рыбы плавали в водной круговерти. Она не могла рассказать им всего, так было решено.

– Мы полагаем, что рыба, возможно, клюкнула. Вчера президент Цицерон ввел комендантский час.

Есть сообщения о появлении войск на улицах нескольких городов. Два главных аэропорта были закрыты. И мы потеряли всякую связь с нашими двумя агентами. Мы полагаем, что Уоррен Форбс также находится сейчас на Гаити. Лично я убеждена, что он просто ожидает приказа действовать. Нам необходимо принять меры быстро, и эти меры должны быть решительными. Вот почему вас пригласили сюда сегодня.

Салли села. Она чувствовала опустошенность внутри. Ее руки дрожали. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Она взглянула на часы. Обед должен был начаться десять минут назад. Она удивилась, почему жена Сазерленда не позвонила ему в «берлогу», чтобы сказать, что все готово. Сазерленд, специально попросил ее об этом, чтобы не дать затянуться утреннему разговору. Было жизненно важно, чтобы каждый чувствовал себя свежим и готовым к самой трудной части сегодняшней программы – послеобеденной дискуссии.

Сазерленд тоже поглядывал на часы. У него появилось странное ощущение, что не все совсем в порядке. Он исподтишка оглядел комнату. Все выглядело так, как и должно было выглядеть. Салли снова встала, чтобы прояснить один-два момента, потребовавшие немедленного внимания. Сазерленд почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке. В чем дело? Почему он так разнервничался?

Салли села. Эмерик Йенсен предложил несколько комментариев. Кто-то задал вопрос. Сазерленд не слышал о чем, он был слишком занят прислушиваясь, очищая сознание. И вдруг со щелчком все встало на место. Дело было не в каком-то звуке, а в отсутствии звуков – тишина, которая привлекла его внимание. Дети играли снаружи, носились туда-сюда, кричали, смеялись. В какой-то момент все эти звуки прекратились.

Возможно, его жена увела, их в дом, чтобы приготовиться к обеду? Сазерленд прислушался. Внизу не было слышно ни детей, ни взрослых. Он знал этот дом, он прожил здесь с семьей пятнадцать лет, он знал его звуки.

Не говоря ни слова, он встал и подошел к боковому окну кабинета, которое открывалось на внутренний дворик и парк. Он посмотрел вниз.

Что-то случилось со временем. Оно остановилось, пустилось вскачь, остановилось снова. Он прислушался к ударам собственного сердца, и между каждым толчком проходили целые жизни. Он слышал голоса за спиной, но не понимал, что они говорят.

– Я спросила, с тобой все в порядке, Сазерленд? – Салли шагнула к нему. Он словно не слышал ее. На что он там смотрел? Почему его руки так сцепились вместе? Она подошла и встала рядом. Он побелел, как лист бумаги. Она проследила его взгляд, через окно и вниз, в парк.

– Господи милосердный!

Дети лежали на лужайке, там, где их свалил газ, некоторые лицом вверх, другие – вниз. Сюзи Крессуэлл была среди них, девочка в розовом свитере. Салли узнала дочерей-близняшек Донована, Эллен и Линду. Вместе с детьми на траве лежало несколько взрослых.

Человек в черном костюме и противогазе пробирался между неподвижными фигурами. В руке он держал пистолет с глушителем и приканчивал свои жертвы одну за другой выстрелом в затылок, по одному на каждую. Тела по очереди дергались и замирали.

Салли повернулась и схватила свой жакет, наброшенный на спинку стула. Со всех сторон к ней обратились недоумевающие лица. Кто-то уже вскочил на ноги. Она выхватила из кармана переговорное устройство и нажала кнопку.

– Гари! Роберт! Вы внизу! Вы меня слышите? – Она пыталась связаться с охраной, выставленной вокруг дома. Она знала их всех по именам. – Пит! Кто-нибудь, немедленно сюда! Отвечай же, ради Бога!

В коридоре за дверью кабинета послышались шаги.

Последним, что она услышала, – последним, что услышал каждый из них, – был громкий взрыв, сорвавший дверь с петель. Последним, что она увидела, был человек в черном, который держал в руках тяжелый автомат.

64

Порт-о-Пренс лежал истерзанный и побитый в неверном солнечном свете, охраняемый с тыла нависшими над ним опустошенными холмами. Море тыкалось в берег, как соленый кончик языка, пробующий дупло в гнилом зубе. Спокойные воды после сердитых волн, свет после тьмы, тишина после неистового рева, гниение после смерти. Только море было живым, оно набухло, покрытое нефтью и обрывками водорослей, бесчисленными обломками и всевозможным мусором, – оборванное, грязное существо.

«Фаншетта»ковыляла к гавани, сидя низко в воде. С чистого голубого неба упала птица, белокрылая, с хриплым пронзительным криком, и, пролетая, задела крылом рулевую рубку. Маленькое судно приняло много воды на борт, и его насосы уже начали заедать. Рубен, Анжелина и Август стояли на палубе, бессловесные и переставшие что-либо чувствовать, и смотрели, как море расступается перед ними. Они пережидали ураган всю первую ночь и большую часть следующего дня, то погружаясь в сон, то приходя в себя на какое-то время; их сны были белыми и нагими, одержимыми ураганом.

Три раза Анжелина просыпалась в жутком крике, и не было никого, кто мог бы ее утешить. Август долго сидел, устремив неподвижный взгляд в море, потом и он погрузился в тревожный, дерганый сон. Рубен плавал в горькой темноте, в него входили боги, которых он и не знал, и не любил. Его родители не навещали его там, не приходили ни Девора, ни Линдстрем, ни Дэнни, никто из мертвых. Но он видел живых, он видел Салли, Форбса, Макса Беллегарда, они исполняли какой-то странный танец, а Дуг Хупер, кровавый, бесстрашный, с посеревшей кожей, вращался среди них с ожерельем из горящих брошюр на шее.