Ночь Серебра
Шрифт:
— Страх-то какой! Что это? — прошептала Славка, отодвинувшись и не смея ещё раз взглянуть на ровное золотистое пламя. А Ярико сжал ладонь в кулак, и огонь погас, будто свернулся маленьким колечком.
— А ты не бойся, — юноша потянулся к девушке, отстранил её руки от её лица. — Это дар мой. Перуна-батюшки благословение.
Славка притихла, поднялась с лавки. Лицо её было бледно, руки едва заметно подрагивали. У неё всегда дрожали руки, едва она начинала тревожиться, и она ненавидела это в себе…
— А у меня дар есть? — неосторожный вопрос сорвался с уст, и девушка, ойкнув, прикрыл рот ладонью. Ах, пошто только спросила… Вот сей же час посмеётся над нею да пошутит… Однако Ярико всё так же оставался серьёзен.
— Отчего ж не бывать?
Славка помотала головой, отчего косичка смешно прыгнула с плеча на спину и зацепилась за рябиновую низку, и даже отступила чуть назад. Ярико засмеялся и тут же, словно вспомнив о боли, коснулся ладонью раненой щеки, успокаивая растянувшуюся царапину.
— Да не бойся ты, — негромко отмолвил он. — Подойди. Огонь мой тебе дурного не сделает.
— Не сделает? — шёпотом переспросила всё ещё бледная Славка. Ярико усмехнулся краем губ: смешная девчонка! Ведунья лесная, живёт, почитай, одна посередь леса, разве что вот с матерью да сестрёнкой меньшой, а людей — надо ж так — боится. Но Славка опасливо села на край постеленного шерстяного покрывала, спустя некоторое время подвинулась ближе. И тогда Ярико накрыл своею ладонью её две маленькие протянутые ладошки.
— А ты мне правду скажешь?
— А на что мне тебе лгать? — искренне удивился юноша. — Ты мне, почитай, жизнь спасла.
Славка кивнула. Несколько долгих минут они сидели молча, и ладонь Ярико лежала на сложенных лодочкой ладошках Славки. Ничего не происходило.
— Не вижу покамест твоего дара, — тихо произнёс наконец Ярико. — Когда надобно будет, он сам откроется. Я, вишь ты, тоже не ведал о нём, пока не понадобилось…
Девушка смотрела на него изумлённо, вопросительно, широко распахнутыми светлыми глазами. Маленькие светло-русые реснички чуть подрагивали, отбрасывали короткие тени на бледные щёки. И руки, сцепленные замком на коленях, не могли лежать спокойно: то край пояска теребили, но пальцы перебирали. Губы Славки были чуть приоткрыты, словно она была удивлена чем. Хотя, впрочем, так-то оно и было. И Ярико вдруг поймал себя на том, что сам не заметил, как залюбовался большими серо-зелёными глазами, аккуратным носиком, малость длинноватым для такого тонкого лица, и ещё маленькими тонкими губами, сухими, с короткими трещинками на них. Очевидно, почувствовав на себе пристальный взор чужих глаз, Славка смутилась, щёки её покраснели. Как все темноволосые люди, она легко краснела. И Ярико залюбовался этим нежным румянцем, неожиданно вспыхнувшим на её не тронутых загаром щеках.
— Вижу, спросить хочешь… Ну, спрашивай, — промолвил он, попытавшись, чтобы голос прозвучал как можно более спокойно и ласково. Не можно иначе было к этой юной лесной ведьме: только добром и ласкою, и без того пуганая.
— Как понадобилось? — прошептала Славка, поднявшись и оправив холщовый подол.
— Давно было, — нахмурился юноша. Он ожидал этого вопроса. Ожидал и боялся. — Мне, кажется, четырнадцатый минул. Да, верно, придётся рассказать тебе всё…
— Расскажи! — улыбнулась Славка. — Только я на месте сидеть не буду. Дел и так…
С этими словами она выпорхнула из горницы, её лёгкие шаги послышались где-то в сенях, потом что-то зашуршало, с глухим стуком упало, и Славка воротилась в горницу с берёзовым веником в руках и деревянной коробочкой без верха. Наклонилась, стала подметать, и некоторое время тишину нарушало только негромкое шуршанье сухих берёзовых листочков. Наконец Ярико вновь заговорил.
— Мы с Веленой уж спали. Ночь была. Велена — сестра моя, сверстница, — пояснил он, встретившись с вопросительным взглядом молодой хозяюшки, — жили мы с нею у Ольгерда на дворе. Она, вишь ты, кружевница первая во всём Загорье, а я оружейником был, луки им сгибал да стрелы вырезал. Худое дело, скучное, — в голосе юноши послышалась невесёлая усмешка. — И, как сей день помню, спустился в наш сруб слуга Ольгердов, даже прозванье его помню: Торлейвом звать его. Велена ему кружево плела для ладушки его. Ночами работала,
глаз не смыкала. И ведала бы ты, как он отблагодарил-то её…Тень промелькнула по лицу Ярико, он сурово сдвинул брови, но пйомал на себе взгляд Славки, тёплый да ласковый, и сумел вновь взять себя в руки. Много месяцев ещё потом виделась ему в страшных кошмарах та ночь… И то, что он сам сотворил, не мог простить себе, всё ж можно было как-нибудь словами, но после, думалось ему, — нет, нельзя! Никак нельзя! И снова и снова он слышал в том кошмаре истошный крик сестрёнки, на помощь которой не пришёл никто. А Славка тем временем даже веником своим шуршать перестала, разогнулась, с тревогою и нескрываемым любопытством глядя на Ярико. В работе она казалась ещё милее: русая косичка растрепалась, короткие прядки закудрявились и упали на раскрасневшееся лицо.
— В срубе темно было, как под землёй, да что там — под землёй он и есть. Я спал, умаялся с вечера… И Торлейв зашёл, работу Велены забрать. Она, видать, поднялась к нему… А он её… — Ярико опустил голову, не желая вспоминать плохое. — Поласкаться ему, вишь ты, захотелось… Ну, она и крикнула. Я проснулся. Смотрю — они ещё там. Бросился на него, да что я, мальчишка. супротив ратника сделаю… Он её пустил, меня ударил, а я ему — в ответ. Тогда и поджёг его одёжу. И сам не ведаю, откуда тот огонь взялся, из пустоты будто, а потом смотрю — и на руках моих пламя, горит, да не обжигает. Торлейв, конечно, сбежал да бочку с водой на себя опрокинул, повезло ему на тот раз. А я с той поры пламя в руках держать могу.
— Где ж ты жил ране? — поинтересовалась Славка. — Откуда пришёл-то? Не наш ты, это верно, не видала я тебя никогда.
— Я из Загорья, — ответил юноша. — Родились мы с Веленой там. А жили у Ольгерда, его-то ты должна знать.
Вместо ответа Славка лишь покачала головою. Не знала она никакого Ольгерда, ни о каком Загорье не слышала ранее. А спросить стеснялась.
— Ты спрашивай, ежели что, — подбодрил её Ярико. — Вижу, не знаешь. Ольгерд — князь наш. Суровый уж больно, всё славы ищет себе да своим ратникам. Взбрело ему в голову уж солнцеворотов пятнадцать назад о каком-то пророчестве про Ночь Серебра. Что, мол, ежели кто-то отыщет все руны богов, соединит их в круг, зажжёт свечу да желание загадает, то всё исполнится в Ночь Серебра… Вот Ольгерд и ищет руны.
— А вы-то при чём?
— Нагадали ему, что в День Серебра, тот самый, что перед ночью… Ну, последний день третьей седмицы травня-месяца… Мальчишка на свет появится, который соперником ему станет. Вот он и приказал убивать всех, кто в тот день родится… А нам с Веленой повезло, нас батюшка укрыть сумел. А потом уж хватились да в сруб бросили обоих.
Ярико вздохнул, вспоминая девять долгих солнцеворотов плена, и Славка сочувственно вздохнула в ответ. О пророчестве она, конечно, достаточно многое поняла, но не верилось ей, чтобы прямо любое желание сбывалось, пока горит свеча. Тем временем Ярико умолк, перевёл дух, посмотрел на девушку. Славкины глаза были донельзя распахнуты, юноше даже почудилось, что в их светлой глубине он себя увидал, но тут же девушка моргнула, и наваждение пропало. Оставив берёзовый веник на полу, девушка забралась на сдвинутые лавки, превращённые в постель, и, подобравшись к юноше поближе, просто обняла его, не говоря ни слова. Ярико неловко обнял её в ответ одной рукою, провёл по спине, по острым, выступающим крыльям-лопаткам.
— Ну чего ты? Не жалей меня, не надо. Уж позади всё, видишь — сбежал и даже жив остался.
Он попытался пошутить, но на Славку эта шутка не подействовала. Она уткнулась носом в плечо его и, опустив руку, погладила его недвижную правую ладонь.
5. Пряха
Они сидели молча ещё долго, и Славка чувствовала ладонью тёплую, шершавую руку Ярико, и казалось ей отчего-то, что именно с ним она в безопасности. Не одна, не с кем-либо ещё… а с ним.